Сага о джиннах: Возвращение джинна. Последний джинн. Джинн из прошлого (сборник)

– А что, есть шансы? – прищурился Игнат.

– Почему нет? Если Черви побывали на Луне, то они вполне могли навещать Землю.

– По-моему, ни одна археологическая экспедиция не находила следов пребывания Червей на Земле.

– С тех пор прошел миллион лет, материки разбежались, по Земле прокатилось не одно оледенение, да и вулканы резко изменили ландшафт материков. Плохо, если «червивый» терминал попал под извержение и накрыт теперь километровой толщей застывшей лавы.

– Ты серьезно?

– Я просто рассуждаю. Но скорее всего мы не на Земле. Здесь другая гравитация, чувствуете?

– Легко… – призналась Зари-ма стеснительно.

– Почти как на Венере.

– Значит, мы на Венере?

– Не знаю, – рассердился Шоммер. – Не уверен. Надо выйти.

Игнат подозвал «мустанг», направился к ближайшему торцу тоннеля, представлявшего собой камеру метро. Однако выход открываться не спешил. Диафрагма люка осталась на месте.

Шоммер подошел к ней вплотную, стукнул кулаком по гладкой поверхности:

– Сезам, откройся!

Плита не дрогнула.

– Вот зараза! Похоже, этот драндулет окончательно пришел в негодность. Хорошо еще, что он не сломался во время таймфагирования, не то нас можно было бы собирать по атомам по всей длине канала.

– Не пугай девочку.

– Я не пугаю, а радуюсь. – Ксенолог повернулся к плите спиной, стукнул по ней пяткой. – Открывай, червивая твоя душа!

Люк не отреагировал.

– Отойди, будем пробивать дырку.

Игнат выставил вперед «мустанг», и кибер включил нейтрализатор молекулярных связей.

По блестящей выпуклой поверхности люка пробежала короткая судорога, лепестки диафрагмы начали расходиться и замерли. Одновременно погасли и ручейки света в толще стен тоннеля. Стало темно.

Путешественники включили фонари.

– Кончился таймфаг, – резюмировал Шоммер. – Всю энергию потратил на перенос.

«Мустанг» снова вонзил в люк луч неймса. Фонтаном ударил дым, в луче фонаря обозначилось углубляющееся отверстие.

– Шарахни по нему «глюком», – посоветовал ксенолог. – Провозимся тут…

Игнат промолчал.

Через десять минут неймс пробил в толстой перегородке люка метровое отверстие, и пленники наконец смогли выбраться из камеры метро. Но вышли вовсе не в коридор терминала, запрятанного в недрах «бивня мамонта».

Всего в десяти шагах от пробитого люка начинался обрыв, и у путешественников захватило дух. Они оказались на вершине скалы километровой высоты, а рядом – и до неблизкого горизонта – высились такие же скалы необычной формы, напоминающие снежно-ледяные перисто-перепончатые крылья. Подножия скал тонули в молочно-белом тумане, и точно такая же туманная пелена скрывала небо. Она светилась изнутри, заменяя этому миру солнце, и здесь было почти так же светло, как в солнечный день на Земле.

– Не, это не Земля, – заявил Шоммер после двухминутного молчания.

– Да уж, – пробормотал Игнат, загоняя поглубже поднявшийся в душе страх. – Это не Земля, не Полюс, не мир Червей и вообще неизвестно что.

– Сейчас уточним, – вспомнил ксенолог о своем научно-исследовательском комплексе, подскочил к «мустангу», развернул консоль с аппаратурой. – Мамма миа!

– Что там у тебя?

– Три и девять…

– Яснее.

– Этот мир имеет мерность три и девять десятых, ну или почти три и девять, понимаешь?!

– Ты хочешь сказать…

– Мы в мире гиперптеридов! Я не знаю, что он собой представляет, планету ли, ледяной шар или другой объект, более сложной природы, но это мир гиперптеридов, зуб даю!

– Почему же мы его видим таким…

– Каким?

– Обыкновенным.

– Мы видим только то, что доступно нашим органам зрения. По моим расчетам, континуум протеев имел мерность в три и четырнадцать сотых, у Червей – три и тридцать три сотых, у иксоидов – три и шестьдесят шесть, а у гиперптеридов – три и девять. Я тебе точно говорю – мы попали в их метавселенную!

Игнат задумчиво оглядел горизонт необычного мира, теряющийся в искристом снежно-туманном сиянии.

– Может быть, ты и прав. Но меня волнует лишь один вопрос: терминал метро Червей был заранее настроен на данную конкретную точку пространства или это мы своими мыслями направили его сюда?

– Какая разница?

– А такая, что в последнем случае у нас есть шанс…

– Ты о чем?

– Зари-ма, девочка, ты ничего не слышишь? – окликнул Игнат полюсидку, стоящую на краю обрыва в странном оцепенении.

– Он здесь!

– Что? О ком ты говоришь?

– Лам-ка… он здесь… я его чувствую…

Мужчины переглянулись.

– Ну так позови его, – сказал Шоммер с сомнением.

– Я зову, он не слышит… – Зари-ма открыла ставшие глубокими и черными глаза, виновато посмотрела на Игната. – Не знаю, как объяснить… Лам-ка здесь и его нет…

– Ты чувствуешь его ментальный «запах», – догадался Ромашин. – Он здесь живет, но его в данный момент нет дома, так?

– Кажется, да…

– Попробуй определить, где его «запах» чувствуется сильнее.

Зари-ма послушно закрыла глаза, сосредоточилась на поиске тонких энергетических вибраций, определяющих знакомый «запах» «джинна» Лам-ки.

– Туда! – Она открыла глаза, вытянула руку к горизонту.

– Поехали, – без раздумий решил Игнат. – Садитесь.

Они уселись на «спину» «мустанга», привычно вцепились в поручни на корпусе, и кибер взлетел. Скала с венчающим ее терминалом Червей, похожим на гигантский космический корабль и вместе с тем на колоссального Червя, осталась позади, затерялась вскоре среди частокола таких же скал. Впрочем, по мысли Шоммера, это были вовсе не скалы, а жилища гиперптеридов, близкие им по форме. Точнее, они отражали те же принципы и законы, по которым строились и тела «птице-насекомых», населявших этот удивительный мир.

– Вот бы встретить живого гиперптерида! – помечтал ксенолог, продолжая общаться с инком исследовательского комплекса. – Он многое рассказал бы нам о причинах их войны с иксоидами.

Игнат промолчал, сомневаясь в душе, что представитель негуманоидной цивилизации гиперптеридов стал бы с ними разговаривать. Да и вообще неизвестно, как бы он встретил непрошеных гостей с Земли.

– А давай заглянем в одну из квартир? – предложил Шоммер, кивнув на проплывающую под аппаратом льдисто-снежную «скалу». – Нам памятник поставят, если мы привезем домой парочку предметов гиперптеридской культуры.