Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
А вот что приходилось тщательно скрывать, так это шрамы, которые спускались на лоб девушки, словно щупальца, выглядывающие из-под волос. В пять лет в спальню Дэйры пробралась неизвестная кошка, которая напала на спящую, располосовав голову и едва не лишив скальпа. С тех пор девушка постоянно носила ленты, шляпы, шапки, обручи и другие головные украшения, хотя слухи об уродстве старшей дочери герцога расползлись быстро. И конечно, Дэйра ненавидела котов, которые платили ей той же монетой – шипели, плевались и нападали, если она пересекала их территорию. Поэтому кошачьих в замке не держали, о чем жалели слуги, вынужденные в одиночку сражаться с крысами и мышами, а еще Томас, который любил котов едва ли не также горячо, как свой мольберт с красками.
Бросив беглый взгляд на свиту отца, которая терпеливо ждала, когда лорд закончит воспитательную беседу, и отметив группу незнакомых людей, держащихся поодаль, Дэйра вздохнула и полезла дальше. Отец всегда устраивал из ее дня рождения грандиозные
Тропа кончилась, и карабкаться по склону, поросшему диким папоротником и багульником, стало нелегко. В тени сохранялся иней и сапоги для верховой езды скользили, не предназначенные для таких упражнений. Уже через несколько метров Дэйра порвала перчатки и оцарапала кожу, ухватившись по ошибке за колючий ствол элеутерококка. Ей казалось, что за короткий подъем она произвела столько шума, что подранок предпочтет от страха спрыгнуть с обрыва, чем дожидаться неосторожного охотника.
Опушка сопки показалась, когда Дэйра выбилась из сил и была готова повернуть обратно. Поляна была небольшой, заканчивалась крутым обрывом, и золотистой лани на ней не было. Но было кое-что другое – от чего стыла кровь и хотелось зажмурить глаза. Вершина горы поросла мелкими, не выше колена, цветами, густым ковром покрывающими пространство, чуть меньше спальни Дэйры. Цветы были красными, словно повторяли окрас листьев старого кедра, росшего на краю обрыва. Сначала девушка решила, что это и есть опавшие листья, сбившиеся в кучки, но потом разглядела бутоны, которые двигались, раскрывая и собирая вместе лепестки. Из сердцевины цветов сочилась багровая жидкость, которая скапливалась в лужицы у стебля, с трудом впитываясь в землю. Вместо листьев у растений были длинные загнутые отростки, напоминающие перья из хвоста петуха. Цветы источали сладко-приторный аромат и… пели.
Голоса Дэйра услышала еще на подходе к вершине. Как обычно, она не обратила на них внимания. Протяжные песнопения без слов и смысла были проклятием, сопровождавшим ее с тех пор, как у нее начались женские дни. Чаще всего голоса слышались ей в лесу, но бывало и в замке посреди ночи она просыпалась от томящей мелодии, врывающейся в сон и не позволяющей заснуть до утра. С годами она привыкла и даже перестала рассказывать о голосах матери и Маисии, которые доставляли куда больше неудобств, пичкая ее лекарствами и травами. Герцогиня считала, что Дэйре досталось родовой проклятие от бабки Фредерика Зорта, которая, по слухам, тоже слышала голоса. Лекарка Маисия в проклятия не верила и полагала, что у девочки проблемы с женским здоровьем. Когда Дэйра к двадцати шести годам отвергла всех женихов и так и не вышла замуж, мать с лекаркой объединились в общем мнении о том, что молодая маркиза страдает психическим расстройством, которое не позволит ей обзавестись семьей и потомством. Дэйру версия устраивала. Семья оставила ее в покое, сосредоточив усилия на Томасе, которому суждено было стать наследником Эйдерледжа и продолжателем рода Зортов. И хотя мать еще лелеяла надежду на вмешательство герцога, отец заверил дочь, что она выйдет замуж только по любви, а коли таковой не найдется, останется жить в замке, помогая воспитывать детей Томаса. И это Дэйру тоже устраивало – в отличие от брата, который спал и видел, чтобы старшая сестра вышла замуж и сняла с него семейное бремя.
Нахмурившись, Дэйра достала кинжал и смахнула им головку крайнего цветка. Стебель скрутился и почернел, а голоса принялись нашептывать, тревожно и осуждающе. Девушка видела такие цветы раньше – весной в замковом курятнике. Она забрела туда спросонья, чтобы забрать у курицы свежее яйцо и выпить до завтрака, как ей нравилось. Проснулась Дэйра внезапно. Алые цветы у кормушки сразу привлекали внимание – цветом, запахом и конечно, голосами, которые к цветам отношения не имели, но пели тогда громче и мелодичнее. Все курицы были мертвы. Одни сдохли в насестах, другие рядом с цветами. Но самым неприятным в той истории было то, что, когда Дэйра прибежала обратно в курятник со слугами, никаких цветов рядом с кормушкой не было, а по замку потом долго бродили слухи, что молодая маркиза в припадке безумия передушила всех кур. Сама
Дэйра убедила себя, что цветы были галлюцинацией, как и голоса, а куриц убили коты из деревни, пробравшиеся в замок. Весна была голодной даже для людей, что и говорить про котов. Дичи в лесах было мало, вот они и полезли в курятники. Однако Дэйре поверила только кормилица Поппи, потому что людям было куда интереснее представлять безумную маркизу, душащую куриц, чем каких-то голодающих котов, чудом проникших в охраняемый и закрытый со всех сторон замковый курятник.Как бы там ни было, но появление красных цветов могло означать только одно – неприятности. Сорвав еще пару растений, Дэйра спрятала их в карман, намереваясь показать Маисии, а заодно и брату Томасу, который любил глумиться над ней, вспоминая ту историю. Остальные цветы девушка потоптала, проложив себе тропу к краю обрыва. Схватившись рукой за ствол клена, она свесилась, высматривая среди камней внизу золотистую лань.
