Сага о короле Артуре (сборник)
Шрифт:
В ту ночь снова взошла звезда-король. Люди говорили, что она была похожа на Огненного Дракона и вела за собой сонм мелких звезд, похожий на шлейф дыма. Но мне не нужно было знамений — я и так знал это с той ночи на вершине Килларе, когда дал клятву привезти из Ирландии этот камень и возложить его на могилу Амброзия.
Вот так мы вернули в Эймсбери этот камень, и я восстановил упавшие камни Хоровода Великанов, чтобы они стали памятником ему. А в следующем году, на Пасху, в Лондоне был коронован Утер Пендрагон.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ПРИХОД МЕДВЕДЯ
Глава 1
Люди потом говорили, что большая звезда-дракон, вспыхнувшая перед кончиной Амброзия и в честь которой Утер при вступлении на трон взял себе имя Пендрагон, предвещала грядущие дурные времена. И поначалу в самом деле казалось, что все было против Утера. Как будто закат звезды Амброзия был сигналом,
Он, должно быть, знал, что Утер настигнет его, но войско его было так велико, что он не боялся бриттов. Потом говорили, что у него тридцать тысяч человек. Как бы то ни было, когда Утер пришел к осажденному городу со всеми, кого сумел собрать, саксов оказалось вдвое больше, чем бриттов. Сражение было кровавое, и окончилось оно страшным поражением. Я и сам думаю, что кончина Амброзия явилась большим ударом для королевства; Утер был прославленным воином, но не слишком опытным стратегом. И до того все знали, что ему недостает спокойствия и рассудительности его брата и умения оценивать реальное соотношение сил. Правда, недостаток мудрости он восполнял отвагой, но даже она оказалась бессильна в тот день под Йорком перед численным превосходством саксов. Бритты дрогнули и побежали. Спасло их лишь наступление ночи — в это время года темнеет рано. Утеру вместе с Горлойсом Корнуэльским удалось собрать остатки своего войска близ вершины небольшого холма, именуемого Дамен. Холм был крутой и мог предоставить некоторое укрытие — на нем множество утесов и пещер и склоны его поросли густым орешником, но это было лишь временное убежище, а торжествующие саксы окружили подножие холма, ожидая наступления утра. Положение бриттов было отчаянным, и требовались отчаянные меры. Пока солдаты отсыпались, насколько было возможно, угрюмый Утер расположился в пещере, созвал своих усталых командиров на совет, и они вместе разработали план, как перехитрить огромное войско, подстерегавшее их у подножия холма. Поначалу никому не приходило в голову ничего разумного, кроме того, что надо бежать, но кто-то — я потом слышал, что это был Горлойс, — указал, что дальнейшее отступление лишь оттянет разгром и разорение нового королевства; если можно бежать, значит, можно и атаковать, и, возможно, если бритты не станут ждать рассвета, а захватят саксов врасплох, ударив с вершины холма, когда враги не ждут нападения, атака увенчается успехом. Мысль была очень простая, и саксы могли бы ожидать этого от людей, оказавшихся в такой ловушке; но саксы — тупые рубаки и, как я уже говорил, не приучены к дисциплине. Так что вожди бриттов были уверены, что враги почти наверняка не ждут атаки раньше рассвета и залегли спать крепким сном победителей, а может быть, еще и перепились вином из захваченных складов.
Надо отдать саксам должное: Окта выставил-таки часовых, и они по большей части не спали. Но план Горлойса все же сработал. Бриттам помог туман, поднявшийся к рассвету и затянувший подножие холма. В тумане казалось, что бриттов было раза в два больше, чем на самом деле. Как только рассвело достаточно, чтобы можно было найти дорогу среди скал, бритты нанесли безмолвный и стремительный удар. Половину саксонских часовых перебили, оставшиеся подняли тревогу, но поздно. Саксы, ругаясь, вскакивали и хватали оружие, но бритты, уже не таясь, с воинственными криками напали на не успевших проснуться врагов и разгромили их. К полудню все было кончено, и Окгу с Эозой взяли в плен. Еще до зимы север был очищен от саксов, их боевые корабли тихо догорали на северных берегах, а Утер вернулся в Лондон, посадил своих пленников в темницу и начал готовиться к весенней коронации.
Эта битва с саксами, близкое поражение и вслед за тем — блестящая победа было именно то, в чем нуждалось правление Утера. Люди забыли о горе, какое причинила им смерть Амброзия, и заговорили о новом короле как о восходящем солнце. Его имя было на устах у всех, от знати и воинов, что теснились вокруг него, ожидая даров и почестей, до рабочих, строящих его дворцы. А у придворных дам вошел в моду новый цвет — «алый Пендрагон», и двор сделался похож
на поле маков.Во время этих первых недель я видел его только один раз, так как все еще был в Эймсбери, распоряжаясь восстановлением Хоровода Великанов. Треморин был на севере, но я подобрал себе хороших работников, и после король-камня с Килларе люди уже не боялись браться за массивные камни Хоровода. После того как мы выровняли камни, вырыли ямы и проложили направляющие, поднять стоячие камни не составило особого труда — там не было ничего такого, что нельзя было бы сделать с помощью веревок, треног и отвеса. Основная трудность заключалась в больших перемычках, но все же главное чудо совершили в незапамятные времена строители Хоровода, древние мастера, которым удалось подогнать камни друг к другу так же точно, как плотник подгоняет доски. А нам оставалось лишь поднять их. Эта проблема занимала меня много лет, с тех пор как я впервые увидел висячие камни в Малой Британии и взялся за расчеты. Не забыл я и о том, что узнал из песен.
