Сага о живых и мертвых

— Что я такого сболтнула? Я ведь только…

— Посуду со стола убирай, — кратко приказала Син.

В доме была одна хозяйка, и вовсе не старшая по возрасту из женщин. Иной раз Син об этом очень жестко напоминала. Ой, непростые у нее с мачехой отношения. Вот только почему? Что у них такое раньше получилось? О хозяине — в смысле, о старом купце Рудна, — не упоминают ни как о живом, ни как о мертвом. Старший брат (его Рата видела один единственный раз, когда драккар, на котором парень плавал, в порт ненадолго заходил) тоже об отце ни словом не упоминал. Тайна какая? Рату мучило любопытство, но сколько ни подслушивала, так и не разгадала семейную тайну. Впрочем, то загадка неинтересная. Куда интереснее, о чем это госпожа разговаривать собралась? Настроение у нее паршивое, что странно. Из конторы госпожа вроде бы в хорошем расположении духа уходила.

Син не торопясь допила кислое молоко, кивнула. Вышли во двор. Хозяйка молча показала на овчинные сидушки. Рата уселась и приготовилась получать выволочку. Вот только за что?

— Пока ты с кавалерами купаться бегала, приходил младший Торм, — сухо сказала Син. — О тебе спрашивал.

— Опять?! Что он за зануда такая? — сердито сказала Рата. — Прямо баран упертый. Я ведь ему все рассказала.

Син дернула плечом:

— Видно, думает, что не все. Только дело не в расспросах. Он тебя нанять хотел. Перекупить у меня.

— Меня? — Рата изумленно уставилась на хозяйку. — Да зачем я ему?

— А я почем знаю? — раздраженно сказала Син. — Может, задница твоя костлявая приглянулась. Может, слыхал, как ты накладные в замечательной стихотворной форме сочиняла. Только кажется мне, что он всё тем же интересуется.

— Так я же два раза ему пересказывала! И до этого Одноглазый с его дядюшкой несколько раз говорил. Что ему еще?

— Ты что визжишь? Лягушек с канала распугать хочешь? Приходил, предлагал за тебя тридцать «корон». Тебе самой обещал жалование в шесть «корон» положить.

Рата онемела. В конторе у Рудна она получала «корону» в месяц, да и ту Син оставляла у себя, обещая к осени, когда ткани подешевеют, справить ученице новое платье. Рата не возражала — Син, понятно, не обманет. Зимний плащ (между прочим, очень даже ничего себе) уже купили. Да и вообще, по совести говоря, «корона» — жалование для ученицы почти королевское. Везде принято, что ученики за харчи да старую одежду потеют. Да и мало где девчонок в ученье берут. Но шесть «корон»?!

— Что молчишь? — ядовито поинтересовалась Син. — От счастья обомлела? Пойдешь зарабатывать?

— Не пойду. Я на шесть серебряных, из кожи вылезу, не наработаю. Я в «Померанцевом лотосе» наукам не обучалась.

— Это правильно. Роль роскошной шлюхи тебе не потянуть. Голова у тебя хоть и непонятно чем набита, но иногда соображает. Кроме того, я тебя не отпущу. Я Леди обещала за тобой приглядывать. А к младшему Торму у меня и на медяк доверия не осталось. Так что и не мечтай.

— Что я, спятила? Мне у вас хорошо, — пробубнила Рата. — Я, конечно, не всегда справляюсь. Вы уж меня, хозяйка, великодушно извиняйте за небрежность. Я исправлюсь.

— Ладно-ладно, — Син поморщилась, — какая сейчас хозяйка? Не в конторе сидим. Небрежность я из тебя выбью, можешь не сомневаться. Скажи мне лучше, что от тебя этому напыщенному вонючке нужно? Явился датый. Плел о том, что свое собственное дело хочет открывать. Людей, мол, подбирает. Врал без выдумки, и на Дальнем рынке такому трепу не поверят. Дядя его сейчас в отъезде. Я, было, подумала, куролесит господинчик. Серебра на выпивку и на девок хватает, дядя снисходителен, вот и мается дурью наш молодой Торм.

— Да так оно и есть! — сказала Рата, прокручивая в голове только что родившуюся историю о том, как молодой беспутный купеческий сын влюбляется в юную девицу-ученицу, и как захватывает его немыслимо жаркая страсть. И свершает он отчаянные подвиги, длиной шестистиший так на сорок…

— Рата! — свирепо сказала хозяйка. — У тебя какая чушь сейчас в голове?

— Да почему чушь? Думаю, что ему от меня нужно.

— Вот и думай. Младший Торм не из тех парней, о ком девушка может со слабоумной улыбкой размышлять. О таких героях песни не складывают. Я бы ему и пару «щитков» в долг не дала. Мерзопакостный он хорек, по глазам видно. Ты в мужчинах плохо разбираешься, да уж можешь мне на слово поверить.

Это напрасно. Рата, не взирая на тягу к рифмоплетству, в мужчинах разбиралась не хуже хозяйки. А может, и лучше. Если и делала какие глупости, то из любопытства, а не по наивности.

Посидели молча. С близкого канала доносилось кваканье лягушек, в саду скрипели цикады. Пахло персиками и дымком очагов. В доме мачеха уже зажгла лампу.

— Син, честное слово, я не знаю, что ему нужно, — растерянно сказала Рата. — Я с ним не заигрывала. Если ему правда писец или учетчик требуется, так я еще не потяну. А как девка я ему не интересна. Он на меня, как на чурбан говорящий, смотрел.

— Мне тоже так показалась, — пробормотала Син. — Только не как на чурбан, а как на доску. Мы с тобой по фигуре одинаковые и ему совсем не интересные. Ему выпуклости нужны. Вроде, как у мачехи моей.

Рата машинально оглянулась на дверь.

— Не дури, — сердито сказала Син. — Мачеха моя хоть и не великого ума баба, а с молодым бездельником связываться ни в жизнь не станет. Да и он на нее так смотрел, мимоходом. Ты ему нужна. Видно, со старой историей связанно. Ты тот случай хорошо помнишь-то?

— Да разве забудешь? — вздохнула Рата.

— А правда, что вы тогда его мертвого прапрадедушку встретили? — с неожиданным любопытством прошептала Син.

— Да почему прапрадедушку?! Я же говорю, — тот мертвец нам не представился. Да он и совсем чуть-чуть живой был.

Помнила ту ночь Рата очень живо…

Море мутно сияло в тусклом лунном свете. И Луну, и ее Темную Сестру, полускрыли рваные тучи. Берег пролива темнел на горизонте.

Опустив долгозорную трубу, Леди сказала:

— Хрен его знает. Что-то беленькое чернеется. Может, и не лодка. Тьма кромешная.

— Лодка, моя леди, — заверил стоящий у штурвала Сиге. — Узкая лодка — человек шесть поместится. Но людей там нет.

— Я тоже лодку вижу, — заявила кутающаяся в одеяло Рата.

— Брысь на место, грызун! — рявкнула Леди.

Девчонка быстренько попятилась за спины моряков, но уходить вниз, естественно, не спешила.