Самая старшая

– Так на свадьбу они ушли. К Дашке нашей! – девочка выхватила из моей слабой руки ковш и выплеснув из него остатки грязной воды в старое ведро в углу, набрала свежей и подала мне. – Пей! Только понемногу. Холодная.

– На свадьбу? – переспросила я, когда напилась.

– Ну да. Нас не взяли. – тоскливо протянула девочка. – Мне так хотелось пойти.

– Всем хотелось! – откуда-то из-под одеяла раздался недовольный мальчишеский голос.

– Маш, ты, наверное, есть хочешь? Тогда поспи. А то пока нет ничего. Может папа с мамой принесут чего со свадьбы, - заботливо укрыла меня девочка.

Я прикрыла глаза. Спать - это хорошо. Спать – это правильно. Как говорится: «ляг поспи и всё пройдёт». Надеюсь, что проснусь дома, в своей постели, а не на больничной койке.

Тогда я ещё не знала, что больше никогда не проснусь в своём мире.

Глава 2

С замиранием сердца я слушала, как скрипят старые половицы под тяжёлыми сапогами пристава. Тот медленно вышагивал перед нашим неровным строем, время от времени задумчиво подкручивая ус.

– Такссс… - важный чиновник остановился возле самых маленьких и кивнул головой на них уряднику. – Магии точно ни у кого из них нет?

– Так точно, нет, господин пристав, – живо откликнулся наш урядник, Ефим Петрович.

Когда прозвучал вопрос, он, за спиной пристава, как раз снял форменную фуражку и вытирал огромным носовым платком свою большую розовую лысину. Я ещё удивилась, что та была потной в такую холодину. У нас дома было так стыло, что у меня даже пар изо рта шёл, когда выдыхала.

 - Проверяли всех, как положено, в пять лет. Документы имеются. Мамаша ихняя в сундуке всё хранила. – урядник нервно нахлобучил фуражку на голову и комом сунул платок в карман. – Вон они, на столе.

– Жаль… Голытьба, да ещё и без малейшего дара… Кому они теперь нужны? Это все дети? Сколько их всего? – вздохнул пристав.

– Так, по документам у Кузнецовых восемнадцать детей было. Пятеро в разные годы умерли, а тринадцать, вот, живы, - угодливые нотки в голосе ранее грозного и властного Ефима Петровича резали слух.

Стоять на ледяном полу босыми ногами было холодно. Я, кутаясь в тёплый шерстяной платок, переминалась с ноги на ногу, поджимая их поочерёдно, пытаясь согреть. Меня пошатывало. Третий день в этом мире, а встать смогла только сегодня.

– Тринадцать? Я здесь двенадцать вижу, – посчитал нас пристав.

Как я выяснила за эти три дня, действительно, было тринадцать братьев и сестёр, оставшихся сиротами в одночасье, в день свадьбы нашей самой старшей сестры, Дарьи. Её без всякого приданого, по большой любви, взял замуж ломовик, который проживал на другом конце города. Парень привозил груз в соседнюю лавку на своих лошадях тяжеловозах, а сестра работала в той лавке продавщицей. Там они и познакомились. Это была первая свадьба в этой большой семье, но отправились на торжество только мать с отцом. Нас всех оставили дома. Младшим, в общем-то, было всё равно, а Танюшку это несказанно раздосадовало. Она очень хотела пойти, ей ведь уже пятнадцать! Там - праздник, песни, танцы, вкусная еда, а её, как всегда, оставили присматривать за младшими братьями и сёстрами и заболевшей старшей сестрой, то бишь, мною.

– Ненавижу это! – возмущалась она.
– Всю жизнь в няньках! Я отчаянно завидую тем, кто в семье единственный ребёнок. Почему нам так не повезло, а, Маш? Скорее бы, как и ты, пойти на работу.

Я только кивала. Эти три дня я почти не разговаривала, показывая на горло и мотая головой, когда мне задавали вопросы. Тот же урядник, Ефим Петрович, когда первым принёс в дом печальную весть о смерти родителей и тела их самих на подводе, с головой накрытые мешковиной, попытался сначала беседовать со мной, как с самой старшей из детей. Я, по понятным причинам, молчала. Рассказывать кому-либо о том, что я не юная Маша Кузнецова, а работающая пенсионерка Мария Михайловна, и только три дня, как обосновалась в этом незнакомом теле, было по меньшей мере глупо. В лучшем случае, объявили бы сумасшедшей.

