Сага о Северных островах

— Понятно. Энок, Херлиф, на вас Косматый. Когда он вернется в Мессенбю, мне нужно с ним поговорить до Альрика.

Я не хотел отпускать Простодушного, его советы мне бы пригодились, но на первой встрече с Харальдом были лишь Фастгер и Херлиф. Фастгера я уже ни о чем попросить не могу, а остальных Косматый мог и не запомнить.

— Ну что, идем на тризну, — сказал я оставшимся.

Это был тот же постоялый двор, и внутри крепко пахло знакомыми уже травами. Бездново пойло! Я заказал нам бочонок обычного эля, не хотел упасть под стол в самом начале. Альрик уже повеселел, радостно махнул нам рукой. Росомаха аж привстал, развел руки в стороны, будто гостей встречал.

— А вот и вы! Я уж думал, что не придете помянуть друга. Садитесь-садитесь, угощайтесь!

Я с трудом сдержал вспыхнувшую ярость. Говорит так, словно он нас пригласил, словно он нас кормил.

— Как тебя там звать? — он смотрел прямо на меня, и хмеля в его взгляде я не заметил.

— А тебя? — вместо ответа спросил я.

— Так ты что, забыл, что ли? Я ж Росомаха. Вроде такой молодой, а память как у старика.

— Прозвище твое помню. Как тебя мать с отцом назвали? Как отца кличут? Я-то своего имени не стыжусь.

Он помолчал, а потом громко хлопнул по столу.

— Да я так сроднился с прозвищем за столько лет, что уже почти и забыл, как меня звали. Могу и не откликнуться. Так что зови просто Росомахой.

Я небрежно кивнул, словно мне плевать, что там у него с именами, сел в середке, промеж других хирдманов. И первым предложил выпить за Плосконосого, заодно рассказал, как с ним познакомился и сразился в кнаттлейк. Поначалу ко мне отнеслись настороженно, даже снисходительно. Но одного из новеньких заинтересовал кнаттлейк, он спросил, хорошо ли я играю, и я рассказал о турнире в Хандельсби, в котором участвовал вместе с сыном конунга. Кто-то знал эту историю, кто-то нет, так что разговор завязался. Один из хирдманов даже видел тот турнир. И постепенно я понял, что многие пришли именно из-за меня, из-за того, что слышали о моих подвигах. И хотя на Северных островах немало воинов сильнее и прославленнее меня, но рассказы о мелком пацане, который убил Торкеля Мачту, загрыз тролля, отрезал кому-то язык за оскорбление, обогнал лодку вплавь, обыграл в кнаттлейк всех в Хандельсби, нравились людям. Может, как раз именно из-за невзрачного вида и нравились, ведь не каждому суждено родиться высоким белобрысым красавцем. И, как я понял, эти самые ребята были малость разочарованы. Ведь я до сих пор не разговаривал с ними, вел себя обычно и даже ни с кем не подрался.

А прочие пришли из-за нашего богатства и удачи. Хотели получить побольше серебра.

Я познакомился со всеми, со всеми выпил, обсудил общих знакомых, а такие нашлись почти у всех. Многие сталкивались с Ториром Тугой Мошной, слышали о ярле Гейре Лопате, у одного Гейр живьем приятеля закопал, почти каждый встречался с Дагной Сильной, хотя с прошлой зимы ее никто не видел. Но вот про Росомаху никто ничего не знал, даже прозвища такого прежде не слыхивал.

Альрик набрался преизрядно, говорил невнятно, порывался всё время куда-то пойти, разлил своё пойло, и хоть Вепрь был рядом, но его оттеснили в сторону. И так выходило, что это Росомаха присматривает за хёвдингом. А ведь пил этот гнида не меньше Альрика и рунами ниже, так почему Беззащитный уже вдрабадан, а Росомаха трезв? И ведет себя так, словно он тут самый главный. Он был шумен, говорлив, улыбчив и вполне обаятелен. Напоминал Оттара Мышонка из Бриттланда, вот только Мышонок всё делал искренне: смеялся открыто, заступался за нас открыто, и его люди были такими же. А Росомаха хитрил. И за шумливостью три его приятеля как-то терялись. Я до сих пор не знал их имен, даров и чем они знамениты, кроме как неплохими знаниями по починке кораблей.

