Самая темная мука

– Просто расскажи мне. Очень прошу. Пожалуйста!

Призыв... после которого выражение его лица смягчилось.

– Многие века я жил на горе Олимп, охраняя Зевса. Уверен, ты слышала о нем. Все слышали. Я и мои друзья сильно обиделись, когда он поручил защищать свое величайшее сокровище, Ларец Пандоры, женщине. Тебе известно оно под названием ящик Пандоры. Чтобы наказать Зевса, мы выкрали Ларец, открыли его и выпустили демонов.

Подождите, подождите, подождите.

– Демонов?

Резкий кивок.

– Он решил покарать нас и проклял, сделав наши тела вместилищами для демонов. Я получил Недоверие, хотя и избавился от него в тот день, когда меня обезглавили.

Она фыркнула.

– Обезглавили? И все-таки ты здесь, живой и невредимый.

– Живой, да. Невредимый, нет. Я не бессмертный и не человек, всего лишь оболочка. В мире есть духи, и как видишь, мой дух хорошо сохранился.

– Ты называешь себя призраком?

– В некоторой степени.
– Он поставил стакан на столик сбоку, к ее разочарованию, его рука не дрогнула.
– Я провел последние четыре века в ловушке внутри тюремной реальности. Пока несколько недель назад меня не освободили, как тогда демонов из шкатулки.

– Демоны, - повторила она глухо. Катарина всегда верила в сверхъестественное. Мир людей и животных такой удивительно сложный, такой совершенный и такой продуманный в плане замысла, что она понимала - Бог есть... и если есть Бог, то были и ангелы-хранители.

Ее ангел-хранитель в отпуске. Определенно.

Кроме того, Катарина видела столько зла, что верила в существование демонов, которыми управляет дьявол. Но... но...

Баден не бессмертный. Не мог им быть. Такие вещи не случаются с такими людьми как она. Нормальными. Обычными.

– Почему же ты теперь не смеешься, невеста?

Ее глаза сузились. Он смеет издеваться над ней.

– Возможно, я была слишком занята, задаваясь вопросом, собираешься ли ты свалить все свои преступления на демона.

– Нет, - ответил он, удивив ее.
– Я больше не одержим. По крайней мере, не демоном. Не уверен, что живет внутри меня сейчас. Что-то темное... зверь, называющий себя Разрушение. Но я не виню его за произошедшее в церкви. Это был мой выбор. Я спускал курок. Орудовал клинком.

Зверь? Разрушение?

– Ты ранил людей в церкви с такой легкостью. Предполагаю, что насилие не новая область знаний для тебя, неважно признаешь или нет.

– Нет, это для меня не ново. Но иногда особенно сладко.

Холодные пальцы страха пробежались по ее позвоночнику.

– Чем больше зла совершаешь, тем большим злом становишься, - высказалась Катарина. На мгновение закрыла глаза и вспомнила себя в безопасности в объятиях Питера. Девушку со светлым будущим. Счастливую. Подающую надежды.
– Что твоя девушка... жена?.. думает об этих наклонностях?

– У меня нет женщины, которую мог бы назвать своей. Ни одна недостаточно сильна, чтобы справиться со мной.

"Без силы, у нас ничего не будет... мы будем никем".

– Сила - это единственное требование к паре?

– Да.
– Баден нахмурился.
– Нет. Я не нуждаюсь в паре. Я слишком опасен.

Он отвел взгляд и посмотрел куда- то за нее. Затем побледнел, его глаза загорелись красным. Нет, нет. Они налились кровью, вот и все. Ужас от ситуации... и его заявления... повлияли на ее восприятие.

На лбу Бадена выступил пот, когда тело начала сотрясать дрожь. У него паническая атака? Или он сражается с тем, что зовется зверем?

Она уже размышляла над тем, чтобы утешить его, но не знала, как это сделать, не прикасаясь к нему.

– Пой, - прохрипел Баден.
– Начинай петь сейчас же.

Она хотела огрызнуться в ответ на его резкий приказ, но вместо этого послушалась. Катарина часто пела собакам, когда они становились злыми. Как правило, они успокаивались. Спустя несколько минут, красный цвет в глазах Бадена стал тускнеть. Он облегченно выдохнул, щеки опять приняли естественный цвет.

Баден потер висок, словно отгоняя боль. Или голос, который не мог заставить замолчать.

Наркотики, наконец, подействовали? Она облизнула губы, внезапно занервничав. Если он заподозрит...

"Отвлеки его".

– Ну. Моя очередь делиться.
– Прежде чем он прикажет ей замолчать, Катарина начала: - Я выросла с отцом-американцем. Он был черным. А моя мать из Словении была белой как снег. Большинство людей приняли нашу семью, но нашлись и те, кто не смог. Я много раз ввязывалась в драки с этими несогласными. В школе приходилось бить-пригибаться-замедляться-выпрямляться. Папа говорил, что мы не можем бороться с огнем с помощью огня. Надо использовать воду.

– У меня... нет матери.

Баден быстро моргнул и наклонил голову в сторону. Его глаза медленно закрылись и больше не открывались, тело завалилось вбок.

Что значит, у него нет матери?

Разве это важно? Сейчас лучшее время для побега. "Оставайся спокойной. Сосредоточенной". Катарина бросилась к входной двери, по пути ища оружие. Ни ножей, ни пистолетов. Ладно. Она пойдет с тем, что есть. Ее руки дрожали, когда она нажала на замок. Петли заскрипели, когда дверь распахнулась.

Дзынь. Двери лифта раскрылись. Из кабины вышла темноволосая женщина, которая курила сигарету на соседнем балконе. С большой перекинутой через плечо сумкой она направилась к Катарине.

В конце концов, люди не пустая трата места. Женщина пришла помочь.

– Спасибо!
– Катарина остановилась перед ней.
– Нам нужно предупредить...

– Где Баден?
– спросила женщина скрипучим голосом. Как и у Бадена, у нее присутствовал едва заметный греческий акцент.

Акцент... браслеты...

Беспокойство затмило чувство восторга.

– Там. Спит. Я напоила его.

Женщина довольно улыбнулась.

– Ну, ну. А ты полна сюрпризов?

Катарина вцепилась в ее запястье и потащила назад к лифтам.

– Пойдем. Мы должны предупредить власти. Они занимаются...

– Нет. Они так не поступают. А я да.

С этими словами женщина ударила Катарину в лоб.

Она отшатнулась, возникли боль и головокружение. Ее последней мыслью, прежде чем темнота поглотила, было: "Только я могла сбежать от убийцы и попасть в еще худшую передрягу".