Сага о двух хевдингах

Пока не появилась Дагна.

— Хотевит!

Ее звонкий голос прорезал тишину. Альрик вздрогнул, нож рассек кожу, и теплые капли крови поползли по шее вниз.

— Кай, помочь? — вмешалась она.

— Иди в Бездну, — сквозь зубы проговорил я.

Альрик опустил руку с ножом и помотал головой.

— Ты прав. Незачем перекладывать это на других, — пробормотал он. — Но сам не могу. Она не даёт.

Я сглотнул слюну и ощутил, как сильно пересохло во рту.

— Клянусь… клянусь, это в последний раз. Больше вытаскивать не буду, убью своими руками.

На изможденном сморщившемся от засохшей крови лице Альрика появилась кривая улыбка.

— Ты поклялся!

— Я поклялся.

Беззащитный улыбнулся еще шире.

— Хорошо! Это хорошо!

Только после этого подошел Тулле и сказал:

— Тут неподалеку ручей. Умыться бы, — и увел Беззащитного.

Я же перехватил мелькнувшего Коршуна, велел отыскать и привести сюда всех рунных в пределах его чутья. Всех — и ульверов, и живичей. Никого не убивать, но если кто начнет сопротивляться, ломать руки-ноги безо всякой жалости и волочь силой. Сарап кивнул, позвал с собой Леофсуна, Простодушного и подошедшего Квигульва Синезуба, самых высокорунных и наименее раненых ульверов.

Может, я переусердствовал с даром? Судя по всему, низкорунные живичи полегли все, да и многие высокорунные, которых Альрик не порвал до смерти, тоже не выжили. А мне ульверы нужны здоровыми и с рунами.

Вскоре начали подтаскивать раненых. Дударь приволок изломанного Свистуна и тихонько спросил, не мог бы я собрать стаю, чтоб хоть как-то подлечить ребят. Но я не мог. Боль всё ещё слишком сильно била.

Дагна стояла в стороне и что-то жарко обсуждала с Хотевитом. Жирный то и дело поглядывал на меня, и я видел в его глазах не благодарность, а ненависть, хотя злиться должно мне, а не ему. Всё, что было обещано ему, сделано, а вот он не сдержал ни единого своего слова.

— Кай! — ко мне подбежал Рысь. — Там Живодер… Нас он не слушает, так, может, тебя…

Я кивнул, но перед уходом сказал Дагне:

— Если уйдешь сейчас, предашь и нас. Больше я прощать не намерен.

— Не уйду. Но у меня тоже есть вопросы, — ответила она.

Живодер нашелся в тысяче шагов от поляны. Он ухитрился отыскать троих недобитых живичей, двоих покалечил и привязал к деревьям, а третьего раздел догола и творил с ним что-то непонятное. Полоумный бритт на этот раз не обошелся узорами на коже, а пошел дальше. И глубже. Половина лица живича была ободрана, вырезан глаз, и я увидел его на лопухе в сторонке, там же лежали ухо и часть зубов. Впрочем, Живодер уже закончил с лицом, и я мог полюбоваться на трепещущую розоватую массу, виднеющуюся из-под вывернутых ребер.

Живич, наверное, проклял свои шесть рун. Безрунный бы уже помер от боли, а хускарл может продержаться в таком виде очень долго. Невыносимо долго.

Привязанные живичи застыли от ужаса, понимая, что их ждет впереди. Наивные! Вряд ли Живодер будет повторяться.

— Живодер! Я забираю их! — громко сказал я. — Всех!

Бритт даже не обернулся.

— Рысь, отволоки этих двоих на поляну. Дальше я сам.

Неспешно подошел к Живодеру, еще раз осмотрел его творение. В этом было нечто красивое. Занятно посмотреть, как выглядит человек под кожей. Я и не знал, что ладонь сложена из стольких маленьких косточек. Да я даже не задумывался об этом никогда!

— Живодер! Не убивай его! Мне нужна его жизнь.

