Сальвадор Дали

Подобный портрет мог бы подойти Сальвадору Дали, но не столько художнику, сколько человеку с болезненно развитым желанием привлекать к себе внимание людей и удивлять их по мере своих сил и средств.

Как бы ни относиться к творчеству Пикассо, надо признать: он был одним из наиболее характерных представителей искусства развитой технической цивилизации первой половины XX века — победоносного вхождения в земной мир машины, как отмечал Н. Бердяев.

Вряд ли художник продумывал происходящее так же глубоко, как философ. Но интуитивно выражал то, что скрыто за внешним обликом предметов и явлений. Он говорил: «Я ищу одного — выразить то, что хочу. Я не ищу новых форм, я их нахожу».

Хорошо знавший его советский писатель Илья Эренбург высказал верную мысль: «Люди, которые пишут о Пикассо, отмечают, что он стремится освежевать, распотрошить зримый мир, расчленить и природу, и мораль, сокрушить существующее; одни видят в этом его силу, революционность, другие с сожалением или возмущением говорят о «духе разрушения»… Справедливо ли назвать разрушителем человека, преисполненного жажды созидания художника, который свыше шестидесяти лет подряд строил и строит, который смело примкнул к коммунистам, не предпочел безразличия или позы скепсиса, куда более легкой для художника?

Можно — и это тоже будет правдой — сказать, что Пикассо оживает в своей мастерской, что он предпочитает одиночество митингам или заседаниям. Но как при этом забыть его страстность в годы испанской войны, его голубка, участие в движении сторонников мира и многое другое?»

В некоторых случаях «разрушительный» стиль, который использовал Пикассо, наиболее точно выражает суть происходящего. Его монументальная «Герника» (1937) — страстный крик в защиту человека, против убийств и разрушений. Поводом для нее стала трагедия жителей испанского городка Герники, стертого фашистской авиацией с лица земли. Однако произведение оказалось пророческим; это доказали Вторая мировая война и уничтожение американскими атомными бомбами двух мирных японских городов.

^{Мать художника — Фелипе Доменеч (слева) со своей младшей сестрой Каталиной}

^{Сальвадор Дали Куси — отец художника. 1904 г.}

^{Сальвадор Дали в Барселоне}

^{Отчий дом в Кадакесе 1908 г.}

^{Дали на занятиях живописью}

^{Париж в 1920-х гг.}

^{Буньюэль, Дали и Ана Мария. 1928 г.}

^{Дали и Гарсиа Лорка. 1927 г.}

^{Сюрреалисты. Париж, 1930 г.}

^{Портрет Троцкого}

^{Дали в Париже в 1934 г}

^{Гала и Дали}

^{Гала Дали}

^{Дали и Гала в 1936 г.}

^{Дали и Гала на съемках фильма}

^{Дали с портретами вождей}

^{Дали с носорогом}

^{Свадебное фото Дали и Гала. 1958 г.}

^{Сатира на Дали — Авида Долларе}

^{Дали на церемонии приема во Французскую Академию}

^{Театр-музей Дали в Фигерасе}

^{Автопортрет с рафаэлевской шеей. 1920–1921 гг.}

^{Обнаженная на фоне пейзажа. 1922–1923 гг.}

^{Портрет отца художника. 1920–1921 гг.}

^{Дали с оцелотом}

^{Дали и Гала на фоне Мадонны Порт-Льигата. 1950 г.}

^{Натюрморт (Приглашение ко сну). 1926 г.}

^{Купальщик. 1928 г.}

^{Мрачная игра (Игра втемную). 1929 г.}

^{Великий мастурбатор. 1929 г.}

^{Старость Вильгельма Телля. 1931 г.}

^{Постоянство памяти. 1931 г.}

^{Податливое сооружение с вареными фасолинами.}

^{Предчувствие гражданской войны. 1936 г.}

^{Христос святого Хуана де ла Круса. 1951 г.}

^{Мадонна Порт-Льигата. 1950 г.}

Ничего подобного нельзя сказать о Сальвадоре Дали, который писал: «Пикассо занимает исключительно уродство, меня же больше интересует красота». Это сомнительное суждение он выразил в упомянутом выше портрете. Хотя вернее сказать: Пикассо — разный, но прежде всего он плоть от плоти своего времени, открытый миру и стремящийся по-своему выразить его. А Дали был замкнут на самого себя, свои комплексы (реальные или надуманные), на свою любимую женщину.

По словам Дали, «Пикассо никогда не хватало времени на живопись, и он только наметил то, что будут разрабатывать годы и годы. В Пикассо заключено все, что должно случиться в нашем веке с живописью. И оттого он торопился, набрасывая только первый черновик. Как-то он сказал мне, что в «Гернике» хотел бы прорисовать на конской шее все волоски — так, чтобы зритель ощутил запах конского пота, но не успел. Другие дорисуют. А еще, помню, заметил: «Здесь нужен синий цвет, но у меня не было синей краски, и я писал тем, что попало под руку — красным, а после выправлял положение дополнительными цветами, пока не добился ощущения синевы».