Сакура и дуб (сборник)
Шрифт:
Штаб-квартира Шотландской национальной пар тии в Эдинбурге увешана плакатами с цветком чертополоха. Напомню, что, как роза у англичан, цветок этот считается у шотландцев национальной эмблемой.
– Подъем шотландского национализма, – говорят в штабе этой партии, – порожден многими причинами, и прежде всего упадком британского империализма. Одно дело – править четвертой частью мира, и другое дело – быть пасынком «больного человека Европы». Пришла пора вспомнить, что акт унии 1707 года был своего рода браком по расчету. Шотландия хотела получить доступ к заморским владениям Англии. Имперские горизонты действительно открыли шотландцам простор для применения сил и способностей. Но не стало империи, и они вновь почувствовали себя прежде всего не британцами, а шотландцами.
По площади Шотландия составляет две трети Англии. По населению же – немногим больше одной десятой. Причем большинство жителей – почти пять миллионов – сосредоточено в Низинах, то есть в юго-восточной половине Шотландии, и лишь четверть миллиона человек приходится на ее северо-западную половину, которую называют Взгорья.
Между Взгорьями и Низинами всегда существовал разительный – причем не только географический – контраст. Горцы, эти бедуины Шотландии, скотоводы и воины, привыкли свысока смотреть на более зажиточных обитателей долин – земледельцев, ремесленников, торговцев. Именно Взгорья с их клановой системой были средоточием шотландского национального духа, именно они послужили оплотом якобитов, именно они же в наибольшей степени пострадали от карательных походов англичан, в особенности от жестокой расправы, которую учинил над непокорными кланами герцог Камберлендский. Подобно обезлюдевшему западу Ирландии, пустынность шотландских Взгорий напоминает об участи народов, ставших первыми жертвами английской экспансии.
Население современной Шотландии сосредоточено главным образом в Глазго и долине реки Клайд. Там, как и в прилегающих районах Северной Англии, у месторождений антрацита и железной руды, возле морских заливов, удобных для строительства верфей, родились традиционные отрасли британской индустрии: угольная промышленность, черная металлургия, судостроение. Однако именно эти отрасли переживают в послевоенные годы наибольший упадок. Развитие новых, перспективных отраслей явно тяготеет к юго-востоку страны, к Лондону. Шотландии же выпала участь периферии, которая особенно болезненно ощущает свою чрезмерную зависимость от шахт, домен и верфей. По критическому состоянию жилого фонда, или, проще говоря, по количеству трущоб, Глазго не имеет себе равных среди городов Западной Европы. Средний доход на семью в Шотландии почти на одну треть ниже, чем в Юго-Восточной Англии. Жизненный уровень одного миллиона человек, то есть каждого пятого жителя, вплотную соприкасается с официальным рубежом бедности. Еще один миллион шотландцев за послевоенные годы эмигрировал на чужбину (за пределами родины проживает более 20 миллионов шотландцев).
Все эти социально-экономические трудности Шотландии, помноженные на общие для всей Британии последствия распада колониальной империи, давно уже подогревали националистические чувства, рождали толки о том, что лондонские власти слишком далеки от шотландских проблем и решение их способны найти лишь сами шотландцы. Но когда разговоры о какой бы то ни было самостоятельности доходили до «коридоров власти» в Лондоне, там лишь скептически кривили губы:
– На чем же думают прожить без нас эти шотландцы? На экспорте виски?
И вот 70-е годы вдруг влили в шотландский национализм совершенно новую струю: началось освоение нефтяных богатств Северного моря. Причем большинство месторождений в его британском секторе оказалось именно у берегов Шотландии. Само собой разумеется, что поток «черного золота» породил в Лондоне и Эдинбурге весьма различные планы и намерения.
– Прежде англичане твердили нам, что для независимости мы слишком бедны. Теперь же оказалось, что мы для этого слишком богаты, – иронизируют шотландцы.
