Сага об орке. Выбор сделан
Шрифт:
Двумя руками, как винтовку в тире поднял конструкцию, и упер тыльный конец бруска в плечо. Не удобно, но удобства потом, потом…
Вдох…
Кажется, меня начинает колотить мандраж, еще немного и его будет заметно окружающим.
Изогнулся, максимально, как получилось склонил голову к ложу, чтоб правый глаз смотрел вдоль стрелы. Взгляд нащупал мишень. Ну…
Всеми пальцами правой руки нажал на скобу.
«Пам-м» басовито пропела тетива. Меня качнуло отдачей. Выдох.
И сразу вслед за этим «пам» от мишени долетел хорошо знакомый по фильмам и играм всасывающий звук попавшей в
— Высоковато!
Стрела попала прям в верхнюю перекладину щита-мишени.
Кто произнес, я так и не понял. Понял только то, что в момент приготовления к выстрелу над полем стояла мертвая тишина. Народ, кажется, даже не дышал! Сейчас же загалдела ребятня, начали переговариваться взрослые, а я стал натягивать свое устройство по новой.
Хельми протянул еще пару стрел. Одну воткнул в землю возле ноги, вторую положил в желобок, паз в тетиву, вскинул арбалет.
Над полем опять повисла тишина.
Вдох…
На этот раз я поднял ложе чуть выше… Тяжелый, зараза! И стал медленно-медленно опускать. Кажется сейчас… Зафиксировался на миг, пальцы выжали скобу, отдача, «пам»… «чавк».
Оперение стрелы торчало из мишени. Не из самого центра, конечно, но уже близко!
Опять заголосили мужики, обсуждая выстрел, им вторили детские голоса.
Не позволяя себе отвлекаться, зарядил арбалет по новой. Третья стрела в ложе.
Вдох. Повторил действия в точности.
Третья стрела вошла буквально в ладони от центра. Эх, надо бы какой-нибудь целик придумать. По направлению прицелиться легко, а вот по углу возвышения нужно по чему-то ориентироваться.
— Смотри как садит! Из трех две в яблочко!
Оглянулся, за спиной Стейн подначивал Хельми. Хольд скривился.
— Не две, а только одна, вторая дальше от центра попала.
— И что? Парень лук в руках второй раз за жизнь держит!
— Шагов с тридцати и ребенок попадет.
Блин, а ничего что дуга у лука нифига не «детская»?! Но от комментов воздержался.
— И это не лук, Стейн, — продолжил втаптывать мое самолюбие Хельми, — это какая-то бесполезная, безобразная ерунда, детишкам на потеху. Ты посмотри, пока он две стрелы выпустит, я десяток уже в мишень всажу. В самый центр!
— Пошли ребзя, не на что тут смотреть, — раздался чей-то звонкий, детский голос.
— Да, пошли лучше Эгиля попросим что-нибудь рассказать!
— Чухня какая-то!
Стайка детишек порскнула обратно в дом. Ушел Хельми, затем Колль, задорно подмигнув на прощанье, дескать не унывай! Но тоже ушел.
— Ладно Стейн, иди, не мерзни! — махнул я плотнику.
— Не обижайся на Хельми, — ободряюще потрепал он меня по плечу, — он просто еще не понял, что ты придумал. Дай срок — доработаем!
И он тоже отправился в дом.
Я смотрел вслед ушедшим, и чувствовал, как у меня начинает дрожать левая коленка. На плечи, как будто накинули тонный рюкзак. Слабость и опустошение. Н-да… Провалилась презентация. Если честно — обидно.
«А чего ты ждал?» — проснулся «второй я», — «восторгов твоим гением, слащавой хвальбы? Что Хельми сломает свой лук через коленку, и попросит у тебя разрешения сделать такой же?»
Если честно, то да. Ну или хотя бы какого-то понимания. Я же только что сделал новый шаг в местном оружейном
мире!Сходил за стрелами, вернулся на рубеж, потом отошел еще метров на пятнадцать назад.
Прикинул, если с двадцати пяти я целился почти в самый верх мишени, сейчас надо взять на ладонь выше…
Первая вошла между центром мишени и ее краем, две остальные положил близко к яблочку.
Сходил за стрелами, ушел на пятьдесят метров.
На этот раз первая все-таки ушла ниже соломенного круга. Две остальные положил в круг, правда появился и разброс по горизонту.
Вот так! Полста метров, и тяжелая бронебойная стрела уходит в мишень по оперенье. Ну какие тут еще могут быть сомнения?!
— Дядь Асгейр.
Я аж вздрогнул, кто здесь? Меня за штанину дернул сынишка Гунара — Бёдвар. До этого я с ним и не разговаривал ни разу. Одиннадцать лет, то есть зим, мне по грудь, огромные детские глазища.
— Дядь Асгейр, а сделаешь мне такой же?
У меня сбилось дыханье, в уголках глаз почувствовал холодящую на морозе влагу. Присел, и оказался сразу ниже парнишки.
— А тебя же дядя Хельми учит стрелять?
— Да-а, учит… Но только из лука надо долго учиться, а тут вы раз — и все стрелы в мишень! А дядька Стейн говорит, что вы всего второй раз лук в руках держите…
Вот сорванец! Читер малолетний! Чует своим детским сердечком, что арбалет в обучении проще лука! Я встал, потрепал пацана по голове.
— Давай договоримся. Ты будешь хорошо учиться у Хельми, и когда сможешь стрелять из его лука… мы с тобой вернемся к этому разговору. Такую штуку я тебе тоже сделаю, обещаю. Но до этого, ты будешь постигать все, что тебе говорит дядя Хельми. Хорошо?
Пацан с серьезным видом покивал, потом переспросил.
— Вы обещаете?
— Бедвар, — я подбавил в голос укоризны, — я же обещал, помнишь? Или ты сомневаешься в моих словах?
Тот затряс головенкой.
— Ну значит сделаю. Иди в дом.
— Там вас, кстати, папа звал, — добавил он уже уходя.
— Хорошо, скажи, что сейчас иду. Только стрелы соберу.
Я вспомнил, что Гунара на «презентации» не видел. Он сидел на своем месте — во главе стола. По левую руку расположилась Келда. Рядом с Келдой, прямая как палка и натянутая как струна сидела сбледнувшая Гретта. Душу царапнула догадка.
Уселся справа от Гунара, напротив девушки, обвел глазами всю троицу, огляделся.
Жужжали веретена прях, дети кучковались на том конце стола вокруг Эгиля. Колля и Стейна видно не было, наверно на улице работа нашлась. Вроде мы и в центре людного дома, а вроде вокруг и никого.
— Асгейр, — проговорила наконец Келда, — Гретта согласилась.
Я вновь взглянул на девушку. Она ответила прямым взглядом. Выдохнул:
— Что ж…
— Послушайте меня, — перебил Гунар, — хочу, что все поняли. Вне зависимости от того, кто родится — мальчик или девочка, это наш ребенок, — Гунар прям выделил голосом это «наш», — мой и моей жены. Не ты Асгейр, не ты Гретта… Особенно ты, — он посмотрел тяжелым взглядом на девушку, — после рождения не претендуете на дитя. Никто не должен знать, что это не наш ребенок, понятно? — обвел нас взглядом, — Я хочу, чтоб дитя знало, его родители — мы.