Сага о Греттире

Скальдические висы, которых много в «Саге о Греттире», обычно просто повторяют те факты, которые сообщаются и в прозе. О каждой висе сообщается, что она сочинена (или «сказана», как обычно говорится в саге) каким-то определенным человеком, большей частью — самим Греттиром. Однако, как удается установить по данным языка, в действительности большинство вис в саге сочинено не тем, кому они приписываются, т. е. не в IX или X в., а позднее. Не исключено, впрочем, что некоторые из вис, которые приписываются Греттиру, были действительно сочинены им.

Перевод «Саги о Греттире» сделан по изданиям: Grettis saga Бsmundarsonar, Guрni Jуnsson gaf ъt. Reykjavнk, 1936 («Нslenzk fomrit». 7); Grettis saga Бsmundarsonar, herausgegeben von R. C. Boer. Halle a. S., 1900 («Altnordische Saga-Bibliothek». 8).

Библиография «Саги о Греттире» есть в ряде выпусков серии «Islandica», а именно:

1. Hermannson H. Bibliography of the Icelandic sagas. Ithaca (N. Y.), 1908 («Islandica». 1);

2. The sagas of Icelanders. Ithaca (N. Y.), 1935 («Islandica». 24);

3. Hannesson J. S. The sagas of Icelanders. Ithaca (N. Y.), 1957 («Islandica». 38).

Некоторые работы о «Саге о Греттире»:

· Boer R. S. Zur Grettisaga // Zeitschrift fьr deutsche Philologie. 30. 1898. S. 1-71 (попытка восстановить первоначальную форму саги, исключив из неё «интерполяции»);

· Boer R. S. Einleitung // Grettir saga Бsmundarsonar, herausgegeben von R. S. Boer. Halle a. S., 1900 («Altnordische Saga-Bibliothek». 8). S. IX–L;

· Hermann P. Einleitung // Die Geschichte von dem Starken Grettir, Geдchtcten. Jena, 1922 («Thule». 5). S. I–XXVIII;

· Laxness H. K. Litil samantekt um ъtilegumenn // Tнmarit mбls og menningar. 1949. 2. Bis. 86— 130 (полное отрицание исторической основы в «Саге о Греттире»);

· Foote P. Introduction // The Saga of Grettir the Strong. London, 1965. P. V–XV;

· Arent A. M. The heroic pattern: Old Germanic helmets, Beowulf, and Grettis saga // Old Norse literature and mythology. Austin, 1969. P. 130–199 (анализ героического «архетипа» в «Саге о Греттире»).

Михаил Иванович Стеблин-Каменский «Саги об исландцах» и «Сага о Греттире»

В одном из северных фьордов Исландии, далеко от берега, возвышается скалистый остров с отвесными берегами. Он называется Драунгей, что значит «Скала Остров». Масса птиц гнездится на этом острове. Но люди на нем никогда не жили. Около тысячи лет тому назад на этом острове трагически погиб Греттир, самый любимый герой исландского народа. Он пыл дважды объявлен вне закона и второй раз — за то, что на самом деле было подвигом, а не преступлением. Ему было тридцать пять лет, когда он погиб на Скале Острове. Из них девятнадцать лет он провел как человек, отверженный обществом, как изгнанник, в одиночку обороняясь от своих врагов и ютясь в самых неприютных и пустынных углах Исландии. Тому, кто увидит Скалу Остров и кто знает, что произошло на нем около тысячи лет тому назад, эта Скала, одиноко возвышающаяся на фоне Ледовитого Океана, неприютная, мрачная, величественная, может показаться эффектным символом трагической судьбы Греттира. Однако для того чтобы составить себе правильное представление о том, что такое «Сага о Греттире» как литературное явление, необходимо прежде всего усвоить следующее: целью того, кто писал сагу, был вовсе не литературный эффект, а возможно более точный и правдивый рассказ о том, что действительно произошло.

«Сага о Греттире» это одна из «саг об исландцах» (или «родовых саг»), т. е. рассказов о том, что происходило в Исландии в так называемый «век саг» (примерно с 930 по 1030 г.). Исландия была заселена выходцами из Норвегии в 870-930-х годах н. э. Так что «саги об исландцах» — это рассказы о том, что происходило в Исландии в первый век после ее заселения.