Я молчала, но зато много слушала, пытаясь понять и принять новую реальность.

Поначалу мне было очень плохо, и морально, и физически. Понимание того, что мне снова шестнадцать, не особо трогало сердце и разум. Размышляя о том, что со мной произошло, предположила, что, видимо, я умерла в своём мире, а душа моя переместилась в какой-то другой. Выходит, про то, что мы перерождаемся по нескольку раз, китайцы правду говорят. Похоже, в моём случае, сбой какой-то случился, поэтому я прежнюю жизнь помню. Подобные истории я в интернете читала, хоть и не верила тогда. И попала я не в новый зарождающийся организм, а в уже взрослое тело девушки, умершей от горячки или от удара упавшим корытом по голове. Только, по всему видно, что попала я почему-то в прошлое. Почему? Если бы я знала! Наверное, какая-то другая реальность. И про такое в интернете роликов полно… Возможно, все мои выводы глубоко ошибочны, но мне стало легче, когда я самой себе, хоть как-то, смогла объяснить произошедшее.

Наконец, пристав принял решение. Он ненадолго остановился и пугающий скрип деревянных половиц сразу стих.

– Что ж, тогда этих четверых малявок отведи в приют на Садовую, – приказал он, кивнув на самых младших детей.
– Скажешь, я велел принять и довольствие на них оформи, как положено.

Три мальчика от пяти до семи лет и восьмилетняя девочка в таком отчаянии посмотрели на меня, что я вдруг отчётливо осознала, что многодетная семья, в которой я оказалась, в этот самый момент рассыпается на осколки. Эти дети ждут от меня поддержки и защиты, как от самой старшей, сейчас оставшейся с ними. А я еле стою на ногах. Чувствую себя ужасно!

Три дня тому назад, на радостях, их, а теперь и мой, отец слишком много выпил во время праздничного застолья. Денег на извозчика у родителей не было, и наша мама потащила его, бесчувственного, домой на себе. Не дошли они…. Упали и замёрзли оба, в снегу, почти у самого дома.

И вот, в дом явились чиновники. И знакомый уже нам урядник велел всем детям выстроиться в ряд по возрасту перед своим начальником.

– Будет сделано! А с остальными, что? – услужливо спросил Ефим Петрович.

Важный пристав с пышными усами, которого боится сам урядник, внушал мне уже даже не страх, а благоговейный ужас. Я намного больше этих детей понимала, что именно этот дородный дядька сейчас определит судьбу каждого из нас. Он словно кукловод держал в кулаке двенадцать нитей наших судеб. Мне даже в голову не пришло спросить у него про какую-то магическую проверку. Что за чушь? Магия? Дар? О чём это он?

Три дня я здесь… После перенесённой горячки и удара по голове тело Маши, в котором я оказалась, было невероятно немощным. Замечаю, что дети поглядывают на меня с отчаянной надеждой, а я так слаба, что еле стою. В доме холодно так, что страшно было выбираться из-под одеяла. Ночью даже костлявая и вертлявая Надюшка, которая спала вместе со мной на тесной лавке, не вызывала раздражения своим присутствием, потому, что с ней было хоть чуточку теплее. А ещё голодно… Немного выручил мешочек с мясными пирожками, который мама прихватила для нас со свадебного стола. У меня слёзы на глаза наворачиваются, когда думаю об этих гостинцах: как бы ни было тяжело женщине тащить мужа по скользким городским улицам, но мешочек с едой для детей она из рук не выпустила. Ефим Петрович нам его сразу отдал, когда родителей привезли. Мы те пирожки в первый же день поделили поровну и съели. Ревели и ели…

Пристав снова прошёлся вдоль ряда.

– Остальных… Гммм… Пятерых мальчишек можно на работы по добыче кристаллов антизекерита отправить. Там магия не отзывается, и в некоторых тоннелях так узко, что как раз только подростки и могут работать. Нашему округу за них ещё и неплохо заплатят. Полагаю, доход как раз довольствие на четверых младших сирот покроет. А девочек… Этих двоих, помладше которые, в трактир к Петровскому можно определить. На днях он говорил, что ему молодые подавальщицы всегда нужны. Он обеспечит их крышей над головой, а кормиться будут объедками. А самую старшую…