Самая счастливая, или Дом на небе (сборник)

Она посмотрела на него нежно, как накануне у себя дома, когда показывала игрушки, но внезапно что-то припомнила, и ее глаза стали холодными и злыми, как у рыси.

Оборотная сторона удачи

А. Булаеву

Судьба то и дело играла со мной злые шутки: каждую удачу сопровождала подвохом. Все началось с того, что лет в двадцать я решил креститься, но не потому, что пришел к Богу, а потому что уговорили родственники. Особенно на меня наседала одна из теток, глубоко церковная особа: чуть ли не ежедневно она посрамляла меня перед домочадцами, называла нехристем, позорищем, черным пятном на светлой репутации всей нашей родни.

От тетки не отставали мои двоюродные сестры:

— Давай тебя окрестим, это сейчас модно, — верещали они.

В общем, допекли меня и, купив нательный крестик, я отправился в церковь договариваться о святом деле, но по пути каким-то непонятным образом крестик потерял. «Плохое предзнаменование», — подумалось, и точно — в тот же вечер жестокая простуда свалила меня на неделю. Очевидно, Всевышнему стало ясно, что я еще не созрел для серьезной веры и он наказал меня за показушный порыв. С того момента все и продолжается с разными вариациями, несмотря на то, что я уже почти пришел к Богу, правда, не окончательно.

В двадцать лет я выбирал себе подружек только с экзотическими именами: Виргиния, Земфира, Аделаида… Конечно, на внешность тоже обращал внимание, но прежде всего на имя. Опять-таки здесь не последнюю роль сыграла моя глубоко церковная тетка. Она говорила:

— Красивое имя у женщины — выражение ее красивой души. И наоборот — всякие Зои, Ады, Эллы, Норы имеют уродливые души.

Понятно, у самой тетки имя было красивым и редким («сладкозвучным», по ее выражению) — Элеонора. Представляясь незнакомым людям, тетка певуче растягивала свое имя на два звука: «Эле» и «онора», при этом далеко выбрасывала руку и сияла, давая понять, что ее душа полна немыслимых красот. Это производило сильное впечатление на мужчин, но почему-то ни один из них так и не отважился приударить за теткой — вероятно, боялись, что не смогут соответствовать достоинствам моей родственницы. Факт остается фактом: тетка пребывала в девственности, такой же глубокой, как и ее церковность.

Так вот, следуя заветам этой тетки, я подбирал себе подружек исключительно с благозвучными именами. Однажды познакомился с Лариной и сразу обалдел от ее имени, а тут еще она осторожно призналась мне:

— Вообще-то домашние зовут меня Лаура, а друзья Луиза. Ты можешь называть, как тебе больше нравится.

От этого букета красивых имен у меня закружилась голова.

И душа у нее оказалась красивой: она сразу с невероятной искренностью сообщила, что заканчивает музыкальное училище, что у нее нет никакого парня, родители все лето на даче, и мы можем у нее «потанцевать под проигрыватель».

Пока мы танцевали, моя партнерша то и дело посматривала на себя в зеркало и в такт мелодии музыкально пропевала: «Ларина-Лаура-Луиза»… В разгар наших танцев щелкнул замок двери и на пороге появилась довольно энергичная девица; она обеспокоенно затараторила:

— Людка! Ты куда пропала?! Звонили с фабрики, сегодня выходим в ночную смену…

Я заметил, что моя Ларина-Лаура-Луиза украдкой подает подруге знаки, но та все не останавливалась:

— …Хорошо устроилась! Каждый день танцульки, новые диски, а за квартиру кто платить будет? Опять я, да? Очень надо! Или хочешь, чтобы нас отсюда турнули? — и обращаясь ко мне:

— Извините, юноша, нам надо собираться на работу…

Самое смешное, когда я встретился с «музыкантшей» второй раз, она легко, без всякой обманчивости, сообщила:

— Я забыла тебе сказать, что работаю на кондитерской фабрике… Мы делаем жуть какие красивые конфеты (про остальное она не стала упоминать). На работе меня называют Лилией… А мне знаешь какое имя больше всего нравится? Люция! Можешь звать меня так? — она выпятила губы и пропела: Лю-ци-я! Правда, красиво? А в тебе мне знаешь что нравится? Твоя фамилия. Имя у тебя плохое, а фамилия — класс! Я выйду замуж только за парня с красивой фамилией.