Считается, что в стране было тогда уже несколько десятков тысяч жителей (т. е. примерно столько же, сколько там было в начале XIX в.). Общество, основанное в Исландии первопоселенцами, было не похоже на то, из которого они вышли. В Норвегии в то время правил король Харальд Прекрасноволосый, объединивший Норвегию и заложивший основы норвежского государства. Между тем в обществе, основанном в Исландии переселенцами из Норвегии, государства не было. В новом обществе возродились догосударственные институты — тинг, т. е. народное собрание и годорд, т. е. община годи, родового жреца, который предводительствовал на тинге. Вскоре был учрежден альтинг, т. е. всеисландское народное собрание. Оно собиралось на две недели в начале каждого лета. На альтинге принимались законы и производился суд по всем делам, которые не могли быть решены на местных тингах. Одновременно с альтингом собиралась и лёгретта, т. е. собрание всех годи (их было первоначально тридцать девять). Лёгретта избирала законоговорителя, т. е. всеисландского старейшину. Его обязанностью было знать и помнить законы и возвещать их со Скалы Закона на Полях Тинга. Он избирался на три года, и многие законоговорители избирались по нескольку раз. Но он не имел никакой власти вне альтинга. Выполнение судебных решений альтинга было делом самих истцов или любого, кто брал на себя их выполнение. Ни центральной исполнительной власти, ни канцелярий, ни войска, ни полиции, ни тюрем в стране не было. Только в XIII в. в Исландии начало складываться государство. В это время в стране происходила ожесточенная борьба за власть между представителями местной знати. Но в 1262 г. на альтинге было дано согласие платить подать норвежскому королю и принесена ему присяга. Период так называемого народовластия кончился. Исландия превратилась в колонию сначала Норвегии, позднее — Дании. Начался многовековой застой и упадок.

«Саги об исландцах» были написаны спустя два-три века после событий, о которых в них рассказывается. Письменность появилась в Исландии только в XII в. Правда, рунический алфавит был известен в Скандинавии еще с первых веков нашей эры. Но древнерунические надписи это только отдельные слова, всего чаще имена или краткие магические формулы. Для записи литературных произведений рунический алфавит не применялся. А в Исландии вообще никаких рунических надписей до-письменной эпохи не найдено (исландские рунические надписи не древнее XIII в.). «Саги об исландцах» сохранились в основном в рукописях XIV в. или еще более поздних, и все эти рукописи — списки с несохранившихся рукописей. Кто писал эти саги, неизвестно. Нигде в древнеисландской литературе их авторы не называются, и все попытки установить их (а такие попытки продолжают делаться) всегда оказываются совершенно неубедительными. Считается установленным, однако, что большинство «саг об исландцах» было написано на протяжении XIII в., самые ранние в его начале, наиболее поздние в начале XIV в. Всего сохранилось около сорока «саг об исландцах», не считая так называемых «прядей об исландцах», т. е. коротких рассказов, представляющих собой фрагменты из саг о норвежских королях. Сохранившиеся «саги об исландцах» вместе с «прядями об исландцах» составляют в популярном исландском издании двенадцать томов, или около пяти с половиной тысяч страниц. «Сага о Греттире» принадлежит к сравнительно длинным «сагам об исландцах» (только «Сага о Ньяле» и «Сага об Эгиле» длиннее ее).

Большая часть «саг об исландцах» гораздо короче. «Сага о Греттире» сохранилась в четырех пергаментах XV в. и многих более поздних бумажных рукописях. Обычно считается, что она принадлежит к наиболее поздним «сагам об исландцах». Предполагают, что она была написана в начале XIV в. Кто написал ее, неизвестно. Но упоминание о Стурле Тордарсоне (стр. 82, 115 и 146), который умер в 1284 г., обычно считается свидетельством того, что еще раньше существовало жизнеописание Греттира, составленное Стурлой (он известен как автор и других произведений).

