Самая-самая, всеми любимая (и на работе тоже все о’кей)
Шрифт:
Рейдар заталкивает нас с Микке в гостиную, и без того набитую народом. Я оказываюсь в первых рядах между какими-то двумя парнями. Микке стоит чуть дальше, прислонившись к стене. Агнета забирается на стул, складывает руки рупором и кричит:
— Добро пожаловать ко мне в гости, надеюсь, никто не скучает! А теперь, дорогие друзья, настало время дать зарок на следующий год! Начну с себя: обещаю, что в новом году буду есть только экологически чистые овощи!
Я оборачиваюсь и смотрю на Микке. Он корчит рожу, изображая тираннозавра, царапает когтями воздух и лыбится во весь рот.
Тут какая-то гостья встает на другой стул,
Минут через сорок кто-то наконец перебивает Анн-Мари с криком: «Черт, до Нового года всего семь минут!»
Все кидаются за своими бокалами. Агнета открывает огромное окно в потолке. Теперь мы стоим под открытым небом. Кто-то врубает телевизор на полную громкость. Ледяной ветер врывается в гостиную, и я сразу же чувствую, как трезвею. Люди вокруг меня начинают обниматься, и я теряюсь, не зная, куда податься. Все лихорадочно разыскивают своих партнеров или друзей. Я вижу, как Агнета целуется взасос с Рейдаром. К кому бы мне приткнуться?
— «Колокола, звоните небу без просвета! Летящим облакам и ледяному свету; не станет года этого к рассвету» [22] , — декламирует Ян Мальмше [23] с экрана телевизора.
Я бегу на кухню за своим шампанским. Нахожу бутылку на столе. Она пуста.
— «Встречайте новое и старое гоните, над снежной гладью весело трезвоньте: уходит год, но вы его не троньте…»
Я мчусь в гостиную. Все обнимаются, устремив взгляды на небо. Там уже вовсю взрываются ракеты.
22
Стихотворение английского поэта Альфреда Теннисона (1809–1892) «Колокола, звоните!» (пер. Сарон).
23
Известный шведский драматический актер, по традиции зачитывающий новогодние поздравления в канун Нового года.
— «Проститесь с хворью, что терзает тело, да с жаждой золота, что истощает дух…»
Микке нигде не видно. Я мельком заглядываю в спальню.
— «Отпойте сотню войн и тысячу разрух, эпоху мирных лет провозглашайте смело».
Не могу его найти. Ушел он, что ли?
С экрана телевизора доносится бой часов музея Скансен — бом-бом-бом-бом…
— С Новым годом!!! — орут гости.
Я оглядываюсь, ища, кого бы обнять. Бросаюсь к первой попавшейся целующейся парочке. Я с ними не знакома, но все равно их приобнимаю. Они едва обращают на меня внимание.
— С Новым годом! — кричу я сама себе.
Собираясь домой, обнаруживаю, что кто-то залез в шкаф в коридоре и спер мои сапоги. Обшариваю все углы, но они как сквозь землю провалились. Приходится заказывать такси. Я спускаюсь вниз босиком и стою в дверях в ожидании машины. Ноги совершенно окоченели. Такси останавливается у подъезда, я несусь по слякоти в одних нейлоновых колготках и запрыгиваю на заднее сиденье. Боже, до чего же мерзнут ноги! Боже, до чего же мне хочется домой и спать!
Мы проезжаем по Гётгатан. Я смотрю в окно. С неба падают крупные хлопья, люди в теплой обуви ходят среди сугробов, обнявшись. Такое впечатление, что у всех, кроме меня, есть кого обнять.
Вокруг светятся окна, и кажется, что внутри так тепло и уютно. Мне хочется просто молча сидеть и смотреть в эти окна, но таксист всю дорогу вяжется ко мне с вопросом, где он мог слышать мой голос.— Такой знакомый голос. Вы, случайно, не работали диспетчером в такси?
— Нет, не работала.
— Где же я его слышал? Странно, ну до того знакомый голос… Может, я вас уже раньше подвозил?
— Не думаю, я почти не езжу на такси. Вы не включите печку?
— Я просто уверен, что уже слышал ваш голос, интересно где?
— Понятия не имею, — отвечаю я. — Наверное, вам показалось.
Таксист останавливается на красный свет. Я уже совсем не чувствую ног. Музыка по радио умолкает, начинается рекламная пауза. И тут я слышу собственный голос — бодрый, чрезмерно сексуальный, но, как ни странно, внушающий доверие.
Этот год должен пройти под знаком любви к ближнему. Сегодня поеду к бабушке в дом престарелых «Гулльвиван», чтобы разыграть для нее детское представление. Я слышала передачу по радио, в которой Янне Шаффер [24] беседовал с каким-то ученым на тему: «Как музыка влияет на наше здоровье. Благотворное воздействие музыки на физическое состояние человека». И вот этот ученый рассказал, что пациенты в состоянии глубокого психического расстройства, признанные совершенно неуправляемыми — из тех, что кусают персонал, когда их пытаются кормить, и все такое, становятся кроткими словно овечки, если им петь детские песенки во время кормления или переодевания. Вроде как детство умирает в человеке последним.
24
Шведский автор песен и гитарист.
Так что я хочу поступить по-хитрому и убить одним махом трех мух:
— порадовать бабулю, внеся разнообразие в ее скучную однообразную жизнь;
— отрепетировать свои реплики из «Плутовкиного сада», а заодно освоить рэп (фу, терпеть его не могу). Бабушка в последней стадии Альцгеймера — в меру стремная публика для первого раза. М-да;
— загладить свою вину за то, что ей пришлось сидеть в одиночестве на Рождество — хотя не так уж ей было и одиноко, в конце концов, им там устраивали банкет, и, кроме того, она все равно ни черта не соображает — и все же.
Мне разрешили взять шляпу Матушки Театр домой (я сказала, что мне нужно порепетировать в ней, чтобы почувствовать силу звука). Я тщательно завернула ее в фольгу, чтобы она не промокла, если по дороге от автобусной остановки до дома престарелых вдруг пойдет мокрый снег. На это у меня ушел целый рулон фольги. Еще я купила венских плюшек в ближайшем круглосуточном магазине, они вроде мягкие и хорошо жуются.
Когда я вхожу в комнату, бабушка лежит с закрытыми глазами. В комнате душновато. Вдруг она открывает глаза.
— Ой, какой большой сверток! — радостно восклицает бабушка, глядя на шляпу Матушки Театр, завернутую в фольгу. Она садится в постели. — Интересно, что это?
— Привет, бабуль, это я, Белла.
Я присаживаюсь на стул возле ее кровати, держа шляпу на коленях. Бабушкины светло-голубые старческие глаза удивленно смотрят на меня.
— Я и сама вижу, что это ты, — сердито отвечает она. — Давай сюда подарок!
Вцепившись в Матушку Театр, она дергает ее на себя, но я не уступаю.