Больше всего мне не нравилось, что Альрик терял авторитет в глазах других хирдманов. Хёвдинг всегда должен быть лучшим: и в бою, и за столом. И если хёвдинг первым нажрался вдрызг, какое к нему уважение?

В дом вошел Простодушный, подсел ко мне и шепнул, что Харальд не появился, и Энок остался приглядывать за его домом. Я поделился с ним своими сомнениями, и Херлиф кое-что посоветовал.

— Альрик еще не оправился от ран, полученных в бою с Измененным, — сказал я, поднявшись. — Потому ему стоит отдохнуть и перевязать их.

— Так он же руну… — заикнулся было Уши.

Я его перебил:

— Рысь, Живодер, Бритт, отведите хёвдинга на корабль. Пусть Живодер проверит его раны и сделает всё, как нужно.

Убедившись, что Леофсун понял мои слова верно, я продолжил:

— Что-то скучно. Херлиф, поговори с хозяином, пусть принесет нам выпивки покрепче. И раз уж мы собрались, пусть каждый расскажет, как получил последнюю руну! Вот я, например, добил хельта, Йора Жеребца, который напал на мой дом. А ты, Коршун?

Черноглазый хускарл вздрогнул от неожиданности, но ответил:

— Убил человека.

— Маловато. Расскажи больше!

— В прошлом хирде кто-то повадился красть добро у своих же. Тащил то, что можно за пазуху засунуть: серебро, браслеты, ножи, утварь. Сначала подумали на меня, потому что выгляжу как иноземец. Били, обыскивали. Потом я нарочно показал необычную серьгу с черной жемчужиной, выждал, пока она пропадет, поймал того, на кого думал, нашел серьгу у него. И хоть мне не поверили, я потребовал поединок и убил вора. Получил руну и ушел из того хирда.

Следующим встал Стейн. Он убил драугра, сражаясь на реке Ум после того, как оставил хирд.

Затем вскочил Офейг с Туманного острова. Сначала он долго говорил про рода, про подлого торговца, а потом уже сказал, что убил карла, чьего имени не знает. Хорошо хоть про свой остров не рассказал.

Квигульф Синезуб убил тварь, и хёвдинг выгнал его за это, так как сам рассчитывал получить руну. Улыбка у Синезуба была жутковатой. Он зачем-то сделал надпилы на зубах и втер туда синюю краску.

— Дак я ж и не хотел, — оправдывался он. — Дак она сама ж подвернулась! Я ж метил ей в бок, а она взяла и дернулась. А так я ж метил в бок.

Оружие Квигульфа — копье, и его дар связан именно с ним, но как именно я не понял. Хотя, может, и сам Синезуб толком не знал, знал лишь, что с копьем он намного лучше, чем без него.

Уже собирался встать еще один, Скарв Липкие Руки, но я обратился к Росомахе, а то он после ухода Альрика поскучнел.

— А ты? Интересно, как ты стал хельтом? Где добыл сердце?

— Да там неинтересная история, — отмахнулся он. — Кое-кто влез куда не следует, пришлось его убить. Вот это кольцо я снял с его трупа.

И показал на вплетенную в бороду кольцо.

Я хотел поспрашивать еще, но заметил, как вернулся за стол Херлиф и знаком показал, мол, не стоит. Тогда я кивнул Скарву, пусть расскажет, как получил последнюю руну.

Когда все высказались, я поблагодарил их за добрые слова в честь моего друга Фастгера, вытащил из кошеля серебро и сказал, чтоб они пропили его полностью, а сам вместе с Херлифом вышел наружу.

— Хельтов мед, — сказал Простодушный. — Его наливают только Альрику. Больше не будут.

— Неужто ты страшнее Росомахи?

— Нет, пригрозил, что Альрику придется не по нраву, когда он узнает. Ты зря ушел. Лучше бы до конца досидел.

— Не могу больше. Если останусь, точно убью кого-нибудь. Это Альрик мог с любым дерьмом пить и улыбаться, а я… Нет, надо вырезать эти бездновы узоры и вернуть хёвдинга.

Простодушный сплюнул, помолчал и спросил:

— А если он не вернется?