САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

– Так что ты имеешь за него предложить? – напомнил контуженый односельчанин Сакурова.

Охранник, чисто по-купечески изгаляясь, назвал цену. Жорка только крякнул. Константин Матвеевич не поверил своим ушам. Хозяин грузовичка изображал постороннего человека.

– Сколько ты за него должен? – поинтересовался Сакуров у водилы.

Водила сказал.

– А когда кончается срок погашения кредита?

Водила сказал.

«Что ж, - прикинул Константин Матвеевич, - если инфляция к тому времени не сбавит темпа, то получатся чистые копейки…»

Придя к столь утешительной мысли, Сакуров параллельно констатировал, что лично им с Жоркой темпы инфляции по барабану, поскольку от них (темпов инфляции) не прибавится ни пенсия у Жорки, ни пособие по безработице у Сакурова, которого он не получал. Другими словами, отдавать им придётся за грузовичок почти сегодняшнюю реальную стоимость, десять процентов которой предлагал им ушлый охранник, бывший типичный советский военспец эпохи позднего застоя и первых лучей прожектора перестройки.

– Так дело не пойдёт, - пошёл в отказ Жорка.

– Не прибавлю не рубля, - проявил похвальную твёрдость охранник.

– Чтоб ты сдох, - пожелал ему Жорка.

– Да я ещё, пожалуй, поживу, - не обиделся бывший военспец. – Соглашайтесь, ребята. Я же знаю, что вам край, поэтому могу сбавить.

– Но деньги нам нужны прямо сейчас, - сказал Жорка, гипнотизируемый двумя парами голодных глаз. Впрочем, Жорка и сам был не железный. В смысле, выпить он хотел страшно. Ну, и закусить.

– Так это не проблема, - бодро ответил охранник и достал из кармана новомодный комок денег, перетянутый резинкой от бигудей.

– Чёрт с тобой, слюнявь! – махнул рукой Жорка, а Сакуров почувствовал, что сейчас захлебнётся голодной слюной.

Когда рассчитались за грузовичок, охранник свистнул собак, пересажал их на цепь и повёл троицу к месту стоянки. Там он присмотрел за троицей, пока те забирали кое-какие вещи, а потом проводил до выхода. Короче говоря, доставать газовый пистолет Сакуров не рискнул. А водила, подлец, первым делом сожрал чебуреки и не предложил даже полчебурека ни Сакурову, ни Жорке. Конечно, они и сами бы отказались есть такую тухлятину, но отказываться просто не пришлось.

Покинув территорию рынка, Сакуров, Жорка и отчаянно рыгающий экс-водила кинулись ловить такси или какого-нибудь частника. Между делом дальний родственник Семёныча потребовал деньги.

– Какие деньги? – угрожающе спросил Жорка.

– За грузовик, вот какие, - бесстрашно пояснил экс-водила.

– И ты сам потом выплатишь кредит? – уточнил Жорка.

– Не-эт! – хитро возразил ушлый земляк. – Кредит обещал заплатить ты.

– Я что-то не пойму: ты дурак? – удивился Жорка.

– Чево это я дурак? – обиделся экс-водила. – Ты деньги давай!

– Хорошо. Вот тебе твои деньги. И чтоб я тебя больше не видел. Понял?

Сакуров в это время остановил тачку и стал спрашивать, за сколько хозяин тачки отвезёт их в ближайшую харчевню.

– Так я вас сегодня угощу, - предложил дальний родственник Семёныча, - а потом ты кредит заплатишь. Как обещал, между прочим.

– Там тебе тачку поймали, угощайся сам, гнида. Костя, пошли отсюда.

– Что случилось?

– Да что ты, Жорка, прямо, как не родной? – засуетился земляк. – Ведь я же вас не только угостить хочу, но и билеты купить. Ведь надо нам всем домой ехать?

– Езжай один.

– Что случилось? – повторил вопрос Сакуров.

– Пошли отсюда, - повторил Жорка, - потом объясню.

– Эй, так мы едем? – подал голос мурманский извозчик.

