Самая долгая ночь

Каген и Йооп устроились на заднем сиденье, Рашель втиснулась между ними. Сидеть втроем было тесно и неудобно. Все молчали. Мауса это даже устраивало.

В лежавшем на полу мешке находились деньги, точнее, их остатки. Пятнадцать тысяч фунтов стерлингов. Потертыми двадцатками. Маусу они казались чересчур крупными и слишком простоватыми на вид, несерьезными для денег. Он поменял доллары Мейера Лански на фунты сегодня утром. Рашель дала ему адрес и имя человека, который не задавал лишних вопросов. В банке непременно спросили бы о том, откуда взялась такая крупная сумма денег в иностранной валюте. Правда, этот человек взял процент за обмен. Маус получил по восемьдесят центов с каждого доллара, только и всего. Пятнадцать тысяч и комиссионные. Считай, что доллары пришлось слить в туалет.

Рашель сказала, что без этого нельзя. Голландские рыбаки за пользование лодками возьмут только фунтами, а не долларами. Когда же Маус ответил на это предложение отказом, желая оставить доллары, Каген смерил его тяжелым взглядом, ничего, правда, при этом не сказав. Этого взгляда оказалось достаточно. Маус не боялся одноглазого немца, — во всяком случае, когда тот оставался в поле его зрения, — но деньги все-таки обменял. Не хватало еще, чтобы Каген задумался о том, почему он так хочет оставить доллары, если те не в ходу у голландских рыбаков. Стоит Кагену что-то заподозрить, то как только они окажутся в Голландии, он первым лишится преимущества внезапности. А ведь она его главный козырь.

Но двадцать процентов — Маус все подсчитал — это просто беспардонная обдираловка! Даже если он больше не даст О'Брайену и лишнего цента, то все равно выходит чуть больше шестидесяти тысяч за вычетом тех денег, которые уйдут на обратную дорогу домой.

Каждый раз, когда Маус переставал разглядывать пролетавшие мимо деревни, леса и поля, он погружался в мысли о деньгах. Но каждые несколько секунд сидевшая позади него женщина отрывала его от этих мыслей. Он решил, что найди он повод возненавидеть ее, ему бы ничего не стоило ее убить. Но даже то, что она спит с одноглазым Кагеном, — уж слишком ничтожная причина. И хотя мотив, побудивший ее к участию в этой безумной затее, казался ему верхом глупости, — да-да, она была глупа, ибо думала не о себе, а о ком-то другом, — это тоже не было серьезным поводом для ненависти.

Чтобы не думать о Рашели, Маус стал думать о Кагене, зная, что ненависть не заставит себя долго ждать, и он сможет накачать в себя ярость. Нет, конечно, к чему кривить душой: придуманный им план далек от совершенства — ему нужно было дождаться, когда Спарк сядет в машину, и лишь потом изрешетить его из «стэна», — но он винил во всем Кагена. Немец впал в раж, и это стоило им эффекта внезапности, как в том случае с Дьюки, когда Маус попросил подстраховать его при двойном убийстве в Бронксе. Ошибка Кагена позволила парням Джека Спарка открыть ответный огонь. Черт, это даже более досадная история, чем случай с фермером и его собакой.

Сорвавшееся покушение на Спарка сильно подгадило им, если конечно, громила-кокни не лежит сейчас бездыханным трупом где-нибудь на столе. Если же он жив, то непременно попытается отомстить. Маус закурил новую сигарету, затянулся и впервые понял, что его план действий по образу и подобию Лански может не увенчаться успехом. Да, по части ума до Маленького Человечка ему далеко. Как ни напрягай он мозги, тягаться с Мейером Лански ему явно не под силу.

— Подъезжаем, — сообщил он Схаапу, ткнув пальцем в сторону дорожного указателя — «Бигглсвейд, 1 км». Голландец проворчал что-то невнятное. Через минуту «моррис» съехал с трассы А1 на узкую дорогу. Как только они въехали в городок, Схаап сбросил скорость и покатил следом за конной повозкой. Даже если Спарк успел добраться сюда раньше них, что было маловероятно, — ему нужно было избавиться от трупа Ричи или найти новый автомобиль, — он вряд ли осмелится устраивать перестрелку среди бела дня в присутствии множества свидетелей. И потом… Маус положил руку на «вельрод».

— Вон там, впереди, — подсказал он Схаапу и указал на деревянную птицу над входом в «Золотой фазан».