Каким образом в XIII в., т. е. когда писались «саги об исландцах», могли быть известны события Х-XI вв., т. е. события, о которых рассказывается в сагах? Это — проблема, которая уже давно волнует ученый мир. Но, в сущности, она до сих пор не получила окончательного решения. Очевидно, конечно, что должна была существовать какая-то устная традиция о событиях Х-XI вв., сохранившаяся до XIII в., ведь письменности до XII в. не было. Но что она собой представляла? И насколько письменные «саги об исландцах» отличаются от нее? Это, по-видимому, останется навсегда неизвестным. Несомненно, однако, что нигде в мировой литературе нет ничего сколько-нибудь похожего на «саги об исландцах». Как литературное явление они нечто единственное в своем роде: то, что становится возможным только на самой высокой ступени литературного развития, сочетается в них с тем, что перестает быть возможным, как только самая низкая ступень литературного развития остается позади. С одной стороны, своей трезвой и беспощадной правдивостью «саги об исландцах» успешно соперничают с самыми реалистическими произведениями нового времени. Но, с другой стороны, подобно самым архаичным литературным жанрам, «саги об исландцах» сплошь и рядом представляют собой вымысел, наивно принимаемый за правду. С одной стороны, они продукты высокого мастерства, шедевры повествовательного искусства. С другой стороны, они подразумевают очень низкую ступень развития авторского самосознания. Те, кто писал «саги об исландцах», несомненно так же не осознавали своего авторского вклада, как его не осознавали те, кто создавал или передавал устную традицию, на которой саги основывались. Поэтому, конечно, и неизвестно, кто их писал.

Для современного человека в рассказе о прошлом возможны как бы две правды: одна — это то, что произошло на самом деле, т. е. историческая правда; другая — это правдоподобный вымысел о том, что якобы произошло, т. е. художественная правда. Одна — это правда в собственном смысле слова, но она не искусство. Другая искусство, но она, в сущности, неправда. Таким образом, для современного человека возможна правда о прошлом, которая, как ему хорошо известно, неправда, и для него несовместимы искусство и в собственном смысле правда. Между тем для людей того общества, в котором создавались «саги об исландцах», в рассказе о прошлом возможна была только одна правда. Она была как бы совмещением исторической и художественной правды. Но она отнюдь не была чем-то средним между двумя правдами, возможными для современного человека. Она была органическим сочетанием того, что в сознании современного человека не сочетаемо. Она была богаче и содержательнее обеих современных правд. Нечто подобное этой архаической правде существует и в наше время, например, во всяком рассказе о сновидении: невозможно удержать сновидение в памяти с какой-либо степенью точности, но вместе с тем невозможно и удержаться от того, чтобы принять свой рассказ о нем за правду.

Не только те, кто писал «саги об исландцах», верили в то, что все в них — правда, но, конечно, и слушатели или читатели этих саг, т. е., в сущности, все в Исландии до самого недавнего времени. Наивная вера в абсолютную правдивость «саг об исландцах» долгое время господствовала и в науке и проявлялась, в частности, в том, это эти саги назывались «историческими» в отличие от саг, в которых много сказочной фантастики и которые еще в древности были названы «лживыми». Между тем вымысел в «сагах об исландцах» очевиден прежде всего из самой их манеры повествования, из того, что в этих сагах всегда подробно описываются действия отдельных людей и приводится все сказанное ими в описываемой ситуации, нередко и то, что никто не мог видеть или слышать. И если этот вымысел все же не замечали в Исландии в течение многих столетий, то это, конечно, потому, что там сохранялась способность поставить себя на место тех, кто писал эти саги и наивно не замечал в них вымысла. Когда же исследователи саг потеряли наивную веру в абсолютную правдивость саг, вымысел в них стал им вдруг очевиден, и они, естественно, пришли к убеждению, что он был очевиден и тем, кто писал саги, т. е. что он был сознательным. И «саги об исландцах» стали считать произведениями, совершенно тождественными историческим романам нового времени, а тех, кто писал эти саги, — такими же сознательными авторами, как авторы романов. Но в наивном доверии к абсолютной правдивости «саг об исландцах» было, в сущности, больше их понимания, чем в недоверии к их правдивости, возникшем в результате их научного исследования.