Националисты ратуют за создание конфедерации британских государств наподобие Северного союза, объединяющего Скандинавские страны. Шотландцы тогда остались бы британцами в такой же мере, в какой норвежцы считаются скандинавами. Итак, «твидовый занавес», как окрестила пресса амбиции шотландских сепаратистов, стал настораживающим видением на британском политическом горизонте.
Надписи «Англичане,
убирайтесь домой!» можно увидеть и в Уэльсе. Но там рост националистических настроений имеет не столько политическую, сколько культурную окраску. Он проявляется, в частности, как движение за распространение родного языка (на котором говорит четверть жителей Уэльса), за сохранение народной песни и других форм самобытной национальной культуры.Уэльс стал частью Англии еще в Средние века. Чтобы закрепить свою власть над завоеванным горным краем, английские короли возвели там немало замков. Но местные вожди то и дело проявляли непокорность. И в 1281 году Эдуард I решил, по преданию, перехитрить их. «Если вы присягнете на верность английской короне, – сказал он, – обещаю, что княжить вами будет человек, который родился на земле Уэльса и не знает ни слова по-английски». А когда местные вожди клятвенно признали власть Англии, Эдуард I показал на своего младенца, родившегося накануне в Орлиной башне замка Карнарвон. (С тех пор наследник британского престола по традиции носит титул принца Уэльского.)
Уэльс был когда-то британским Руром. В его индустрии доминируют сталь и уголь. Но сейчас именно эти отрасли переживают упадок, который, как и в Шотландии, сказывается там особенно болезненно. Уэльс, правда, богат водой, снабжая ею главные города и промышленные центры Англии. Но хотя местные националисты стараются усмотреть в этом некую аналогию с шотландской нефтью, для сепаратизма в Уэльсе попросту нет экономической почвы.
Чтобы приглушить националистические и тем более сепаратистские тенденции, решено предоставить Шотландии и Уэльсу больше самоуправления, в частности создать там нечто вроде местных парламентов – выборные ассамблеи: в Шотландии – из 150, в Уэльса – из 70 депутатов. В ведение таких ассамблей передана деятельность местных органов власти, вопросы здравоохранения, народного образования, жилищного строительства, местного транспорта, им позволено по своему усмотрению распределять средства, которые выделяются данным районам из государственного бюджета.
При этом верховная законодательная власть целиком осталась за Вестминстером. Парламент в Лондоне сохранил полный контроль над вопросами обороны, иностранными делами, финансовой и экономической политикой, а значит, и доходами от североморской нефти, поступающими в британскую казну. Способно ли расширение местной автономии разрядить накал националистических страстей? Или же выборная ассамблея, наоборот, окажется желанной трибуной для сепаратистов, позволит им приписывать себе каждый успех, а каждую неудачу объяснять недостатком переданных на места прав и требовать их расширения?
– Мы – сторонники самоуправления, но противники сепаратизма, – заявляет Шотландский конгресс тред-юнионов. – Интересам трудящихся, как шотландцев, так и англичан, отвечает укрепление сплоченности британского рабочего движения, а не подмена классового единства национальной рознью.
«Разъединенное королевство» – это пока лишь хлесткий заголовок, кочующий по газетным и журнальным страницам: из французской «Нувель обсерватер» в американский «Тайм», а оттуда в британскую «Санди телеграф». Но это и напоминание о проблеме – политической, экономической, социальной, эмоциональной, которую не сбросишь со счетов.
Итак, не будем забывать, что на Британских островах обитает не один, а четыре народа, что, кроме англичан, там есть шотландцы, ирландцы и уэльсцы, национальное самосознание которых весьма обострено. Так что, оказавшись на родине Роберта Бернса, не следует называть его своим любимым английским поэтом или, спустившись в шахту Южного Уэльса, выражать радость по поводу встречи с английскими горняками…
Англия, Шотландия и Ирландия объединяются, чтобы держать в повиновении колонии. Англия и Шотландия объединяются, чтобы держать в повиновении Ирландию. Англия объединяется, чтобы держать в повиновении Шотландию. В самой Англии верхи общества объединяются, чтобы держать в повиновении низы.