В конце концов я изобрел деревянные подмостки — современный механик отверг бы их как примитивные, но они сделали свое дело в древности — певец тому свидетель — и должны были сделать его снова.
Дело подвигалось медленно. Должно быть, удивительное это было зрелище: массивные блоки один за другим вползали наверх и вставали на место так гладко, словно они были из свечного сала. На каждый камень требовалось две сотни обученных рабочих, которые привыкли работать все вместе и в едином ритме, под песню, как гребцы.
Сам ритм, конечно, задавала работа, а песни были старые, я их помнил с детства — мне их еще няня пела; только няня, конечно, опускала кое-какие словечки, которые вставляли в них мужчины. Обычно эти песни были жизнерадостные, неприличные и направленные на личности — в основном высокопоставленные. Они не щадили ни Утера, ни меня, хотя в моем присутствии их открыто петь остерегались.
Кроме того, когда рядом был кто-то посторонний, слова делались нейтральными либо неразборчивыми.
Много позднее мне доводилось слышать, что я возводил Хоровод с помощью магии и музыки. Наверно, и то и другое верно. Я думаю, история о том, как Феб-Аполлон с помощью музыки воздвиг стены Трои, возникла точно так же. Но ту магию и музыку, что возвели Хоровод Великанов, я отчасти позаимствовал у слепого певца из Керрека.
К середине ноября, когда начались морозы, работа была завершена.
Потух последний костер, последний обоз с людьми и строительными материалами укатил на юг, в Сар. Кадаль отправился вперед меня в Эймсбери. Я стоял, придерживая грызущего удила коня, ожидая, пока обоз скроется за горизонтом и я останусь один.
Облака висели над безмолвной равниной, словно оловянная миска.
Было еще рано. Трава белела от инея. Соединенные перемычками камни отбрасывали длинные тени в бледном свете зимнего солнца. Мне вспомнился стоячий камень, белый иней, бык, кровь на траве и улыбающийся юный бог со светлыми волосами. Я взглянул на камень. Амброзия похоронили с мечом в руке, я знал это и сказал ему:
— Мы оба вернемся к зимнему солнцестоянию.
Потом покинул его, сел на лошадь и поскакал в Эймсбери.
Глава 2
В декабре пришли новости об Утере: он оставил Лондон и приехал на Рождество в Винчестер. Я отправил ему послание, ответа не получил и снова поехал вдвоем с Кадалем туда, где посреди равнины одиноко высился покрытый инеем Хоровод Великанов. Было двадцатое декабря.
Мы остановились в ложбине невдалеке от Хоровода, привязали коней и развели костер. Я боялся, что ночь будет облачная, но стоял мороз, небо было ясное, и звезды роились на небе, как пылинки в лунном луче.
— Иди поспи — если, конечно, сможешь уснуть на таком холоде, — сказал Кадаль. — Я тебя разбужу перед рассветом. А с чего ты взял, что он приедет?
Я не ответил.
— Ну ладно, ты маг, тебе виднее. На случай, если твоя магия не поможет тебе заснуть, вот тебе лишний плащ. Разбужу тебя вовремя, так что не дергайся.
Я послушался его, закутался в два слоя толстой шерстяной ткани и лег у костра, подложив под голову седло, и скорее дремал, чем спал. До меня долетали все ночные звуки и шорохи, окруженные бездонным безмолвием равнины: вот потрескивает хворост в костре, вот Кадаль подбрасывает в костер новые дрова, вот пасущиеся рядом кони щиплют траву, заухала охотящаяся сова… И потом, незадолго до рассвета, звук, которого я ожидал: по земле до меня дошел далекий ровный гул — приближающийся топот копыт.
Я сел. Кадаль, с заспанными глазами, мрачно буркнул:
— По-моему, у тебя еще час.
— Ничего. Я выспался. Приложи ухо к земле и скажи, что ты слышишь.
Он наклонился, прислушиваясь — наверно, секунд пять, — потом встал и пошел к лошадям. В те времена люди, услышав скачущих в ночи всадников, действовали не раздумывая.
Я остановил его.
— Все в порядке. Это Утер. Как ты думаешь, сколько там лошадей?
— Двадцать. Может, тридцать. Ты уверен?
— Совершенно уверен. Седлай коней и держи их наготове. Я пойду внутрь.