Самая настоящая Золушка
Шрифт:
— Разве невеста не должна быть за праздничным столом и тренироваться в поцелуях под крики «Горько»? — насмешливо и холодно интересуется он. А потом, сграбастав меня за плечи, встряхивает, словно тряпичную куклу, и злым непонимающим шепотом шипит прямо в лицо: — Ты совсем без головы, идиотка?! Я же предупреждал. Ты не умеешь читать?
— Мне больно, — едва могу сопротивляться, почти парализованная этой внезапной переменой. — Отпустите меня! Я закричу!
Долгие несколько секунд Малахов смотрит на меня почти в упор, неприятно и зло сопит мне в лицо, а потом отпускает. Я отбегаю на несколько метров, только потом сообразив, что теперь заветная
Хотя, я и есть дурочка, но слишком влюбленная в моего угрюмого Принца, чтобы прислушиваться к злым советам.
Малахов наваливается плечом на дверь, смотрит на меня исподлобья и вдруг почти вежливо, даже дружелюбно, начинает спрашивать: как свадьба, все ли у меня хорошо, почему я не за праздничным столом. Как будто не он только что чуть не порвал меня, как кролика, за то, что отвлекла его от какого-то важного занятия.
Он что-то делал в кабинете Кирилла.
Что-то искал?
— Я искала мужа, — стараясь сохранить спокойствие, отвечаю я. — Скоро первый танец…
Снова подвисает пауза. Мы словно два противника в одной клетке, только из-за сбоя оказались там вопреки правилам в разных весовых категориях. И этот бульдог, кажется, как раз раздумывает, что сделать с глупой болонкой.
— Его здесь не было, — улыбается Бульдог. — Нужно было поискать в другом месте. Например, в спальне.
Это звучит как попытка смутить меня явным пошлым намеком, но я на удивление хорошо держу себя в руках. Видимо, даже у болонки есть порог, после которого понимаешь, что драки не избежать и единственный способ не за «здорово живешь» разменять свою жизнь — кусаться из последних сил.
— Я обязательно поищу его там, как только вы отойдете от двери.
Малахов отвешивает шутовской поклон, отходит на пару шагов и даже делает приглашающий жест, но мы оба знаем, что дверь до сих пор на защелке, и чтобы пройти дальше, мне придется притормозить у самого порога на пару мгновений. От мысли, что он снова будет трогать меня своими грубыми руками, мороз по коже.
— Иди уже, овечка на заклании, — снисходительно лыбится мужчина, проворачивая замок до металлического лязга шестеренок. — Только когда тебя принесут в жертву, будь умницей — не спрашивай боженьку «За что?»
Я подбираю юбки и, держа спину ровно, иду к двери. Когда мы с Малаховым оказываемся на расстоянии вытянутой руки, мне кажется, что он обвел меня вокруг пальца и вот-вот сгребет за шиворот. И он действительно не дает мне уйти просто так, без прощального напутствия.
— Никому не доверяй в этом чертовом семействе, маленькая овечка. — Малахов говорит это прямо мне в ухо. — Они тебя сожрут, выжмут и выплюнут. Никто не протянет руку и не вытащит бедняжку из капкана, и когда случится беда, ты останешься совсем одна, маленькая глупая овечка.
Я быстро, не выдержав давления, выбегаю из кабинета, оглядываясь по сторонам в поисках Кирилла, но его нигде нет. В этом огромном доме вообще никогда никого нет, здесь тихо, как в болоте посреди леса. И мне страшно, что в темных уголках за лестницей снова кто-то шепчется, как будто
тот человек из моих ночных кошмаров нашел способ преследовать меня даже днем.В столовой я натыкаюсь на незнакомых женщин, которые приветливо мне улыбаются, но стоит отвернуться — и в спину раздается шипение: «Выскочка, откуда он только достал эту дешевку?»
В оранжерее до противного громко поют канарейки в большой серебряной клетке. Затыкаю уши, чтобы не сойти с ума от их назойливого чириканья, поворачиваюсь — и налетаю на высокую фигуру, которая оказывается совсем рядом. Вскрикиваю от неожиданности, пытаюсь отбиться наугад, но нападающий и сам охотно отступает.
Поднимаю голову, почти не сомневаясь, что это опять Малахов с его странными намеками, но это мой Кирилл. И не очень похоже, чтобы он был рад меня видеть. Но мне уже все равно, потому что от облегчения снова оказаться под его защитой я просто валюсь ему в руки, как маленькая, и крепко цепляюсь в рубашку у него на груди.
— Что случилось? — Кирилл медленно, как будто деревянными руками, обнимает меня за плечи.
— Ты меня любишь? — Я понимаю, что нельзя реветь из-за какой-то ерунды, потому что нам снова возвращаться в зал, к гостям, и там обязательно найдутся желающие посудачить, почему у счастливой невесты не очень счастливое зареванное лицо. — Ты говоришь мне правду?
Кирилл молчит, но на мгновение его пальцы на моих плечах сжимаются сильнее.
— Я говорю тебе правду, — каким-то очень спокойным уверенным голосом говорит он.
И я расслабляюсь. В мире, где я живу, Принцы не обманывают своих принцесс на свадебном пиру. Они их любят, оберегают и защищают от злых колдунов. И умеют воевать с Черными драконами.
— Может, скажешь, что случилось? — допытывается Кирилл. — Тебя кто-то обидел?
Я знаю, что сильная женщина не стала бы ябедничать, как плакса, но я никогда не была сильной женщиной. И не хочу, чтобы между мной и мужем были тайны. Тем более, что Малахов не очень похож на человека, который сделал все это без умысла.
Бегло, не вдаваясь в детали, я пересказываю Кириллу скудную историю наших разговоров. Он молча слушает, но даже не кивает. Только в конце сжимает челюсти и обещает во всем разобраться. Просит прощения за своего подчиненного.
Он делает все так, как нужно.
Словно… по учебнику.
Но я слишком счастлива, чтобы обращать внимания на еще одну его «особенность». Как гласит одна цитата на картинке: не существует полностью психически здоровых людей, есть те, кто еще не знает, что у них проблемы.
Глава тридцать пятая:
Кирилл
Мой дом, моя крепость, моя собственная планета больше не дает мне защиту.
Еще одна долгая бессонная ночь в пустоте и тишине, в компании своры волков, которые идут за мной по пятам, как будто я уже давно истекаю кровью, а им нужно лишь выждать время, пока добыча сама свалится с ног.
Я снова и снова вспоминаю ту фотографию, вспоминаю, как кто-то навел меня на Катиного поклонника, на человека, которого называл «Пианистом», а потом, когда эта информация не подтвердилась, я увидел ее в ресторане с Ерохиным. Они болтали, смеялись, но не делали ничего предосудительного. Кроме одного: Катя не сказала мне, что виделась с братом своей мачехи. Ни в тот день, ни на следующий, никогда. Я не спрашивал в лоб, но сделал все, чтобы подвести ее к разговору, как каждый из нас провел свой день.