Сага о Рорке

– Но почему нам следует разделиться? – спросил Эймунд.

– Пусть Первуд тебе скажет, – неожиданно посоветовал Браги.

– Я? – удивился княжич. – Мне сказать?

– Скажи, объясни Эймунду Отважному, почему я разделяю войско.

– Мысли твои мне неведомы, стрый, – после некоторых раздумий произнес Первуд, – но вижу, задумал ты хитрость. Конницу берешь с собой, чтобы упредить врагов, хочешь вместе с готами союзными прикрыть город от внезапного нападения. А пехота идти быстро не может, вот тайными тропами, неведомыми врагам, и пойдет лесами к месту сбора. Коли конница не справится, пехота город оборонит.

– Теперь поняли, почему я Первуду воеводство доверил? – спросил довольный Враги. – Аргальф думает, мы его ждать здесь, у побережья, будем, ибо не привыкли викинги далеко уходить от моря. А мы сделаем так, как он не ожидает. Все же прочее я скажу вам на месте…

Решив военные вопросы, Браги вызвал слуг и велел подавать завтрак.

– Позволь мне удалиться, стрый, – сказал Рорк, поднимаясь со своего места. – Я не голоден.

Бровь Браги поползла вверх, однако старый норманн сдержал свой гнев, не стал тешить злопыхателей Рорка.

– Вижу, не чаешь отправляться в Луэндалль, – сказал он насмешливо, – верно, встретил там какую-нибудь прелестницу, и теперь она ждет тебя, ночами не спит.

Рорк лишь воздел руки к пологу шатра. Как мог знать рыжий варяг то, что хранилось в самых тайных местах его души!

– Не отходи далеко, – велел Браги, – желаю поговорить с тобой наедине.

На выходе Рорк столкнулся с отцом Бродериком, также званым на совет, но почему-то опоздавшим. В глазах монаха мелькнул ужас. Рорк грубо оттолкнул замешкавшегося монаха, пошел своей дорогой. Отец Бродерик, крестясь, вошел в шатер.

– Хорошие новости для тебя, благочинный, – приветствовал его Браги. – Твой Адмонт воистину муж разумный и хитрый, как Локки. Моя сестра в плену, но дочь ее сейчас у Адмонта.

Отец Бродерик с облегчением вздохнул, впервые за много тревожных дней чувствуя, как радость по милости Создателя входит в его сердце. Браги насмешливо наблюдал, как священник читает молитву. Ринг за спиной монаха важно надул щеки и что-то бормотал, молитвенно сложив руки, но Бродерик не видел этого.

– Да-да, – добавил Браги, жестом велев слуге подать монаху чашу с медом, – маленькая принцесса, да защитит ее Один, скрыта от врагов на святой земле. Но вот известно об этом не только нам. Аргальф, как доносят мне, уже выступил с ратью из Шоркиана. Думаю, он замыслил поход на Луэндалль.

– Это невозможно! – воскликнул отец Бродерик. – Он не может не знать, что святая земля для него недоступна.

– Однако он пойдет туда, не будь я Браги. Видать, язычники могут то, чего не могут христиане. Наверняка Аргальф знает какой-нибудь секрет, который поможет ему взять крепость.

Отец Бродерик задумался. Он был высокоученым человеком, и мало кто в Готеланде мог бы поспорить с ним в учености, но вопрос, который поставил перед ним этот варвар, застиг его врасплох. Никто не мог знать планы Аргальфа, кроме него самого. Но почему Аргальф решился на поступок, которого от него не ожидали?

– А точны ли эти сведения? – осторожно спросил монах. – Нет ли в них…

– Обмана, хочешь ты сказать? Это верные сведения. Рассуждаю, как воин, а не как кудесник. Нашему приятелю, разорви его Локки, надоело бездействие. Либо…

– Либо ему нужна эта девочка.

– Вот и я думаю, не моя ли сестрица надоумила выродка разыскать дочку и привезти ее в Шоркиан. Оказывается, не всегда чадолюбие – хорошее качество!

– Благородный Браги, я теряюсь в догадках. Одно лишь знаю точно: с судьбой ее высочества связана и судьба этой войны. Но Аргальф не может вступить в Луэндалль, так говорят пророчества.

– Не может. Но его наемники могут, – жестко ответил Браги, выпятив бороду.

