Самая коварная богиня, или Все оттенки красного

– Сидите пока здесь, – буркнул Платошин, не оборачиваясь. – Вами займутся. Никто никуда не уходит.

На веранде воцарилась тишина.

В кабинет больше никого не пускали. Казалось, время остановилось, и этот и без того немаленький летний день будет длиться теперь бесконечно. Наконец в гостиную вызвали Нелли Робертовну. Капитан Платошин сказал, что надо заполнить протокол.

– Как все случилось? – спросил старший оперуполномоченный, стараясь не смотреть ей в глаза. – Рассказывайте.

– Его бывшая жена… Наталья Александровна, кажется, поссорилась с Георгием… В кабинете кричали, все это слышали. Она выбежала на веранду и сказала, что у него пистолет.

– Значит, они поссорились, и покойный пригрозил ей оружием? Так? Или это она заявила, что хочет его убить?

– Я не знаю, – замялась Нелли Робертовна. – Меня ведь там не было. Просто я хотела уточнить, когда именно всем в доме стало известно о пистолете.

– Всем?

– Да.

– Включая вашу домработницу и шофера?

– Я сказала всем.

– Круговая порука, значит, – усмехнулся Платошин. – Ну-ну. Мы ведь все равно докопаемся до правды.

– Я ничего не знаю! – вспыхнула Нелли Робертовна.

– А что с наследством? – небрежно спросил капитан. – Кто наследует Георгию Листову? Хозяйство-то большое. Дом, картины… Антиквариат, а?

– Он пока не хозяин. То есть наследство должно быть поделено между ним и Марусей. Дочерью моего… покойного мужа. Вернее, должно было быть поделено, но теперь… – она запуталась и смешалась.

– Значит, эта, как вы сказали… Маруся? Она – самый заинтересованный в смерти Георгия Листова человек, так?

– Нет, не так!

– Но ведь это ее видели с пистолетом в руках возле тела.

– Откуда вы знаете?

– Ваша прислуга обмолвилась.

– Ах так.

– Я не могу себе представить, что Маруся… Неужели Ольга Сергеевна это сказала?!

– Хорошо. Давайте по порядку. – Капитан впервые поднял на нее глаза, и Нелли Робертовна на мгновение оцепенела. Взгляд у Платошина был безжалостный: «Ты мне все равно скажешь». – Где вы сами были в момент убийства?

– Я? У себя в комнате.

– Одна?

– Да.

– Кто первый вошел в кабинет?

– Маруся.

– Ее пока оставим. Кто ее первым увидел у трупа?

– Кажется… Олимпиада Серафимовна… Да. Когда я спустилась, она уже была в кабинете. Потом вошла Наталья Александровна. Я увидела их обеих.

– Но с чего вы взяли, что первая появилась там раньше второй?

– Не знаю… Вы лучше у них спросите.

– Значит, вы пришли третьей? А потом?

– Эдик и Егор. Потом Настя и Вера Федоровна. Кажется.

– Кажется?

– Да что я, по сторонам смотрела?! Поймите вы! Мы все думали только о том, что Георгий умер!

– Убит. Что кто-то его убил. Я просто формулировочку уточняю. Вы уже успели договориться, кого слить, или нет? Судя по вашему растерянному виду и по тому, как вы путаетесь, не успели. В товарищах согласья нет, а? Наследство художника не поделили?

– Эта девочка просто не могла его убить. Она такая чистая.

– Выясним. А кто, по-вашему, мог?

– Не знаю. Никто.

– Никто не мог, а в кабинете лежит труп, – ехидно сказал Платошин.

– Может, это самоубийство?

– А причины? Человек получил огромное наследство, он здоров, живет в прекрасном доме, в окружении большой любящей семьи. Осталось выяснить, что с личной жизнью. Может, у него была несчастная любовь, а?

Нелли Робертовна надолго замолчала. Сказать? Все равно ведь узнают. Платошин ее не торопил, словно давал собраться с мыслями.

– Так что? – мягко, но настойчиво, повторил свой вопрос капитан, когда пауза слишком затянулась.

– Он, кажется, собирался в третий раз жениться.

– Вот видите! А вы о самоубийстве талдычите! Так и запишем: «собирался жениться». Вам надо пройти дактилоскопию.

– Что?!

– Как всем, живущим в этом доме. На пистолете могут оказаться отпечатки пальцев. Это убийство, Нелли Робертовна, и не надо на меня так смотреть. При всем желании я не могу записать в протокол, что хозяин дома погиб вследствие небрежного обращения с оружием.

– Но почему?

– Во-первых, у меня еще нет результатов экспертизы. Во-вторых, я на своем веку повидал немало трупов, поверьте. На самоубийство это не тянет, как бы вы того ни хотели. Возможно, впоследствии я пересмотрю свое мнение, – намекнул капитан. – Но это будет зависеть от вас.

– Что ж… – невольно сжалась Нелли Робертовна.

– А пока можете быть свободны. Пригласите следующего.

– …Так. Олимпиада Серафимовна Листова. Вы кем приходитесь потерпевшему?

– Я мать, – раздался жалобный звон огромных серег. Олимпиада Серафимовна скорбно покачала головой и уточнила: – Несчастная мать.

– Скажите, вы ведь первой вошли в кабинет?

– Первой? Там уже была эта Маруся. С пистолетом. Скажите, зачем? Зачем она убила моего сына?

– А вы что видели, как она в него стреляла? – живо спросил капитан.

– Если бы я это видела, я бы сама кинулась под дуло пистолета! Я подставила бы свою собственную грудь! Я бы не допустила! Я мать!

Платошин невольно поморщился: слишком уж театрально. И спросил:

– А где вы были в момент выстрела?

– На кухне. Я была на кухне. Я хотела сделать ему… Хотела приготовить что-нибудь поесть, ведь на сухомятке он может испортить себе желудок. Простите… Мог испортить… Он отказался от ужина, и я заволновалась. Не могли бы вы меня отпустить? Я плохо себя чувствую, мне надо лечь.

– Конечно, конечно. Скажите только, с кем вы были на кухне?

– С кем? Почему с кем? Одна.

– А ваша домработница? Ольга Сергеевна?

– Она как раз вышла.

– Куда?

– Ну, откуда же мне знать? Мало ли дел по дому!

– Да, дом действительно огромный. Значит, вы услышали выстрел и, поскольку кухня недалеко от кабинета, прибежали первой. Практически первой, потому что ваша ммм… даже не знаю как ее назвать… Марусю.

– Внебрачная дочь моего бывшего мужа.

– Пусть так. Она уже была в кабинете. Быстро бегает? Со сломанными-то ребрами?