Только сейчас бритт вскинул голову и увидел меня. Потом вновь перевел взгляд на свою жертву.

— Нет. Он не выжить.

— А что ты хочешь сделать с ним?

— Потом живот, смотреть внутри, тут тоже глядеть хочу, — он показал на пах живича. — Нога не буду, там всё знаю. Потом резать голова, убирать кость. Не выжить.

— Ты можешь резать мертвых. Их много.

— Нет. Мертвый не живой. Смотри! Оно дышит! Вверх-вниз. Вверх-вниз, — и указал на ту розовую массу. — А еще вот тут, — он указал на красный кусок мяса под ними. — Гнётся туда-сюда. Чтобы не дышать, не нужно бить ребро, можно бить сюда.

Я нащупал у себя это место. Ну, все и так знают: если ударить в поддых, потом трудно дышать.

— На труп не увидеть, — договорил Живодер.

И что ему сказать? Вдруг кому-то из ульверов не хватит именно этой жизни для новой руны? Вдруг кто-то ранен так сильно, что без благодати не выживет?

— Долго он еще проживет?

— Вечер? Ночь? — пожал плечами бритт.

— Давай так. Если понадобится жизнь, я его заберу. И смотри, не убей его до ночи. Ты понял?

— Понял!

Я повторил громче:

— Ты понял, Живодер?

На этот раз он поднял голову и сказал, глядя мне в глаза:

— Стая впереди. Он жив до ночи!

Когда я вернулся на красную поляну, там уже вовсю бранились. Хотевит стоял на коленях возле притащенного живича, вроде бы как раз из Живодерских, а Дагна повторяла его слова на нордском:

— Хотевит хочет выкупить эту жизнь! Это его родич.

Ей противостоял Рысь, нисколько не боясь перечить хельту.

— Не ты его поймала, не тебе и решать. Хёвдинг велел притащить их сюда не ради твоего жениха.

Бездна, у меня аж в груди потеплело. Хёвдинг… Я прежде не слышал, чтоб ульверы называли меня так, хоть в глаза, хоть за глаза.

— Хотевит еще свою жизнь не выкупил! — вмешался я. — И где Велебор? Он же был с тобой, когда на нас напали.

— Выкупить? Почему он должен ее выкупать? Он же не трэль! Его не полонили в бою!

— Потому что вот что случилось! — я широким жестом обвел поляну. — Знаешь, почему хирд сражался без меня? Я ждал Хотевита! Вернее сказать, ждал свое серебро. И где оно? Его нет, зато есть Хотевит и есть его родичи, что напали на моих ульверов! — к концу я уже кричал. — И где, Безднова хмарь, Велебор? Коршун! Найди Велебора! Хоть мертвым, хоть живым.

Я смотрел на Свистуна, голени которого были изломаны в нескольких местах, на Сварта, что морщился, зажимая плохо перевязанную рваную рану вдоль всей руки, на бледного до синевы Отчаянного с жестко сомкнутыми сухими губами, на широкую спину Вепря, что склонился к застрявшей в Альрике стреле. Тулле, смыв кровь, стал выглядеть еще страшнее. Да, большинство его порезов и впрямь были царапинами, только вот сотворили их не нож и не острые когти. Из него будто хотели выдрать мясо, да пальцы соскальзывали и сдирали кожу ногтями. Эгиль — стрела в боку. Офейг и Нотхелм Бритт тоже подстрелены.

— Херлиф, расскажи, как всё было.

Ульверы стояли лагерем точно так же, как было при мне. Когда я созывал стаю, они чувствовали, как я далеко, и прикидывали, где я примерно находился в это время. Вскоре они заметили, что я не отхожу, а напротив приближаюсь к ним и больше не двигаюсь. Через полтора дня ульверы забеспокоились и отправили ко мне Коршуна с Твердятой.

— Коршун — чтобы понять, сколько вокруг тебя людей и какой силы. Твердята — чтоб переговорил с живичами, если тебя поймали, узнал, кто и что будут делать.