Вот такой фантазеркой была эта Люда. Люда Иванова.

В двадцать пять лет мне повезло — я купил подержанную машину и, обезумев от счастья, катал всех без разбору. И докатался — машину угнали. Через неделю автоинспекция нашла мое сокровище, но кузов был сильно покорежен. Оказалось, машину угнали мальчишки, которых я от чистого сердца обучал вождению.

— Эти шалопаи заявили, что хотели покататься, но я не верю, — прокомментировал случившееся многоопытный, искушенный инспектор, вручая мне ключи от машины. — Наверняка, собирались распотрошить на запчасти. Но, сами посудите, что заводить уголовное дело? Они еще и паспорта не получали, да и свидетелей нет… А вы кого-то мне напоминаете. Случайно не за «Динамо» играете?

Я сделал вид, что глубокомысленно обдумываю этот вопрос. Инспектор принял меня за однофамильца футболиста.

Меня вечно принимали за кого угодно, только не за самого себя. И все из-за моей необычной внешности: я довольно полный, у меня большой нос, отвислые уши, густые брови и выпученные глаза — они придают взгляду пронзительность. Именно поэтому в общественном транспорте меня принимают за ревизора и показывают проездные талоны, а в кинотеатры пропускают без билетов, да еще с приветствием:

— Пожалуйста, заходите, рады вас видеть…

После того, как машина нашлась, мне вновь повезло — сосед жестянщик взялся за три бутылки водки привести кузов в порядок, и сделал это отлично. Но не успел я подкрасить машину, как с лобового стекла исчезли щетки-дворники. И оставил-то их всего на полчаса — подъехал к дому в обеденный перерыв, перекусил, вышел — щеток нет. А на следующий день во дворе ко мне подходит один алкаш из соседнего дома, бездельник, некомпетентный во всем, но во все сующий свой нос.

— Дико извиняюсь! Тебе дворники не нужны? — спрашивает и протягивает мне мои щетки (я их сразу узнал по вмятинам на ободах).

— Так это ж мои щетки! — возмутился я.

— Что ты этим хочешь сказать? Что я их стащил? — скривился, прикинувшись дураком, алкаш. — Грубо говоря, как ты можешь такое думать?! Они у меня давно валяются. У кого у кого, но у тебя — рука не поднялась бы. Я ж тебя знаю. Ты ж ментом работаешь. Помнишь, меня забирал в пивной? (Я никогда не работал ментом, я работаю в строительной конторе). Дико извиняюсь, давай на сто грамм и бери дворники, — заключил алкаш и мне ничего не оставалось, как расплатиться за свои щетки.

Немало приятных сюрпризов и вслед за ними неприятностей доставило мне почтовое ведомство. Я знал, что вся корреспонденция из-за границы просматривается бдительными сотрудниками КГБ, знал, что это делается не вскрывая конвертов и называется перлюстрация. Догадывался также, что и посылки вскрывают, но не думал, что при этом кое-что изымают, беззастенчиво и нагло, без всяких объяснений.

Как-то я получил из-за границы от знакомого посылку с пластинками. Посылка была вскрыта, разорванный картон кое-как склеен скотчем. Позднее выяснилось — часть пластинок конфисковали, но все равно моя радость не знала границ. В благодарность я решил послать знакомому шоколадное ассорти — гордость нашей кондитерской промышленности, но на почте посылку не приняли — оказалось, продукты посылать запрещено. Тогда я решил послать книги, но из пяти книг, которые принес на почту, разрешили отправить только одну, да и на ту пришлось ставить визу в «Союзкниге». Прежде чем упаковать книгу, приемщик перелистал каждую страницу, разглядывал на просвет — его подозрительности не было предела — вдруг я посылаю какие шифровки!