Сага о сотнике. Перстни легатов.
Шрифт:
– Я давно в библиотеке сижу, - сказал старец. – В Крыму в сорок первом застрял, с человеком хотел повидаться, да не успел. Погиб он. Сашенька его звали. Великого ума был писатель. Полное предвидение возможностей. Сейчас забыли его, как и других многих. Выбрали «пепси». Он годился на должность хранителя. Передал бы ему службу тяжкую, может быть, и зажил бы как простой человек. Да не получилось.
И опять они принимались в четыре руки книги, словно камни ворочать. Сегодня после обеда пришел им черед в зал древнеримской литературы переходить. Там все в свитках записывалось.
– Начнем с секции того, что было на самом деле, - сообщил Аст.
Старый приемник, ужасно тяжелый, в корпусе из натурального красного дерева, передавал по своему обыкновению легкую музыку прошлого века и новости общего канала. Под хриплый голос знаменитой француженки они принялись к сортировке по датам.
– Тринадцать веков, тринадцать секунд вечности
Разволновался Аст, глаза загорелись как у сталкера при виде артефакта редкостного. Руками дернул, и посыпались свитки на пол. Крепыш кинулся их ловить, пока под шкафы не закатились. Собрали, приступили к датам. У сталкера к римским палочкам привычки не было, сбивался в чтении через раз, четверку с шестеркой все время путал. И только закончили, как из дальнего угла золотом футляр сверкнул.
Крепыш на второй день все про библиотеку понял. Слышал он разговоры и раньше, что были при советской власти спецхраны, где все запрещенное хранилось. Вот здесь, рядом со станцией Чернобыльской один из них и спрятали. Никому чужому сюда не попасть. Стой! Кто идет? Предъявите пропуск в развернутом виде! Поставили конвойного солдатика в коридоре да две дивизии рядом и бригаду десантную, чтоб его не обидели, и всем стало хорошо. И так до самого взрыва, еще того, первого. А потом все драпанули по привычке. Как в сорок первом. А старика бросили. Не такой он человек, чтоб с поста без приказа уйти, закалка в нем чувствуется. Иногда как глянет, прямо в сердце, как Дядька Семен. Не стал Крепыш подставляться, поднял свиток и в карман засунул. Если спросит старик, то ответит, что почитать взял. Развернул он список быстро, одним глазком глянуть, о чем. Аст непременно спросит, почему эту книжку взял, а не соседнюю. И сложились буквы латинские в знакомую речь. «Клинок короткого меча выписывал круги перед моими глазами, отвлекая внимание, а тройка с ловчей сетью пробиралась сбоку, выходя на дистанцию броска». Повезло, решил сталкер, сразу на приключения наткнулся. А мог бы и на стихи попасть. Типа Гомера. Десять лет греки под стенами сидели. Дикие гиккосы за это время Египет завоевали, ограбили и пропали в пустыне.
Из греческого войска тоже немногие и не сразу домой вернулись. Не хотелось предводителям похода долю семьям погибших отдавать. Выбрали они остров и решили там отсидеться, время переждать. А тех, кто «против» был, на ножи поставили. Так что повадкам блатным лет немало. У кого меч длиннее – тот и царь. А Крепыш по-старинке считал, что сила в правде. И «Монолит» они победят. По любому.
Машина в Смоленск только к ночи вернулась. По дороге в несколько филиалов заезжали. Я на входе охране свое новое удостоверение показывал. Должность у меня там обозначена «заместитель председателя правления». Да и слухи, понятное дело, в народе ходят. Уехал в командировку простым ревизором, одним из многих, а вернулся вторым человеком в банке. Правды о моих приключениях никто не знал, и это будило людскую фантазию. Самая простая версия гласила, что я дочку председателя окрутил, и не сегодня, так завтра ее под венец поведу. Признавали меня и сыном украинского гетмана. И немецким шпионом. В каждом отделении начальство бледнело от неожиданного визита. Моим объяснениям, что проверяю работу нашей инкассации, не верили. Ну и ладно.
Представил я, как мне ночью на седьмой этаж подниматься, лифт у нас в десять вечера отключают, а на четвертом этаже засада снорков, то есть «нарков». Наркоманы у нас там живут, облюбовали место. Всю лестницу загадили. Прицепятся, будут денег требовать. Не дашь – обидятся. Драться полезут. Если им сдачи дать, сразу милиция появится на защиту граждан. Кровососы-оборотни. Нет, не пойду я домой. Цветы не засохнут, их нет у меня. И поехал я в обычную гостиницу, благо их несколько приличных в последнее время появилось. Снял в банкомате со счета тысячу евро, высыпалось мне пачка купюр рублевых и чек о переводе остатков суммы на счет «до востребования». Стою я, держу тысячерублевые банкноты в руке, и думаю, как в Зоне хорошо. Ни рублей, ни блядей, ни патрулей. Разложил деньги в бумажнике и пошел на ночь устраиваться. В семь часов меня администратор разбудил, завтраком меня покормили, так себе, честно скажу, и через два часа я у нас, на киевской базе Департамента на родной бетон шагнул. С Овсовым обнялся и понял – за речку один пойду заложниц освобождать и Пиратом разбираться. Нет людей, все в разгоне. И псов нет, у них любовь. Запрыгнул я в вертолет и опять в небо. Лечу, на
пару с Умником песню пою. Саши Барда «Грибоедовский вальс». Про водовоза Грибоедова.– Он спокойно зашел на эстраду, - вывожу, все равно за ревом двигателя меня только компьютер слышит, - и мгновенно он был поражен гипнотическим опытным взглядом, словно финским точеным ножом. И поплыли знакомые лица, и приснился неведомый сон, видит небо он Аустерлица, он не Степка, а Наполеон.
