Саган-Далинь

– Нет, - не согласился Костя.
– Солнце - наше.

Они обернулись к солнцу, которое сейчас, в полдень, стояло над горизонтом на высшей точке. Солнце грело. Едва касалось лица, но чувствовалось, что гладит кожу словно рукой ребенка.

– Да, - согласилась Варя.
– Солнце земное.

Они продолжали глядеть. Справа суровым торцом подходил к Байкалу хребет. Обрывался отвесно в глубь озера. Продольные трещины рассекали камень, и Константин подумал: вот почему дорогу не повели по берегу пришлось бы снять миллионы кубометров породы, и любой оползень сбросил бы дорогу с обрыва. Правильно было сквозь хребет прорубить тоннель.

При воспоминании о тоннеле пришла на память неудача в утреннем опыте. Вместе с досадой мелькнула какая-то мысль, но тут же ушла, Костя не уловил ее.

Варя тянула влево, куда уходил Байкал, - на юг, на юг. Плоский заснеженный берег и ледяное зеркало уходили тоже на юг, терялись в пространстве и в сиянии дня. Варя смотрела туда, и Константин отметил в ее глазах рассеянное, смутное выражение.

– Слушаешь?
– спросил он.

– Да.

– Что слышишь?

– "Нордическую сюиту" Грига...

А потом солнце пошло на склон. Стали меняться цвета Байкала. Синева зеркала потемнела, снежные наносы приобрели оранжевый цвет, стали похожи на лисьи хвосты. А вода подо льдом почернела, как вороненая сталь.

И опять Константину что-то почудилось из прошедшего опыта. Он взглянул на Варю. Рассеянность исчезла с ее лица, над переносицей появилась морщинка. Варя о чем-то думала.

– О чем ты?
– наклонился к ней Костя.

– Мы, - заговорила она, - когда шли сюда, перечислили все, что видели сегодня в опыте: небо, тополя, стену. Буквы.

У Кости снова шевельнулось в душе что-то недосказанное, подспудно тревожащее.

– Но мы, - продолжала Варя, - не сказали о том, что мы почувствовали.

– Да, да...
– Костя мучительно вспоминал.

– А может, мы боялись признаться?

– Варя...

– Тогда я скажу, Костя, чтобы все это не мучило тебя и меня: нам в лицо оттуда, от тополей, пахнуло зноем летнего полдня!

Они вернулись в поселок так же, как и вышли, - пешком.

На крыльце общежития их встретили девушки - Варя с некоторыми познакомилась вчера, разговаривала.

– Новые постояльцы?
– обратились девчата к Варе и Константину.
– Где вы ходите целый день? Вы, наверно, и новость не знаете?

– Какую новость?

– Наши ребята побывали в двадцать первом веке!

– Что?
– спросил Костя.

– Прямо из тоннеля врезались в будущее.

– Сейчас в клубе рассказывают. Пойдемте.

Варя и Константин оторопело глядели на девчат.

– Газету привезли, - девчонки сбежали с крыльца.
– За седьмое июля!..

Стайкой перебежали дорогу.

Варя и Константин, не заходя в общежитие, пошли вслед за ними.

Клуб помещался в конторе, в большем ее крыле. Это было совсем недалеко, но Варе и Косте показалось, что до ступенек клуба они шли вечность. И по ступенькам поднимались вторую вечность.

В небольшом зале было битком. Полушубки, куртки, платки. В спешке раздеваться никому не пришло в голову - кто как был.

Варя и Константин кое-как примостились в уголке на скамье. Они не понимали, что происходит.

На сцене, бросавшей в зал сияние ламп, за столом, покрытым красной скатертью, как в торжественную революционную годовщину, сидели три человека: совсем молодой парнишка, как вскоре выяснится - водитель автомашины, второй молодой парень - комсорг и товарищ постарше - прораб. Они о чем-то переговаривались вполголоса, перед прорабом лежал газетный лист.

– Давай начинай!
– слышалось там и тут из зала.

– Чего тянуть?..

Раздались два-три хлопка в ладоши, но тут же смолкли.

Встал комсорг:

– Товарищи, произошло событие.

Варя и Константин вздрогнули. Они слышали этот голос!

– Необычайное событие, - продолжал комсорг.

В зале стояла полная тишина. Варе казалось, что она слышит, как у нее в груди бьется сердце.

– На сегодня, - продолжал комсорг, - было намечено осмотреть тоннель перед сдачей, завтра комиссия. Мы и поехали вот втроем, - комсорг показал на товарищей.
– Машину взяли открытую: смотреть по сторонам.

– Ближе к делу, - тихо, но явственно сказал кто-то в зале.

– А дело началось сразу, - перестроил рассказ комсорг.
– Не проехали километра - нырнули в черный туман.

– Черный туман...
– Опять из зала.

– Не перебивайте, - сказал прораб.

Комсорг продолжал:

– Дорога едва виднелась, а потом и вовсе исчезла - как в пропасть.

– Я попытался нажать на тормоз, - вставил водитель, - но ничего не ощутил под ногой, точно оказался в воздухе.

– Все мы оказались в воздухе, - подтвердил комсорг, - будто все пропало вокруг. Ощущение такое.

– Неприятное ощущение, - поднял глаза от газеты прораб; во время рассказа он неотрывно глядел на нее, будто сторожил газетный лист.

– Но тут разом наступил день, - продолжал комсорг, - и мы с машиной оказались на перроне большого вокзала. Было ровно четверть двенадцатого показывали электрические часы. Над часами большими буквами надпись: Саган-Далинь. Впереди перрон, рельсы закруглялись немного, и виден был город. Город и назывался Саган-Далинь.

На этих словах комсорг остановился в волнении.

Поднялся шофер:

– Я дал полное торможение, потому что на перроне ходил народ: может, пассажиры, может, встречающие. Все остановились, повернули к нам головы.

– И то сказать, - вставил прораб, - летний день, деревья в зелени, а мы в полушубках, в ушанках.

– Да, - опять заговорил комсорг.
– Летний горячий день. Кто-то из пассажиров крикнул: "Смотрите-ка!" Другой подошел к машине: "Откуда вы?.." Мы глазели по сторонам и ничего не могли ответить. Почему лето? Почему город?.. Василий, - кивнул комсорг на шофера, - пришел в себя раньше всех. Машина остановилась перед киоском Союзпечати, женщина раскладывала газеты. Василий соскочил с сиденья: "Дайте газету!" Она дала ему газету.

– Даже плату не спросила, - вставил шофер.
– Наверно, от удивления.

– Василий, - опять продолжал комсорг, - вернулся на место, и тут все исчезло. Мы оказались в тоннеле. Последнее, что я помню, - часы на вокзале показывали двадцать две минуты двенадцатого...

Казалось, что зал оглох. Потом в полный голос кто-то спросил:

– Что в газете?

Прораб взял в руки газету и прочитал:

– "Северобайкальская правда".
– Повернул газету к залу, показал заголовок.
– Дата есть, - продолжал, - среда, седьмого июля 2003 года. Номер есть. "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Даже цена есть: три копейки.