Салтыков. Семи царей слуга
Шрифт:
Сразу же по отъезде Апраксина из армии уже на следующий день его генерал-квартирмейстер Веймарн был вызван в Ригу, где сразу подвергся обстоятельному допросу.
— Отчего армия не пошла на Кенигсберг? — был первый вопрос начальника Тайной канцелярии Ушакова.
— Так решил военный совет, ваше сиятельство, поскольку сложились трудности с провиантом и фуражом. А кроме того, у нас было много раненых и больных.
— В любой армии во время войны без этой обузы не обходится, генерал. Вы это лучше меня знаете. Кто первый предложил не идти на Кенигсберг?
— Я не помню, ваше сиятельство.
— Так
— Вел, — признался Веймарн.
— Так в чем же дело? С чего вдруг такая забывчивость? Выгораживаете главнокомандующего? — В голосе Ушакова зазвучала угроза. — Где этот протокол?
— Фельдмаршал все бумаги забрал с собой.
— Вы получали указание Конференции идти на Кенигсберг?
— Получали.
— И не раз, разумеется. А личное указание ее величества идти в наступление?
— Получали.
— Почему не исполнили ни постановления Конференции, ни указа ее величества?
— Так военный же совет…
— Я это уже слышал, генерал. Вы хоть задумывались, кто правит империей? Ваш так называемый военный совет или ее величество?
— Разумеется, ее величество, — вздохнул генерал-квартирмейстер.
— Так как вы посмели ослушаться ее указа?! — Ушаков хлопнул ладонью по столу. — Как?
Веймарн молчал, поняв, что его ответы только раздражают Ушакова.
— От кого приходили письма Апраксину?
— От канцлера, от императрицы.
— Еще?
— Были от ее высочества принцессы Екатерины Алексеевны.
— А от принца?
— От принца не было.
— Еще от кого?
— От родственников.
— А с той стороны?
— С какой «с той стороны»?
— Что вы, генерал, прикидываетесь младенцем? От прусского короля, я спрашиваю?
— Нет, не было.
— Вы точно знаете?
— Точно, ваше сиятельство. По крайней мере, я не видел таковых.
— Генерал Веймарн, вы сегодня выезжаете со мной в Петербург для очной ставки с вашим командующим, — отчеканил Ушаков, вставая из-за стола.
— Значит, я арестован?
— Пока нет, — усмехнулся Ушаков. — Это от вас не уйдет, надеюсь.
Ночью Александр Шувалов разбудил принцессу Екатерину Алексеевну:
— Ее величество ждет вас, ваше высочество.
— Я сейчас. — Принцесса поднялась с дивана, протирая глаза. — Который час, Александр Иванович?
— Скоро уж два часа будет. Вы ступайте к ее величеству в будуар, а я пойду разбужу великого князя.
— И ему велено?
— Да. Императрица хочет видеть вас обоих.
Наскоро причесавшись и пройдясь пуховкой по лицу, принцесса отправилась к императрице. Когда она вошла в будуар, там находились уже и Шувалов, и великий князь Петр Федорович. Но самой хозяйки еще не было.
Когда она появилась, принцесса упала перед ней на колени.
— Что с тобой, дитятко? — удивилась императрица.
— Ваше величество, отпустите меня на родину, — сказала принцесса.
— Что случилось, Катя? Да встань же ты.
Принцесса встала, прикрывая лицо ладонями, чтоб не видно было слез.
— Я не могу уже здесь жить, мне тяжело.
— Да не слушай ты ее, теть, —
сказал принц. — Вбила себе в голову…— А ты, Петр, помолчи, — осадила племянника Елизавета Петровна. — Не с тобой говорю. Как же ты бросишь детей, Катя?
— Я все равно их почти не вижу. И потом, я уверена, что вы их хорошо воспитаете.
— Но чем же ты станешь там жить?
— Тем же, чем жила до отъезда сюда. Там мама.
— Мама твоя бежала от прусского короля в Париж. Фридрих заподозрил ее в симпатиях к России. Здесь Бестужев обвинял ее в шпионаже в пользу Пруссии, а там наоборот. Вот и пришлось ей бежать во Францию. Я прошу тебя, Катя, не бросай нас. Я так люблю тебя, детка.
— Да не уговаривайте вы ее, — опять встрял принц.
— Петр, я тебе сказала, помолчи! — снова осадила племянника императрица. — Отчего ты решила уехать, Катя? Скажи мне как на духу.
— Я стала вам неприятна, а великий князь вообще ненавидит меня.
Принц и Шувалов, стоявшие у окна, о чем-то зашептались. Императрица услышала их разговор, прошла к ним, сделала негромкий выговор:
— В моей комнате от меня не должно быть никаких секретов, милостивые государи.
— Но вы же сами не даете мне слово сказать, — обиделся принц.
— Ну говори, что ты хотел сказать.
— Отпустите ее, ваше величество. Она воображает о себе много. Гордячка.
— Но она твоя жена, Петр, у вас есть дети.
— Еще неизвестно, чьи они.
— Дурак же ты, Петр, после этого. Я б не удивилась и не осудила, если б она дала тебе по морде за это.
— Только б попробовала.
— Ну хорошо, допустим, я ее отпущу, что ты будешь делать?
— Я женюсь на другой.
— На ком, если не секрет?
— Нашлась бы невеста.
Принцесса, услышав последнюю фразу мужа, сказала громко:
— На Елизавете Воронцовой [57] , ваше величество, желал бы жениться мой муж. Когда я болела и была на грани смерти, они уже договорились пожениться. И его высочество был очень огорчен, что я выздоровела.
— Вот видите, тетушка, сколь зла она. Такую напраслину на меня возводит.
— Ладно, ладно. Не надо раздувать ссору, я звала вас совсем для другого, но не для того, чтоб ссорить вас.
57
Воронцова Елизавета Романовна (1739–1792) — фаворитка императора Петра III, в замужестве Полянская, муж — статский советник Полянский Александр Иванович.
Императрица прошлась по комнате, что-то обдумывая. Потом остановилась напротив принцессы.
— Надеюсь, ты понимаешь, Катя, что я тотчас отпустила бы тебя, если б не любила всей душой.
— Ваше величество, — вдруг заговорила дрогнувшим голосом принцесса, и глаза ее вновь заблестели от подступивших слез. — Я вас тоже так люблю, так люблю!..
Заметив ее волнение и слезы, императрица тоже растрогалась. Погладила ласково щеку принцессе.
— Ну все, милая, все. Будет об этом. А с мужем, даст Бог, помиритесь. Как у нас молвится, милые бранятся, только тешатся. Слышала такую русскую пословицу?