У входа стояли несколько пожилых мужчин в заляпанных грязью штанах, заправленных в такие же грязные сапоги. Маус посмотрел на часы.

— Только не останавливайся, — произнес он, обращаясь к Схаапу. Они объехали узкие улочки возле паба и, сделав круг, вернулись обратно ко входу в заведение. Никакого черного автомобиля они не увидели, как, впрочем, не увидели вообще никаких других машин. Они заметили лишь женщину возле маленького домика, которая мотыгой рыхлила грядки, и пару детишек. Один ребенок катался на заржавленном велосипеде, второй бегал за ним следом.

— Останови вот здесь, — велел он Схаапу, указав на заднюю стену паба. Проскрежетав тормозами, голландец остановил машину. Маус открыл дверцу, но выходить не спешил — не хотелось. Кагену он не доверял, голландец вообще не в курсе, что тут будет происходить. В глубине души он надеялся, что Рашель, как и в тот раз, пойдет вместе с ним, и он прикажет ей остаться в пабе и ему не придется ее убивать, но она даже не пошевелилась, продолжая сидеть на своем месте. Он вылез из «морриса» и захлопнул дверцу.

— Пойду, разведаю обстановку, — сказал он, наклонившись, в открытое окно.

Двух фермеров, до этого стоявших у входа, там больше не было. Впрочем, никакого черного автомобиля поблизости он тоже не заметил.

Маус вошел в паб. О'Брайена там не оказалось. Лишь три посетителя за барной стойкой и тот же самый лысый бармен. Все обернулись, чтобы посмотреть на вошедшего. Маус молча направился к тому же столику и сел лицом к двери. Под пальто у него был «вельрод», который он прижимал к боку рукой. Как только бармен принял заказ и отошел к стойке, он положил пистолет под столом себе на колени и незаметно взвел курок. Вскоре бармен принес пиво. Маус взял кружку в левую руку, а правую положил под столом на рукоятку пистолета. О'Брайен появился в пабе без десяти минут восемь. Увидев Мауса, он подсел к нему, опустившись на стул напротив него. Внешне ирландец был совершенно спокоен. Маус внимательно посмотрел на него и безуспешно попытался угадать по лицу летчика, что тот сейчас думает. Было невозможно понять, в сговоре этот тип с Джеком Спарком или нет. Если ирландец заодно с лондонским бандитом, то сюда его привела элементарная жадность, желание заграбастать еще денег в дополнение к той тысяче фунтов, которую он уже получил.

— Вижу, у тебя изрядная царапина, — произнес О'Брайен, кивнув на перевязанную руку Мауса, в которой тот держал бокал с пивом. Ирландец положил обе руки на стол, одну ладонь на другую, и осклабился, показав отсутствие зуба в нижней челюсти.

Маус оставил без внимания и слова ирландца, и его улыбку.

— Где самолет? — спросил он.

— Тут, неподалеку. А где деньги?

— Получишь, когда переправишь нас туда, куда надо, как и договаривались.

— Вот это нам как раз и нужно обсудить, — снова улыбнулся щербатый пилот.

— Неужели? — Даже сейчас Маус еще не был уверен в том, появится здесь Спарк или нет. Впрочем, он ожидал, что ирландец в самую последнюю минуту попробует надавить на него.

— Мы договорились на тысячу четыреста, — заявил О'Брайен. — Но я тут пораскинул малость мозгами на досуге. Это ведь сложная работенка, и ой какая опасная, верно я говорю? Долететь до Голландии и обратно. Это будет посложнее тех полетов, что я совершал для Спарка. Сдается мне, нам стоит обсудить новую сумму, которая причитается мне за работу, еще до того, как мы взлетим в воздух.

— Я вижу, ты много думал, — ответил Маус. Ирландец кивнул, продолжая сиять щербатой улыбкой.

— Еще бы, янки. — О'Брайен на мгновение умолк, как будто был не уверен в том, стоит ли продолжать этот разговор. — У меня в голове возникла новая сумма, — наконец произнес он. — И эта сумма — три тысячи фунтов. И ее неплохо бы заплатить сейчас, до того, как колеса «лайсендера» оторвутся от земли.

И Маус понял: Джек Спарк успел добраться до О'Брайена и сейчас притаился где-то неподалеку. Этому ирландскому ублюдку нужны деньги до их отъезда, до того, как сюда нагрянет Спарк и пустит Мауса в расход.