Сама себе враг

От него пахнуло благородным вином.

— Фу! — только для приличия скривилась Алена.

— Нэ мог отказать, — пояснил Вадим, — очэнь радушные эти граждане кавказской национальности!

— Пожалуй, я сварю кофе, — она пошла на кухню. Терещенко поплелся за ней.

— Так тебя поэтому не было в театре? — она поставила турку на плиту.

— Бандитов в Москве много, а следователей мало. Кроме Гамлета, у меня на руках еще пять нераскрытых преступлений висит — парочка квартирных краж одного почерка, убийство наркодилера — но это так, для разминки, — он начал загибать пальцы, — потом взрыв в Мясниковском переулке и еще смерть при загадочных обстоятельствах помощника депутата Думы, впрочем, как раз это дело — бесперспективное. Так что не могу я сидеть день и ночь в театре, — пояснил он и сел за стол.

— А у нас, между тем, произошло ЧП.

— Что на этот раз? — мгновенно погрустнел Вадим.

Алене стало его жалко. Она подошла к нему и обняла за шею:

— Да ничего страшного. Всего лишь новые угрозы.

— Хорошенькое дело, — вяло улыбнулся следователь, — давай уж выкладывай.

Второй звонок в дверь прервал ее на том самом месте, что и первый. Алена только начала развивать свою теорию насчет гуру.

— Не судьба, — заключила она и поплелась в прихожую.

Корнелия влетела в квартиру, подобно урагану, сметая на своем пути ботинки Вадима, неосторожно оставленные им у порога.

— Что, началась война? — устало осведомился он из кухни.

— А ты не одна?! — в голосе соседки послышался вызов всему миру. — Ну, это даже к лучшему.

Едва не повалив Алену, она подлетела к Терещенко и застыла перед ним, как большое мясистое изваяние.

Глубоко вздохнув, она начала без предисловий:

— Уважаемый Вадим, дорогая Алена, — Корнелия кивнула и ему, и ей, — я хочу сделать заявление!

— Если сейчас вы начнете рассказывать про ДТП годичной давности, то сразу хочу напомнить: я не по этой части! — предостерег ее Терещенко, памятуя о недавнем заявлении Ганина. Правда, голос его звучал безнадежно. Толстуха же была настроена решительно. Глаза ее горели, губы тряслись — словом, что бы он тут сейчас ни сказал, она все равно бы закончила монолог, который собиралась произнести. Так и случилось.

— Не перебивайте меня, молодой человек! — воскликнула она. — Прийти к таким выводам для меня было очень тяжело. Для меня это было сопряжено с большими личными потрясениями и ломкой всего того, в чем я была непоколебимо уверена долгие годы. Дайте сказать!

Она сделала паузу. Алена и Вадим изобразили на лицах одинаковую задумчивую заинтересованность.

— Для начала, — она обернулась к хозяйке, — тащи сюда всю ту дрянь, которую я тебе поставляла.

— И батареи? — удивилась та.

— Нет, батареи — вещь полезная, оставь их себе. Тащи книжки, кассеты, в общем, все остальное.

Пока Алена ходила за книжками и видеокассетами, Корнелия молчаливо мерила кухню семенящими шагами.

— Ну? — Алена подала ей два внушительных пакета.

— Вот как мы поступим с этим хламом.

Ни Алена, ни Вадим не успели сориентироваться. Толстуха вскочила на стул, распахнула окно и вышвырнула пакеты на улицу. Те унеслись с характерным завыванием. Через пять секунд раздался хлопок — цель достигла земли.

Корнелия закрыла окно и с торжеством взглянула на ошалевшую пару.

— А если бы кому на голову? — наконец выдавил из себя Терещенко.

— Это для меня большое поражение, — вместо ответа запальчиво проговорила соседка. — Алена, ты была права. Мужики — дерьмо!

— Не могу с этим согласиться, — тут же опротестовал ее заявление Вадим.

— Сейчас сами убедитесь! Моя жизненная концепция, концепция семейных отношений, основывалась на том, что мужчина — глава. Если он сам не в состоянии стать главой, то хорошая женщина его таким сделает. Так же я думала, что запланированная, как я это называла, любовь — основа брака. Любовь, которая возникает из трезвого расчета, из хорошо организованного подбора партнеров, путем самовнушения, самоограничения, саморегулирования и взаимной жертвенности.