Ничего не разглядев, Дэйра перевела взгляд на лес, чернеющий под обрывом. Что бы там ни болтали про Синюю Гору, но сказки про колдунов и ведьм меркли на фоне мрачных донзарских легенд о Вырьем Лесе. Вырием донзары называли древний рай, волшебное место, куда улетают на зиму птицы, унося на крыльях души умерших. Там вечная весна, в садах растут дивные цветы и фрукты, и именно оттуда аисты приносят младенцев.
Почему раскинувшийся внизу лес назвали Вырьем, Дэйра не знала, однако была уверена, что ничего райского в нем не было. Ни одного вечнозеленого хвойника, багульника или яблони – ничего, что могло бы скрасить серую полосу чахлых деревьев со скудными листьями. В Вырьем Лесу даже летом все было сморщенным, маленьким и больным, словно природа пожалела сил, обделив жизненными соками и деревья, и кусты, и редкую траву под ними. Здесь никогда не росли грибы или ягоды, даже ядовитые, не цвели деревья и не водилась дичь. Дэйра не раз наблюдала, как стая уток огибает Вырий Лес, делая крюк – даже птицы облетали подозрительное место.
Лес покрывал горную цепь, которая вместе с ним получила название Вырьей. В предзимнюю пору деревья представляли особенно унылое зрелище. Скудный лист опал, обнажив тонкие корявые ветки, гнилые стволы и лысые макушки сопок. Северные ветра подолгу гуляли между стволами, завывая и издавая поистине страшные звуки, которые порой долетали даже до замка.
Впрочем, донзары верили, что страшные звуки в Вырьем Лесу издавал вовсе не ветер. Поппи испортила Дэйре не одну ночь пугающими рассказами о жрецах белоголовых, древних созданиях, живших до рождения земли, луны, солнца и даже богов. Белоголовые вымерли, как драконы, не сумев выжить в условиях нового мира, созданного богами для людей, но жрецы, верные слуги Белых Господ, остались, спрятавшись в Вырьем Лесу, на окраинах которого до сих пор находили камни-алтари, окрашенные кровью. Частенько засыпая под жуткие истории няньки о людоедстве и человеческих жертвах, Дэйра всю ночь мучилась кошмарами, просыпаясь злой и уставшей.
Когда молодая маркиза поделилась страхами с отцом, герцог Зорт заверил ее, что белоголовых не существует, но с разбойничьими шайками в Вырьем Лесу давно пора разобраться.
С момента разговора прошел год, однако солдат в лес герцог так и не отправил. Впрочем, на окраине Эйсиля был возведен сторожевой пост с патрулем, и местные донзары немного успокоились. Не испытывала страха сейчас и Дэйра. Огни на сторожевой башне уже зажглись, дружелюбно подмигивая сквозь поредевшие кроны.
Почти смирившись с потерей подранка, девушка собралась возвращаться к коню. И попятилась, упершись спиной в шершавый ствол клена. Крик не вырвался только потому, что она вовремя зажала рот рукой, вспомнив даже не о колдунах и жрецах, а о чагарах, лазутчиков которых находили все дальше от границы.
Человек, стоявший на коленях посреди поляны с потоптанными цветами, действительно, был похож на чагара. Худой, но рослый, с копной затянутых в хвост черных волос и платке, закрывающим лицо по глаза, он еще не видел Дэйру, поглощенный делом: аккуратно срезал уцелевшие цветы и складывал их в мешок, уже набитый какими-то травами. В глаза бросилась зимняя куртка с богатым мехом и огромные кожаные рукавицы, скрывающие руки до локтей. Разглядев вполне сангасский меч в ножнах за плечами и шапку, похожую на ту, что носили донзары, Дэйра поняла, что чагаром он не был. Впрочем, лазутчики могли пойти на любую хитрость. Теперь идея отправиться в одиночку за подранком на Синюю Гору показалась ей и вовсе дурной. Осознание неотвратимой опасности усилилось, когда человек поднял глаза и уставился на нее тяжелым, немигающим взглядом.
То, с какой ловкостью и быстротой он поднялся с колен и вынул из ножен меч, подсказало, что перед ней все-таки не донзар, а воин. И что неприятности, предсказанные цветами, уже начались. Как назло, не было слышно ни собак, ни егерей. До вершины не долетали никакие звуки с подножья. И ее крик тоже никто не услышит.
Дэйра, конечно, попыталась. Скинула с плеча лук, выхватила стрелу, но на этом вся ее оборона закончилась. Надо было выбирать кинжал, который так и остался в богатых ножнах на поясе. Меч противника перерубил лук пополам, едва не задев ее горло. В последний момент она упала ничком и перекатилась по земле, каким-то чудом вспомнив уроки воеводы Норада.