Отец Бродерик вздрогнул. Вечно пьяный дикарь рассуждал так, что возразить было нечего. Смутный и витиеватый язык пророчеств не давал главного ответа – придет ли зверь в оплот веры на земле Готеланда. Пусть даже не придет, но кто мешает ему взять крепость руками разношерстного сброда и получить то, что он хочет? Бродерик не сомневался, что Аргальф знает все пророчества и постарается сделать так, чтобы избежать предопределенного. Он не войдет сам в монастырь. Он просто возьмет его в кольцо осады и задушит голодом. Пророчества об этом ничего не говорят. С падением монастыря все будет кончено, сбудется реченное через пророка Даниила – мерзость запустения в Готеланде.

– О чем думаешь, посол? – спросил Браги, уже предполагающий, что ответит ему готский священник.

– Думаю, повторит ли Господь ради маленькой Аманды чудо с ангелом, когда-то поразившем войско Синнахериба у врат Иерусалима, – ответил Бродерик.

– Страшно, да? – не то с иронией, не то с сочувствием произнес Железная Башка. – Вы, христиане, очень многое оставляете на волю вашего Бога, и потому он недоволен вами. Там, где надо брать в руки меч и идти биться, вы просите его помощи! Нет монах, это недостойно мужчин! Ваш Бог устал от вашего нытья и бабьих причитаний. Если бы готы сражались с Аргальфом, а не читали какие-то глупые пророчества безумной старухи, они бы уже давно сами вышвырнули банпорского ублюдка и его вшивый сброд из своей страны.

– Что предлагаешь ты, преславный Браги?

– Оставь пророчества пророкам. Пусть они пытаются угадать волю богов. А мы – воины. Наше дело сражаться, проливать кровь и добиваться победы. Аргальф начал поход, который решит исход войны. Я тоже принял решение. Клянусь Одином, Аргальф повоет у меня на норманнском поводке!

– Значит, война!

– Битва насмерть. Кровь Вортганга вопиет об отмщении, – Браги помрачнел. – И бесчестье Ингеборг тоже.

С варяжской стороны стана слышались громкое пьяное пение, женский визг и смех. К лагерю Браги прибилось немало женщин, и не только готских: много пленниц варяги захватили в бою под Алеаварисом. Сегодня в стане было особенно весело, войско узнало о решении Браги выступить на врага. Кончалось опротивевшее всем сидение на одном месте, начиналась настоящая война.

Анты радовались не меньше варягов. С полсотни гридней набилось в шатер Горазда. Женщины, несколько саксонок, захваченных в качестве трофеев и готские служанки разносили ковши с медом и брагой. Воины опустошали ковши, не забывая пощупать служанок, и если готок почти не трогали, то с сакских пленниц сорвали почти всю одежду под смешки и гоготание. Несколько человек уже напились до бесчувствия: их выволокли из шатра и бросили в снег у костров, на которых жарились свиные и бараньи туши. Ели и пили вволю: рыжий Браги велел подъесть накопившиеся в лагере припасы, чтобы не тащить за войском большой обоз и не обременять заводных коней.

Горазд пил мало, больше наблюдал за своими гриднями. Молодые, могучие, удалые, таких молодцов в варяжском войске немного. Коли подадут боги удачу в бою, война с Аргальфом принесет каждому из дружины богатую добычу: золотые и серебряные куны, дорогое оружие, рухлядь, коней. В огонь и в воду пойдут тогда дружинники за Гораздом. И тогда, пожалуй, можно будет поспорить с Боживоем и другими братьями за отцовский стол…

С той ночи, когда умер старый Рогволод в своей опочивальне, Горазд думал о власти. Только Боживой стоял между ним и княжеским столом. Трое их было, детей Рогволода от первой жены князя бодричанки Вешницы – дочь Мирослава, мать проклятого волкодлака Рорка, и братья – погодки Боживой и Горазд. Матери своей Горазд не помнил, ему было три года, когда умерла Вешница. Боживой был старше, оттого-то отец выделял его, а Горазд всегда брату завидовал. Завидовал и побаивался: нравом Боживой пошел в отца, слыл среди соплеменников мужем, тяжелым на руку и скорым на суд и расправу. Из всех сыновей Рогволода Боживой был самым воинственным, досталось от него и мордве, и чуди и хазарам, и соседям-словенам, и лютичам, и балтам. Волхвы антов стояли за Боживоя, видя в нем крепкого и отважного правителя, а пуще всего опытного и удачливого воителя. Сам Рогволод при жизни часто называл Боживоя своим преемником, потому не мог взять в толк Горазд, отчего отец на смертном одре неожиданно передал стол Рорку – или это Браги, собачий сын, так повернул непонятные предсмертные шепоты умирающего старика?