— Звучит довольно зловеще, — буркнул Вадим.

— Но так я считала раньше!

— А теперь? — Алена села напротив Вадима и посмотрела на соседку снизу вверх.

— А теперь я так не считаю. Теперь я думаю, что благодаря своей теории я кинула двадцать лет жизни коту под хвост, вот и все! — Корнелия тоже плюхнулась на стул. — Если уж быть до конца откровенной, я прикрывалась своей теорией, как щитом. Но щит этот меня не спас, рано или поздно ты оказываешься на углу дома и провожаешь взглядом своего благоверного, который уводит под ручку какую-нибудь очередную мотрю.

— Так ты думаешь, что твой Басик тебе изменяет? — догадалась Алена.

— Думаю! — фыркнула Корнелия. — Я знаю. Вот стою я на углу нашего магазина, он меня не заметил, посадил девушку в нашу машину и укатил. И тут на меня как будто снизошло озарение, — глаза Корнелии блеснули вдохновением, — я же наконец свободна! Я столько лет жила только его интересами, только его проблемами, я так растворилась в его жизни, что совершенно забыла о себе. И вот я стою на улице, совершенно не понимая, кто я и что мне с собой делать. Это был такой волшебный миг — я словно взлетела в небо, я поняла, что это значит — заново родиться. То есть можно начать все сначала. И пусть я уже не так молода, но я — это я! Вот в чем счастье! И я не пропаду. Да я через год еще краше жить буду. Это не он мне нужен, а я ему необходима, как воздух. Ну кто для него выбивал в мэрии всяческие разрешения? Кто по префектурам таскался, кто лицензию, кто льготы выпрашивал, кто кредиты в банках?! Это моя работа. Я знаю, как организовать дело. А он ведь только на стуле сидел да бумажки подписывал. Вот тебе, Алена, урок — не строй карьеру мужику, строй себе. А то, что за ним, как за каменной стеной, — это все блеф. Это бабы себя успокаивают. Все равно стена рухнет. Нужно жить своими интересами!

— Корнелия, — как можно душевнее проговорила Алена, тронув соседку за пухлый локоток, — это шок. Вы помиритесь, может, он и не изменял, может, он повез в ресторан деловую партнершу. Я, конечно, его не оправдываю, но ты разберись для начала.

— Это уже не имеет значения. Я должна пожить для себя. Я уже и вещи кое-какие вывезла. У меня были деньги — немного, но на первое время хватит. Сняла квартирку на окраине, теперь же все быстро. И… я ведь зашла попрощаться, — она хлопнула ладонями по столу и решительно поднялась. — Некогда рассиживаться. У меня куча дел — я записалась в парикмахерскую, завтра — на прием к префекту Западного округа, да и с Басиком нужно поговорить. Он ведь пока ничего не подозревает. Явится с работы, а меня нет.

Она пошла было в прихожую, но, остановившись, обернулась и улыбнулась Алене:

— Мой тебе совет, последний: встречайся с мужчинами, но не стремись замуж. Самостоятельная женщина всегда оказывается в выигрыше. А та, что при мужике, — еще бабушка надвое сказала.

* * *

— Н-да… — протянул Терещенко, когда дверь за Корнелией с треском захлопнулась. — Одной феминисткой на свете стало больше. Убил бы этого ее Басика за вред, нанесенный обществу. Жила себе простая русская женщина, и вот на тебе — стала из-за него феминисткой!

— Дался тебе этот феминизм! — Алена подвинула ему чашку с кофе. — Какой же ты все-таки консерватор.

— А мужики вообще сволочи! — усмехнулся он. — Сама же говорила.

— Ничего такого я Корнелии не говорила, — возмутилась она, в шутку, конечно, — хотя, может быть, ты и прав…

— Так, значит, вот кто давал тебе дивные советы, как себя вести в моем присутствии? — он кивнул на входную дверь. — Теперь мне все понятно.

— Что? — «Вот что значит — следователь! Разгадал с полпинка». Она удивленно хлопнула глазами.