Сага о Копье: Омнибус. Том I

— Что с тобой, маленькая?

Бупу повернулась к нему. Глаза ее были красны от слез, нос распух. По грязным щекам катились крупные капли. Она шмыгнула носом и кое-как утерлась.

— Моя не хочет расставаться. Моя хочет ходи с тобой! — выговорила она. — Но… но… как же без своих! Без мой народ…

И вновь залилась слезами, уткнувшись в ладони лицом.

И тогда на лице Рейстлина появилось выражение величайшей нежности — зрелище поистине удивительное. Он притянул Бупу к себе и стал гладить се жесткие волосы. Он слишком хорошо знал, каково это — быть слабым и беззащитным… быть предметом жалости и насмешек…

— Ты была мне настоящим и верным другом, Бупу, — сказал он. — Ты спасла жизнь не только мне, но и тем, кто мне дорог. А теперь выполни мою последнюю просьбу, маленькая. Возвращайся к своим! Моя дорога темна и опасна, и ты не должна далее следовать за мной.

Бупу приподняла голову, глаза ее прояснились. Но потом на лицо вновь пала тень:

— Твоя без моя будет плохо…

— Нет, — улыбнулся Рейстлин. — Я буду счастлив, зная, что ты в безопасности и среди своих.

— Твоя уверен? — спросила Бупу заботливо.

— Вполне, — сказал Рейстлин.

— Тогда моя уходи. — Бупу проворно поднялась. — Только твоя сперва бери подарок!

И принялась рыться в заветном мешке. Рейстлин невольно вспомнил ту дохлую ящерицу.

— Не надо, маленькая… — начал было он, но тотчас осекся, ибо Бупу вытащила из мешка… книгу! В сером холодном утреннем свете блеснули серебряные письмена на иссиня-черной обложке…

Рейстлин протянул к ней трясущиеся руки и выдохнул:

— Волшебная книга Фистандантилуса…

— Твоя нравится?.. — спросила Бупу застенчиво:

— О да, маленькая моя! — Рейстлин бережно принял бесценный дар и любовно погладил кожаный переплет. — Но где ты…

— Моя бери у дракона, пока сияй голубой свет, — объяснила Бупу. — Моя доволен, что твоя нравится. Теперь моя уходи. Моя ищи Верховный Блоп Пфадж Первый Великий… — И она привычно вскинула мешок на плечо, но потом, остановившись, оглянулась назад. — Твоя кашляй, — сказала она. — Твоя уверен, что не хочет лечебный ящерица?

— Нет, маленькая. Спасибо. — И Рейстлин поднялся. Бупу окинула его скорбным взглядом, а потом, замирая от сознания собственной дерзости, схватила его руку и быстро поцеловала. Отвернулась, опустила голову и громко, горестно всхлипнула.

Рейстлин шагнул вперед и опустил ладонь на ее голову. "О Величайший, — воззвал он мысленно. — Если мне действительно дарована хоть какая-то сила… сила, о которой и сам я не подозреваю… сделай так, чтобы маленькая Бупу прожила жизнь спокойно и счастливо…"

— Прощай, Бупу, — сказал он тихо.

Она в последний раз оглянулась — преданно, с обожанием. И помчалась прочь со всей быстротой, на какую только были способны ее короткие ножки.

— Что тут за шум? — спросил подошедший Флинт. Заметил Бупу, бегущую прочь, и кивнул: — Ага, так ты наконец отделался от замарашки?

Рейстлин ничего не ответил, только посмотрел на гнома с такой злобой, что тот счел за благо поспешно отойти в сторону.

Маг любовался волшебной книгой, не решаясь выпустить ее из рук. Его так и подмывало скорее раскрыть ее и обозреть доставшиеся ему сокровища… однако он знал — минуют долгие недели поисков и труда, прежде чем он сможет хотя бы прочесть новые заклинания, не говоря уж о том, чтобы ими пользоваться. Но его труд будет вознагражден сторицей: новые заклинания принесут с собой новую силу!.. Рейстлин прижал книгу к груди и счастливо, с молчаливым восторгом вздохнул. Потом убрал ее в сумку, положив рядом со своей собственной книгой заклятий. Остальные скоро проснутся; пусть-ка поломают голову, гадая, где он ее раздобыл.

Рейстлин поднялся, глядя на запад, — небо над его родиной светлело, разгораясь светом нового дня… Вдруг он замер. А потом, выронив сумку, подбежал к спящему полуэльфу и опустился подле него на колени.

— Танис! — прошипел он. — Проснись!

Танис проснулся, инстинктивно ища рукоять кинжала:

— Какой…

Рейстлин молча указал на запад.

Танис вгляделся, моргая спросонок. С горы, у вершины которой они ночевали, открывался величественный вид. Было видно, как леса, тянувшиеся вдаль, сменяло зеленое море Равнин. И там, за дальней границей Равнин…

— Нет! — задохнулся Танис и схватил мага за плечи. — Не может быть!..

Утреннее небо подпирали столбы дыма.

— Да, — прошептал Рейстлин. — Это горит Утеха.

Книга вторая

Ночь драконов

Отжав тряпку, Тика тупо уставилась на грязную воду, плескавшуюся в ведре. Потом бросила тряпку на стойку бара и нагнулась было к ведру — сходить на кухню, сменить воду, — но остановилась: что толку?.. Подобрала тряпку и стала заново протирать столы, время от времени, думая, что Отик не замечает, она промокала углом фартука глаза…

Но Отик замечал все. Его пухлые ладони легли Тике на плечи и заставили девушку повернуться. Она отчаянно всхлипнула и уткнулась в его плечо.

— Не могу… — выговорила она. — Никак не могу оттереть…

Отик, конечно, знал, что слезы ее были вызваны совершенно иными причинами. Он ласково потрепал Тику по спине.

— Знаю, знаю, девочка. Не плачь. Я понимаю.

— Все эта проклятая сажа! — рыдала Тика. — Отмоешь, а на другой день все снова черно! Жгут и жгут без конца…

— Лучше не думай об этом, Тика. — Отик гладил ее рыжие кудри. — Скажи спасибо, что хоть гостиницу не разнесли…

— Сказать спасибо? — Тика отстранилась, ее лицо живо зарделось. — Ну нет! Лучше бы она сгорела вместе со всей Утехой! Тогда бы нам хоть не приходилось их здесь принимать… Лучше бы она сгорела! Сгорела!.. — Девушка осела на пол, безудержно рыдая. Отик только вздыхал.

— Знаю, девочка. Что поделаешь, — повторил он.

Тика была одета в белую блузку с рукавами-фонариками. Она всегда ревниво следила за тем, чтобы эта блузка — ее любимая — была опрятна и белоснежно чиста. Но теперь, как и все в разоренной Утехе, она была засалена и сверху донизу в саже…

На город напали без предупреждения…

Вот уже несколько времени в Утеху стекались обездоленные беженцы-северяне, рассказывавшие всякие ужасы о крылатых чудовищах, которые сеяли повсюду разрушение и смерть. Но Хедерик, Высокий Теократ, без устали уверял горожан, что Утехе не грозила никакая беда. И люди верили ему — верили, потому что хотели поверить.

А потом наступила ночь, когда прилетели драконы.

В тот вечер в гостинице было полно народу: "Последний Приют" остался единственным местом, где можно было посидеть спокойно, не думая о штормовых тучах, стеной стоявших у северного края небес. Огонь ярко горел в очаге, эль был превосходен, жареная картошка со специями — восхитительна. Но даже и сюда проникало зловещее дыхание внешнего мира: все только и говорили, что о войне.