Вертолет мотнуло, а нам все равно.
– Он увидел свои эскадроны, он услышал раскаты стрельбы, он увидел чужие знамена в окуляре подзорной трубы. Но легко оценил положенье, и движением властной руки дал приказ о начале сраженья, и направил в атаку полки.
Тут мы Припять перемахнули, над местом высадки сержанта Доннована и Белого Пса зависли, мне два тюка снаряжения выбросили, и скользнул я по тросу вниз.
Здравствуй, Зона-матушка, земля русская.
Это я так, с языком определился. Ни разу вопля о помощи на общем канале на украинском языке не слышал. Или братья славяне молча погибают, или вспоминают быстро язык северо-восточного соседа. А на территорию я не претендую, у России все Нечерноземье бурьяном заросло, и Север льдом покрылся. Финны в таком же климате живут припеваючи, а нам что-то мешает. Поймать бы это «что-то» и отправить без штанов по Армении гулять. Или просто на муравейник посадить.
Иду я, тащу поклажу. На ферму нацелился, у меня там машина стоит и пулемет припрятан. Остальное имущество на виду лежало, пусть пользуются люди добрые, а злым ничего не поможет, здесь у каждого ствол под рукой. Если со всеми воевать, все равно убьют, рано или поздно. Примерно так безумные стрелки Дикого Запада вымерли. Кто от пули, кто в петле. Умник местность сканирует, на тактический экран выводит и мне песню исполняет.
Вот и все, бой окончен. Победа! Враг повержен, гвардейцы, шабаш! Покачнулся Степан Грибоедов, и слетела минутная блажь. На заплеванной сцене райклуба, он стоял, как стоял до сих пор, и над ним скалил желтые зубы выдающийся гипнотизер. Он домой возвратился под вечер, и глушил самогон до утра, ему чудился запах картечи, и повсюду кричали «Ура»!
– Стоп, - говорю. – За Скрипом приглядывай, мы с тобой примерно так же с ним поступили. Слишком жестко. Понесло меня, на веселье пробило. А ведь давно известно, что кошке смех – то мышке слезы.
– Да нормально у него все, - мне Умник отвечает, - а у нас не очень. Стая слепых псов, голов тридцать за холмом. Идут к нам.
Тут у меня все посторонние мысли из головы вылетели, забросил я мешки на дерево, и побежал. К себе на заправку, там я каждую аномалию на ощупь знаю, залезу на крышу и спокойно стаю зачищу. У меня на поясе детектор, два «Каменных Дикобраза» и три «Скальпа Контролера». Ментальных ударов не боюсь, дыхание не собьется. Главное с разбега не влететь никуда, но на реакцию и раньше не жаловался. Вперед, ревизор, это твоя жизнь. Позади монстры, впереди неизвестность, груз брошен, настоящее приключение. По любому.
Только зря я скалил зубы, предвкушая легкий расстрел мутантов.
– На дороге, за остановкой, еще стая в засаде, - Умник доложил.
Обстановка в Зоне меняется мгновенно, как в бою и на пожаре. Не среагировал – погиб. Не понравилась мне новая тактика собак облезлых. Так они скоро догадаются, что за забором еды полно и двинут в мир через периметр. Прорываться с боем сквозь кольцо мне не хотелось. Зайдут со спины, собьют с ног в прыжке, порвут на куски, никакой костюм защитный от клыков не спасет. Свою Темную Долину я как пять пальцев знаю. За три недели вдоль и поперек излазил. Изменил направление движения, стал на восток забирать. Там ковш разгрузочный на подъемной вышке стоит. Внизу аномалии плотно расположены и остаточная радиация большая, прямо критическая, да только деваться мне совсем некуда. Залез я на первую площадку, а тут и собаки злые и голодные прибежали. Стрелять для сталкера – дело привычное. Для начала в самую гущу из гранатомета пальнул. Полетели куски мяса во все стороны. А вдогонку одиночными прямо по головам. Расстреливаю тварей, как мишени в тире, и про себя двум вещам удивляюсь. Почему они людей не боятся, и почему, несмотря на потери громадные, не разбегаются?
Обойму в «Грозе» меняю, куст качнулся. Прямо из него пес чернобыльский вылезает. Для этого четыре метра не высота. Вот кто их здесь держит. Предводитель охоты. Будет меня сдергивать. Не хотел я его убивать. Точно в ногу прицелился, и уже на спуск нажал, когда он голову к земле пригнул перед прыжком. Пуля бронебойная со стальным сердечником ему прямо между глаз вошла. Никакой Болотный Доктор не поможет. Дернул лапами раз-другой и затих. Собаки сразу, завывая, в разные стороны кинулись. Вдогонку еще парочку уложил, мне премию за экономию патронов не дадут, у меня два «цинка» с собой. Перед мостом на дереве висят. Поставили местных уроженцев на место. Можно спускаться не торопясь. На обратном пути приходилось не только аномалии обходить, но и дохлятину свежую. Запачкаешься, запах будет тот еще.