– Да ладно тебе, Жорка, - перепугался Николай. – Бери все деньги назад, если ты такой гордый.

Говоря, он незаметно отщипнул от вороха несколько бумаг и спрятал их под одежду. К слову сказать, этот дальний родственник Семёныча за всю свою жизнь далеко ездил один только из армии, потому что туда его отвезли. Но какие тогда были времена? Смешные и скучные были времена, когда кассиры ездили за зарплатой рабочих и служащих в трамваях, а в любое советское учреждение можно было зайти пописать или попудрить носик. Теперь же, когда демократы распоясались не на шутку, а убить человека из-за денег стало, что высморкаться, катиться одному из Мурманска в Угаров было страшновато.

– Что, ладно?! – заорал Жорка. – Ты кончай меня доставать, понял! Давай деньги, урод…

– Чево это я урод? – снова обиделся экс-водила. – Грубый ты человек, Жорка…

– Так что, поехали? – уточнил мурманский извозчик, когда троица погрузилась в его сильно подержанный драндулет.

– Поехали, родной, только быстрее, - попросил его Сакуров.

Грузовичок пропили за ночь.

Начали в кабаке, потом перебрались на хату к какой-то гулящей местной бабе. Сначала эта баба была совсем одна, и как она оказалась за столиком Сакурова, Жорки и Николая, никто из троих толком не помнил. Но эта баба как-то всем сразу понравилась, земляки наперебой её угощали, и все трое наперебой целовались с ней на брудершафт. А когда наступило время закрытия кабака, где-то полпервого ночи, баба пригласила земляков для продолжения банкета к себе домой.

– Надо было сразу ко мне идти! – визгливо говорила она, обнимаемая по очереди то Николаем, то Жоркой. – Сколько денег зря на ресторанную наценку перевели!

– Ерунда! – орал пьяный Николай, не потративший ни копейки своих денег. – Сколько той жизни! Ты, кстати, одна живёшь?

– Одна. Муж сидит, а мать в больнице.

– Это хорошо, - потирал руки Николай.

«Чего ж тут хорошего?» - думал Сакуров, стараясь идти ровно по хреново освещённым улицам крупного российского портового города. Идти, правда, далеко не пришлось. Баба жила в трёх кварталах от кабака в двухэтажном деревянном доме. Квартиру она занимала двухкомнатную. Там, действительно, никого не оказалось. Прибывшие расположились в большой комнате и продолжили банкет. Водку и закусь они приобрели по пути из кабака. Брали и того, и другого с запасом, но не рассчитали. В три ночи (или утра) вернулся из тюрьмы муж гулящей бабы. И вернулся не один, а с четырьмя корешами. Чуть позже них из больницы припёрлась мать бабы. Её сопровождали две женщины и один мужик неопределённого возраста. Наверно, представители медперсонала. Муж бабы не стал судить супругу строго за присутствие в квартире посторонних мужчин, но навалился на водку. Его кореша тем более не стали бузить, но водку жрали тоже исправно. Мать бабы вообще слова лишнего не сказала, а один из представителей медперсонала даже предложил посылать его за дополнительной водкой, когда прежняя кончится. Жорка сорил деньгами, как семечной шелухой, а Николай схлопотал от мужа бабы за излишнее к ней внимание. Сакуров пил водку наравне со всеми, но в его голове нет-нет, да и образовывалась мысль насчёт того, а чем же всё это кончится?

Глава 21

Кончилось тем, что в десять утра их всех выгнали из дома гулящей бабы, которую они все трое якобы сняли в кабаке. Выгнали со скандалом, а инициировала скандал якобы больная мать бабы. Проснувшись раньше всех, она посовалась по квартире, не нашла, чем похмелиться, и начала орать. При этом она не стеснялась в выражениях и отдельных словах, под конец договорившись до прямых угроз физического насилия над тремя какими-то бродягами, которые дрыхнут в её квартире. Под тремя бродягами якобы больная мать гулящей бабы подразумевала Сакурова, Жорку и хитрожопого дальнего родственника односельчанина Семёныча.