Самая страшная книга 2024
Шрифт:
Деньги? Даже смешно. Столько ему не заработать никогда. Может быть, квартира? Лешка замер, обдумывая это. Квартира, доставшаяся от матери по наследству, наверняка стоила немало. Одно «но» – жилплощадь была не только его. По всем документам сестра имела на нее такие же права. А Олька никогда не согласится продать квартиру ради компьютера…
– Или кто-то самый дорогой, – добавил черт.
– Олька? – сразу вырвалось у Лешки.
Он и не думал, что черт польстится на нее. Но тот не мотнул головой. И Лешку затопило странное ощущение – смесь гадкого стыда и тайного облегчения. Он вдруг представил себе, что шагнет в новую жизнь
Разве это честная сделка? Разве черт пойдет на нее?
– По рукам, – улыбнулся тот.
Черт не обманул. В тот же день привезли несколько коробок, и в доме запахло пенопластом и пластиком. Лешка до вечера разбирался в проводах, шлейфах и джамперах, подключал, переподключал, жонглировал установочными дискетами и драйверами, а когда все заработало, сел прямо на пол и молча смотрел на экран с ярко-голубыми панелями «Нортон Коммандера».
Прямо перед ним, в его квартире, стоял сверхсовременный компьютер. Более того, он принадлежал ему, Лешке. Навсегда.
«Навсегда», – повторял Лешка. Пытаясь прочувствовать это. Пытаясь ощутить радость. И не ощущая ее.
Конечно, это давали знать о себе бессонная ночь, нервный день и утомительный вечер. Конечно, с утра все оказалось на месте – и радость, и счастье, и упоение от новых возможностей. Но тогда, перед сном, ему казалось, что что-то внутри него сломалось. Навсегда.
Свой компьютер, тем более такой, и вправду дал ему значительное преимущество перед другими школьниками. Остальные ходили на кружки и занятия, чтобы на час-полтора прикоснуться к основам программирования, а Лешка в любой момент мог тренироваться сколько угодно. Он освоил сначала «Бейсик» в нескольких вариантах, потом «Паскаль», сунулся было в «Ассемблер», но быстро передумал. И в итоге остался на «Си Плюс Плюс».
К окончанию школы Лешку уже знали все преподаватели программирования на факультете кибернетики и приглашали его поступать в Политех без экзаменов.
И, конечно, он наигрался вдоволь.
А Олька… Она смотрела на брата, невесть откуда получившего такой компьютер. На подруг, находивших парней из тех, кто сумел поймать волну и мгновенно разбогатеть. Тоже стала искать. И нашла.
Нашла, увы, совсем не то. Связалась с какой-то компанией то ли коммерсантов, то ли бандитов – по новым временам различить их было сложно. Обновила гардероб. Ходила на вечеринки, после которых возвращалась странная и непохожая на себя. И однажды не вернулась.
Говорили, что ее насиловали трое суток.
Говорили, что на теле нашли восемьдесят четыре раны от раскаленных шампуров.
Говорили, что патологоанатом, проводивший освидетельствование, после этого ушел в запой на две недели.
На опознание трупа пошел дед. Лешку решили не травмировать походом в морг. Тем более что он в тот день был очень занят – спасал галактику от владычества злых силикоидов.
– Вот скажи мне…
Алексей напрягся. Начало не сулило ничего хорошего. И дело даже не в словах, а в тоне. В той особой манере произносить эти слова, которую практиковала Вероника каждый раз, когда ей становилось слишком скучно. Каждый раз, когда она хотела устроить небольшой, но смачный скандальчик.
– Скажи мне, Леш… Почему мы никуда не ходим?
Отшутиться? Нет, это лишь подольет масла в огонь и даст повод для новых обвинений. Сделать вид, что не расслышал? Не поможет,
лишь оттянет неизбежное…– Ну почему не ходим, Вероника? Ходим…
– Когда? Скажи мне, когда последний раз мы куда-то вместе ходили? А?
Алексей вздохнул. Ей, впрочем, ответ и не требовался.
– Вот видишь! Ты даже вспомнить не можешь!
Молчать. Смотреть виновато и ждать, когда пронесет…
– Нечего сказать, да? Игнор? Тебе настолько пофиг, да?
– Да не пофиг мне, чего ты…
– Уткнешься в свой монитор вечно. И ничего не видишь. Зачем я тогда здесь? Что я тут делаю?
– Вероника, ну…
– Я даже помню, когда это случилось. Когда ты в первый раз провел вечер не со мной, а с ним!
Она ткнула пальчиком с острым красным ноготком в угол стола, где притулился старенький четыреста восемьдесят шестой.
– Я вообще-то работаю, Вероник…
– Ой, да ты что! Мы, оказывается, работаем! И как, получается?
Алексей пожал плечами. Хотелось огрызнуться. Жутко хотелось.
– Много наработал-то? Жене надеть нечего, работничек! Да и то правда, зачем мне? Все равно сидим дома, не выходим…
Она продолжала ругаться. Только не отвечать. Сидеть, слушать и молчать. А лучше не слушать вообще, так надежнее. Выговорится, устанет, несколько дней будет спокойно…
И да, он все понимал. Что и она права. Что, по-хорошему, ему надо просто встать, просто обнять ее, просто поцеловать в макушку – и она утихнет. И снова посмотрит на него снизу вверх своими акварельными глазками, в которые он когда-то влюбился. Но…
Но заставить себя это сделать было почти невозможно. Прикоснуться к этой злой мегере, которая давно сожрала его Веронику, не легче, чем обнять кастрюлю с кипятком. Инстинкты запрещают, что ли.
Ту Веронику обнимал совсем другой Леша. Тот, которым ему никогда не стать опять. Который знал, что жизнь только начинается, что нет ничего невозможного и что впереди у него – самое светлое будущее.
А будущее незаметно стало настоящим. А потом и прошлым. Как тот компьютер, что стоит в углу, – через год он из крутого превратился в обычный, а еще через три – в безнадежно устаревший. И талантливый школьник Лешка вырос в посредственного программиста Алексея. На хлеб заработать может, но ни одной звезды с неба так и не сорвал.
Он шел по городу, не особо понимая куда. Зима уже растаяла, а весна так и не пришла. Безвременье. Безнадега. Вместо улиц – тупики. Вместо чистой воды – болото и тина. Вместо прямой дороги – глухие окольные тропы.
Где-то он промахнулся. Где-то свернул не туда. И сейчас – увяз во всем этом, в собственной посредственности, в безрадостной семейной жизни, в постыдной бескрылости. И винить некого. Он сам, только сам, виноват во всем. Самому и выбираться. Никакой «вдруг волшебник в голубом вертолете» не прилетит. Разве что черт опять выскочит, как из табакерки…
Черт… Он снова вспомнил о нем, хотя старался забыть. Старался похоронить в памяти собственную тупость. Каким же он был идиотом – отдать сестру за комп, устаревший буквально на глазах. За игры. За чепуху.
Если бы все можно было вернуть, переиграть. Если было бы можно… Он ведь искал его. В каждом мужике в малиновом пиджаке ему чудился черт. Каждая массивная цепь напоминала про него. И много, много раз он проходил по той улице, рядом с Нархозом. Заходил в ту фирму с компьютерными витринами. Все было на месте – и витрины, и компьютеры, и даже высокомерный консультант. Но никакого другого помещения там не существовало. Никаких дверей, никаких кабинетов, никаких подсобок.