Сага о Форсайтах

– Почему?

– Ты моложе меня; а они ведь эльфы.

Маленький Джон прижал палец к подбородку.

– Я не верю в эльфов. Никогда их не вижу.

– Ха, - сказал отец.

– А мама?

Отец улыбнулся своей странной улыбкой.

– Нет, она видит только Пана.

– Что это "Пан"?

– Козлоногий бог, который резвится в диких и прекрасных местах.

– А он был в Гленсофантриме?

– Мама говорит, что был.

Маленький Джон сдвинул пятки и пошел дальше.

– А ты его видел?

– Нет, я видел только Венеру Анадиомейскую.

Маленький Джон задумался. Венера была у него в книге про греков и троянцев. Значит, "Анна" ее имя, а "Диомейская" - фамилия? Но когда он спросил, оказалось, что это одно слово и значит "встающая из пены".

– А она вставала из пены в Гленсофантриме?

– Да, каждый день.

– А какая она, папа?

– Как мама.

– О, так она, наверно...

Но тут он запнулся, бросился к стене, вскарабкался на нее и сейчас же слез обратно. Открытие, что его мать красива, было тайной, которую, он чувствовал, никто не должен узнать. Но отец так долго курил сигару, что он наконец был вынужден спросить:

– Мне хочется посмотреть, что мама привезла. Можно?

Он выдумал этот корыстный предлог, чтобы его не заподозрили в чувствительности, и немножко растерялся, когда отец посмотрел на него так, словно видел его насквозь, многозначительно вздохнул и ответил:

– Ну что ж, малыш, беги, люби ее!

Он пошел нарочно медленно, а потом пустился бегом, чтобы наверстать потерянное время. Он вошел к ней в спальню из своей комнаты, так как дверь была отворена. Она стояла на коленях перед чемоданом, и он стал рядом с ней и стоял тихо-тихо.

Она выпрямилась и сказала:

– Ну, Джон?

– Я думал, зайду посмотрю.

Обняв ее еще раз и получив ответный поцелуй, он влез на диван у окна и, поджав под себя ноги, стал смотреть, как она распаковывает чемодан. Этот процесс доставлял ему не испытанное дотоле удовольствие - и потому, что она вынимала заманчивого вида пакеты, и потому, что ему нравилось смотреть на нее. Она двигалась не так, как Другие, особенно не так, как Бэлла. Из всех людей, которых он видел в жизни, она безусловно была самая прекрасная. Наконец она покончила с чемоданом и встала на колени перед сыном.

– Ты скучал по нас, Джон?

Маленький Джон кивнул и, подтвердив таким образом свои чувства, продолжал кивать.

– Но ведь с тобой была "тетя" Джун?

– Да-а, у нее был человек, который кашлял.

Лицо матери изменилось, стало почти сердитым. Он поспешно добавил:

– Он бедный, мама; он ужасно кашлял. Я... я его люблю.

Мать обняла его.

– Ты всех любишь, Джон.

Маленький Джон подумал.

– Немножко - да, - сказал он.
– "Тетя" Джун водила меня в церковь в воскресенье.

– В церковь? О!

– Она хотела посмотреть, как на меня подействует.

– Ну, и как же, подействовало?

– Да. Мне стало так странно, она уж поскорей увела меня домой. А я не заболел. Меня уложили в постель и дали горячего коньяку с водой, и я читал "Бичвудских мальчиков". Было замечательно.

Мать прикусила губу.

– Когда это было?

– Ну, приблизительно... уже давно; я хотел, чтобы она меня еще взяла с собой, а она не захотела. Вы с папой никогда не ходите в церковь?

– Нет, не ходим.

– А почему?

– Мы оба, милый, ходили, когда были маленькие. Может быть, мы были для этого слишком малы.

– Понимаю, - сказал маленький Джон.
– Это опасно.

– Сам разберешься во всем этом, когда вырастешь!

Маленький Джон ответил рассудительно:

– Я не хочу совсем вырасти, только немножко. Не хочу ехать в школу, он покраснел от внезапно нахлынувшего желания сказать еще что-то, высказать то, что он действительно чувствовал.
– Я... я хочу остаться с тобой и быть твоим возлюбленным, мама.

И в инстинктивном усилии спасти положение он поспешно добавил:

– И я сегодня не хочу ложиться спать. Я устал ложиться спать каждый вечер.

– У тебя бывали еще кошмары?

– Только один раз. Мама, можно сегодня оставить дверь в твою комнату открытой?

– Да, немножко.

Маленький Джон удовлетворенно вздохнул.

– Что ты видела в Гленсофантриме?

– Там такая красота, милый!

– А что это такое "красота"?

– Что это такое?.. О, Джон, это трудный вопрос.

– Я, например, могу ее увидеть?

Мать встала и села рядом с ним.

– Каждый день видишь. Небо красиво, и звезды, и лунные ночи, и еще птицы, цветы, деревья - все это красиво. Посмотри в окно, вот тебе красота, Джон.

– Ну да, это вид. И это все?

– Все? Нет. Море удивительно красивое, и волны с летящей пеной.

– Ты из нее вставала каждый день, мама?

Мать улыбнулась.

– Мы купались.

Маленький Джон быстро потянулся и охватил ее шею руками.

– Я знаю, - сказал он таинственно, - это ты, а все остальное это только так.

Она вздохнула, засмеялась, сказала:

– Ох, Джон!

Маленький Джон сказал критически:

– По-твоему, Бэлла, например, красивая? По-моему, нет.

– Бэлла молода; а это уже много.

– Но ты выглядишь моложе, мама. Если о Бэллу стукнешься - больно. "Да", по-моему, не была красивая, я помню, а мадемуазель так чуть не урод.

– У мадемуазель очень приятное лицо.

– Это да, приятное. Мне так нравятся твои лучики, мама.

– Лучики?

Маленький Джон тронул пальцем наружный уголок ее глаза.

– Ах, это? Но ведь это признак старости.

– Они бывают, когда ты улыбаешься.

– Раньше их не было.

– Все равно, они мне нравятся. Ты меня любишь, мама?

– Люблю, конечно люблю, милый.

– Очень-очень?

– Очень-очень.

– Больше, чем я думал?

– Больше, гораздо больше.

– Ну, и я так. Значит, поровну.

Внезапно осознав, что еще никогда в жизни не высказывался так откровенно, он сразу обратился мыслью к сэру Ламораку, Дику Нидхэму, Геку Финну и прочим мужественным героям.