Сага о Годрланде
Шрифт:
— Берегись!
Через стаю ульверы уловили опасность и едва успели отпрыгнуть. Отделенный кусок не сдох, как полагается, а на нескольких сохранившихся лапах подобрался со спины к Трудюру и едва не пронзил его жвалами.
— Там осталось одно из сердец! — воскликнул Эгиль.
Нам пришлось изрубить тварь на совсем мелкие части величиной в одну пластину, то есть примерно в два локтя длиной, и даже тогда те куски, в которых бились сердца, продолжали подрагивать.
Мы остались возле озера еще на день, чтобы содрать с твари панцирь, вырезать, очистить и сохранить сердца.
Ночью пришла еще одна стая прыгунов, но на сей раз я не
Глава 14
Обратно из пустыни Кхалед повел нас не той дорогой, что мы пришли, а повернул сразу к реке, чтобы часть пути пройти по воде. Там нас поджидали десятки всяческих тварей, кроме разве что камненогов, и некоторых не видали прежде даже пустынники. Хвала Скириру, почти все порождения Бездны были до двенадцатой руны, а с такими мои хирдманы справлялись неплохо. Разве что в начале каждого боя приходилось туго, до тех пор, пока мы не соображали, куда бить и чего опасаться. Некоторые твари были ядовитыми, другие укрывались под крепкими панцирями, третьи ловко уворачивались или прятались в песке. И дар Коршуна не раз спасал нас от неожиданных нападений.
Лишь раз мы столкнулись с такой тварью, от которой еле унесли ноги. Удивительно, что Коршун ее не учуял заранее, но стоило нам пройти неподалеку, как она шарахнула нас рунной силой, да так, что наши верблюды попадали замертво, Хальфсен свалился без памяти, как и пустынники-карлы, да и хускарлам пришлось нелегко. Мы с Квигульвом выхватили оружие, но сражаться было не с кем. На нас никто не нападал, лишь смертельно давила чужая сила, выбивая воздух из груди.
Я так и не понял, что там была за тварь. Мы с Квигульвом и Слепым на своих плечах перетащили людей и поклажу за пределы натиска, а потом забрали и дохлых верблюдов, чтоб их трупы не достались той мерзости. Кхалед потом клялся, что никогда и не слыхивал о таких тварях.
— Они идут оттуда, — говорил пустынник, указывая на юг. — Скоро они пожрут все наши земли.
Справятся ли с этой напастью воины Набианора? Я вот что-то начал сомневаться.
В общем, нелегко нам далась охота в пустыне. Простодушный еще хромал, Сварт только-только начал вставать на ноги, Пистос выжил чудом. Из прибылей разве что появление двух хельтов в хирде, хотя Рысь пока ходил в хускарлах, да несколько рун у других парней.
Так что к Гульборгу мы подошли, вымотанные до крайности: гребли без продыху пять дней, останавливаясь лишь на ночь. Живодер при помощи Бездны или иной ворожбы удерживал Лундвара живым и почти без потери сил. За это время наш Отчаянный опустился всего на две руны, хотя его тело уже начало иссыхать.
Живодер понемногу сцеживал грязную кровь из Лундвара и требовал, чтоб я не отпускал стаю ни на миг. Говорил, что дар Дударя помогает раненому восполнять силы, да и дар самого Отчаянного неплохо борется с твариной отравой.
При этом сливать кровь в море было нельзя, ведь она могла приманить тварей покрупнее. Так что нам пришлось нюхать запах стухшей Лундваровой крови все эти дни. Зато и гребли ульверы
шибче и злее.Благодаря покровительству Пистоса и его дощечке нас легко пропустили в город, а Милий договорился о перевозке нашего груза прямо к складам фагра. Да, мы били не тех тварей, о каких уговаривались, но я был уверен, что Сатурн не станет упираться и заплатит обещанное, ведь наша добыча была ничуть не хуже.
Мы грязной вонючей гурьбой ввалились в дом, где нас встретил перепуганный Лавр. Сверху спустился Тулле, широко улыбаясь. Он через стаю узнал, что мы подходим, и предупредил рабов, так что к нашему возвращению уже был накрыт стол, а в мыльне исходила паром заранее нагретая вода.
— Теперь Лавр будет думать, что я провидец, — сказал полужрец и крепко обнял меня.
— Пусть его. Сможешь помочь Отчаянному?
— Нет. Живодер в лечении больше смыслит, чем я.
Про Альрика я спрашивать не стал, через дар чуял, что его дух еще держался за тело.
Тулле помолчал, а потом сказал:
— Леофсуну в этом доме хельтом становиться нельзя. Тварь в Альрике может разозлиться. Надо подыскать другое место.
— Поговорю с Пистосом, у него дом большой. Если что, так пойдем к Жирным, потеснятся небось. Да и насчет долга заодно подумают, ведь хельтов-то у нас прибавилось.
— Добро, — кивнул друг. — Говорят, сюда скоро Набианор придет. Весь Гульборг о том судачит.
После помывки мы уселись за стол и поведали Тулле о встрече с сарапским конунгом и о том, что узнали про его дар.
Феликс сидел с нами и жадно хлебал горячую похлебку, время от времени откусывая огромные куски от свежей лепешки. Точь-в-точь как мои ульверы. Еще немного — и путным человеком станет. Он и поклажу до корабля волок вместе со всеми, и на веслах сидел ничуть не меньше нашего, стирая ладони и отфыркиваясь от брызг. Да и вообще после того, как младший Пистос полез в твариное озеро за Свартом, никто из ульверов бы слова не сказал против него, но глупый фагр не догадывался попроситься в хирд.
И хотя после обильной трапезы меня слегка разморило, рассиживаться я не стал, взял Хальфсена, Простодушного и Живодера и отправился прямиком к покровителю. Поди, Милий уже добежал до Пистоса, рассказал и о нашем прибытии, и о добыче, что мы привезли. Да, прежде мы приходили к Сатурну лишь после его зова, но сейчас он не откажется нас впустить и без приглашения, ведь он же хочет увидеть сына.
Так оно и вышло. Фагр сам вышел навстречу, кивнул ульверам и неуверенно подошел к сыну. Сложно было угадать в нынешнем Феликсе того бледного чахлого щеголя, которого мы впервые увидели в гавани Гульборга. Младший Пистос, как и все мы, загорел дочерна, похудел, только не как умирающий с голоду, а как пустынник: ушел дурной жир, наросло жесткое мясо, а на руках проступили тугие жилы. Даже сонно-ленивый взгляд сменился острым и внимательным.
И когда же Феликс успел? Поначалу блевал и стонал, потом ходил и стонал, потом валялся в беспамятстве, пока его ноги разъедала озерная вода. А глянь, каков он сейчас! Не стыдно Сатурну в глаза смотреть.
Феликс опустился перед отцом на колени и жарко заговорил. Хотя я не понимал ни слова, но суть была понятна и так: он просил прощения. И просил его долго. Я успел заскучать и уставился на своего подопечного: что-то в нем меня беспокоило, что-то было не так. О чем-то мы забыли…
Когда пришел черед говорить Сатурну, Хальфсен едва слышно шепнул мне на ухо: