Сальватор. Том 2

Полковник пригнулся к шее лошади, желая рассмотреть говорившего, как вдруг совершенно необъяснимым образом – так неожиданно и ловко все было проделано – кто-то оторвал его лошадь от земли и швырнул наземь; животное упало, увлекая графа в своем падении.

Господину Рапту на какое-то время почудилось, что началось землетрясение.

Солдаты г-на Рапта и рады были бы последовать за своим полковником, но он оказался более решительно настроен, чем его подчиненные, да и лошадь под ним была лучше. Он перескочил уже разрушенную баррикаду с такой горячностью, что оторвался от солдат метров на десять.

А за этой баррикадой – как не бывает дыма без огня, так не увидите вы и баррикаду без защитников – находился Жан Бычье Сердце: он пришел на поиски Туссена-Бунтовщика и Кирпича, которых разметало огнем нападавших.

Сальватор приказал плотнику отправляться к друзьям и отослать их по домам, и вот теперь Жан Бычье Сердце искал их, чтобы силой или уговорами заставить разойтись.

После тщательных, но безуспешных поисков честный плотник собирался было уйти, как вдруг раздался первый залп.

– Похоже, господин Сальватор был прав, – пробормотал Жан Бычье Сердце, – ну, сейчас начнут кромсать прохожих.

Мы просим у читателей прощения за фамильярное выражение, но Жан Бычье Сердце не принадлежал к школе аббата Делиля, а слово «кромсать» настолько полно выражало его мысль, а также точно передает и нашу идею, что мы готовы пожертвовать формой ради содержания.

– Я думаю, – продолжал рассуждать плотник вслух, – пора последовать примеру друзей и убраться отсюда.

К несчастью, это легко было сказать, но непросто сделать.

– Дьявольщина! – оглянувшись, продолжал плотник. – Как же мне быть-то?

И действительно, впереди люди бежали сплошной массой, да Жан и не собирался бежать.

Позади него наступали кавалеристы с саблями наголо. Справа и слева в прилегавших улочках движение было закрыто: их охраняли пикеты солдат с примкнутыми штыками.

Как известно, Жан Бычье Сердце был тугодум. Он поводил из стороны в сторону испуганными глазами, как вдруг заметил другую баррикаду, развороченную посередине, и счел, что находиться за ней ему будет безопаснее. Несколько человек, спрятавшиеся в углу этой баррикады, тоже, видимо, пришли к такому решению.

Но в ту минуту Жан Бычье Сердце просто забыл о себе подобных: он искал балку, брус или большой камень, чтобы заложить пробоину, задержать всадников и успеть убежать целым и невредимым.

Он приметил небольшую тележку и не покатил – это заняло бы слишком много времени из-за обломков, под которыми было не видно мостовой, – а поднял ее и понес к пролому.

Он собирался заделать, как мог искуснее, брешь, но неожиданное нападение изменило его планы: из оборонительного оружия тележка превратилась в оружие нападения.

Скажем несколько слов о том, что за людей видел Жан Бычье Сердце неподалеку от себя, чем они занимались и о чем говорили.

Они пытались опознать Жана Бычье Сердце.

– Это он! – уверял один из них, с вытянутым бледным лицом.

– Кто он? – спросил другой с ярко выраженным прованским акцентом.

– Плотник!

– Ну и что? В Париже шесть тысяч плотников.

– Да это же Жан Бычье Сердце!

– Ты так думаешь?

– Я в этом уверен.

– Хм!

– Никаких «хм»!

– Вообще-то есть очень простой способ проверить, так ли это.

– И не один способ! А какой имеешь в виду ты?

– Я говорю о самом простом, а потому наилучшем.

– Рассказывай что надумал, только тихо и быстро: негодяй может от нас ускользнуть.

– Вот что я предлагаю, – продолжал тот, в котором акцент выдавал провансца. – Что ты, Овсюг, делаешь, когда хочешь узнать время?

– Брось раз и навсегда дурную привычку называть людей по именам.

– Уж не вздумал ли ты считать свое прозвище именем?

– Нет, впрочем, это сейчас не важно! Ты хотел знать, как я узнаю время?

– Да.

– Спрашиваю у дураков, которые носят часы.

– А чтобы узнать имя человека, достаточно…

– …спросить у него.

– Ну и тупица! Это единственный способ так никогда его и не узнать.

– Что же делать?

– Надо не спрашивать, а назвать его по имени.

– Не понимаю.

– Это потому, что светлой головой тебя не назовешь, дорогой друг. Ну, слушай внимательно. Я замечаю тебя в толпе, мне кажется, я тебя узнал, но сомневаюсь.

– И что тогда делать?

– Я подхожу к тебе с приветливым видом, вежливо снимаю шляпу и медовым голосом говорю: «Здравствуйте, дорогой господин Овсюг».

– Правильно. А я тебе не менее ласково отвечаю: «Вы ошибаетесь, уважаемый, меня зовут Счастливчик или Листоед».

Что ты на это скажешь?

– Ошибаешься, дружок, ты так не скажешь; не обижайся, но чтобы предвидеть такие неожиданности, надо иметь в голове мозги. Ты же, наоборот, выдашь себя, услышав свое имя, когда не хочешь быть узнанным. У тебя на лице будет написана растерянность, ты вздрогнешь – да, ты-то, Овсюг, обязательно вздрогнешь, ведь ты чертовски нервный. И заметь, будущий мой душеприказчик, что присутствующий здесь великан такой же впечатлительный, как колосс Родосский или другой колосс любого другого города. Достаточно к нему подойти и произнести со свойственной тебе слащавостью: «Здравствуйте, дорогой господин Жан Бычье Сердце!»

– Да, – кивнул Овсюг, – только боюсь, что наш плотник не вложит в свой ответ столько же вежливости, сколько я мог бы привнести в свой вопрос.

– Назовем вещи своими именами: ты боишься, как бы он не съездил тебе по уху.

– Называй чувство, которое я испытываю, страхом или осторожностью, все равно. Однако…

– Ты колеблешься…

– Признаться, да.

Вот о чем говорили трое приятелей, когда четвертый полицейский, такой же высокий, как Овсюг, только в три раза толще, присоединился к ним.

– Можно принять участие в вашей беседе, дорогие друзья?

– Жибасье! – в один голос воскликнули трое агентов.

– Тсс! – предупредил Жибасье. – На чем мы остановились?

– Вспоминали твое приключение на бульваре Инвалидов, – прошипел Карманьоль. – Мы говорили о человеке, который сдавил тебе горло так, что ты едва не испытал блаженство, непременное, как уверяют, во время повешения.

– Ах, этот.. – скрипнув зубами, процедил Жибасье. – Ну, попадись он мне!..

– Считай, что попался.