Самая высокая лестница (сборник)

— Пусть Арунас спасёт тебя. Арунас может тебя спасти?

Гедра молчала, не зная, что ответить девочке, в сознании которой стёрлась граница между искусством и жизнью. Для неё всё было жизнью — даже нарисованное, загримированное, придуманное, освещённое не солнцем, а софитами и юпитерами. В этом было её существо. Сказка уживалась с настоящим горем.

— Я поговорю с Арунасом. Я тебе обещаю, Инга.

И вдруг артистка почувствовала, как сквозь ткань пробились слёзы. Она почувствовала их плечом. Девочка не всхлипывала и не дышала учащённо, как дышат, когда плачут. В тёмном закутке ничего не было видно. Но Гедра как бы слышала плечом, видела…

— Инга, что это?..

Инга нажала кнопку звонка и прислушалась. Она услышала тяжёлые, неторопливые шаги человека, опирающегося на палку. Потом щёлкнул замок. Дверь медленно отворилась. Перед Ингой стояла высокая старая женщина в сером халате. Пожелтевшая кожа обтягивала острые скулы, у рта залегли глубокие складки, серые глаза строго смотрели на Ингу, как бы спрашивая: чего тебе надо, зачем ты меня беспокоишь?

— Здравствуйте, — тихо сказала Инга.

— Здравствуй! — отозвалась старая женщина. — Ты к Гедре?

— Да… то есть нет… я к вам.

От волнения слова путались и набегали одно на другое.

— Ко мне?.. Тебя кто-нибудь прислал?

— Нет… Я… Я — Инга.

— Ах ты Инга… Гедра говорила мне про тебя. Заходи.

Гедрина мать шла по коридору, опираясь на палку, а Инга

бесшумно двигалась за ней. Они пришли в комнату.

— Я лягу. Ты простишь меня?

Гедрина мать внимательно посмотрела на Ингу, и девочка почувствовала, что глаза старой женщины слегка потеплели. Она легла, с трудом пристроив больную ногу.

— Вам больно? — поинтересовалась Инга.

— Я привыкла, — ответила Гедрина мама.

— К боли?!

— Человек ко всему привыкает.

— И к войне вы тоже привыкли?

— Почему ты вспомнила о войне?

— Вы были санитаркой, и вас ранило…

— Это было давно.

— Вы забыли?.. Моя бабушка всегда забывала, что было раньше.

— Я бы рада забыть, да нога напоминает…

— Что вам напоминает нога?

— Долго рассказывать… Да ты садись, девочка. Садись. Возьми конфету. Там на столе, в вазочке.

Инга опустилась на стул.

— Вас нулей ранили или снарядом?

— Осколочное ранение в голень.

Инга не знала, что такое осколок. И как это можно ранить осколком. Осколком можно порезать палец…

— Я тащила на себе раненого, — сказала бывшая санитарка, — а рядом разорвался снаряд. Я уже не смогла тащить и сама не могла двигаться… Да тебе это, наверное, неинтересно.

— Интересно!

— В рассказе это, может быть, интересно, — сказала Гедрина мать, — а в жизни это было ох как неинтересно… Я лишилась сознания от боли и от потери крови.

— И с тех пор всё больно? — одними губами спросила Инга.

— По-разному, — ответила старая женщина, с трудом поворачиваясь на бок, — с годами худо стало.

— А доктор?

— Что может сделать доктор! Доктор не волшебник! Ты почему не ешь конфеты?

Инга не хотела конфет. Она продолжала расспрашивать.

— A y вас винтовка была?

— Была. Да рук свободных не было.

— Почему?

— Рук не было свободных… для винтовки.

— Чем же они были заняты?

— Я раненых перевязывала.

— Вы на войне не стреляли? Почему же они в вас стреляли?

Бывшая санитарка ответила не сразу. Она внимательно посмотрела на гостью, потом поднялась на локте и сказала:

— Потому что они — фашисты… А у тебя мама тоже доктор? Лечит?

Инга покачала головой.

— Она не лечит… Она уже целый год не лечит… Но мы с папой не болеем. Мы держимся молодцом… Я пойду?

— А Гедру ты не дождёшься?

— Нет, — сказала Инга, — я же пришла к вам.

— Спасибо. Подойди, Инга, вот к той стенке. Посмотри на фронтовую санитарку. У тебя глаза молодые…

Инга подошла к стенке. Из маленькой рамки на неё смотрела санитарка. В пилотке. В гимнастёрке. На петличках — четыре треугольника. Через плечо санитарная сумка. А винтовки действительно не было.

Инга долго рассматривала фотографию. Потом оглянулась. Гедрина мать сидела на постели, опершись двумя руками на палку.

— Ну как, понравилась тебе санитарка?

Инга кивнула головой и снова повернулась к фотографии. И ей вдруг показалось, что из рамки на неё смотрит мама. Её мама — в гимнастёрке, в пилотке, через плечо санитарная сумка. Это в неё стреляли пулями, снарядами и осколками. И она не вернулась домой…

На другой день Инга не пришла на съёмку. И тут произошёл настоящий скандал. Режиссёр кричал на второго режиссёра:

— Где Инга?

Второй режиссёр спрашивал у ассистента:

— Почему нет Инги?

Ассистент побежал к директору картины:

— Найти Ингу!

Осветительная аппаратура была приведена в боевую готовность. Рабочие стояли на местах. Оператор со своими помощниками выкатил тяжёлую кинокамеру «Дружба», как орудие на прямую наводку. Артисты нервно курили в стороне, ожидая начала съёмки.

А маленькой героини фильма не было.

Поехали к ней домой. Дома Инги не оказалось.

Поехали в школу. Не приходила она на уроки.

Позвонили в милицию, дежурному по городу. Никаких происшествий с девочкой отмечено не было.

— Гедра! — позвал Арунас. Он безжалостно щипал свою и без того жидкую бородку. — Что ты думаешь по этому поводу?

— Инга не хочет… чтобы мать умирала.

— Что значит «не хочет»! Это работа. Понимаешь? Такая же работа, как на заводе или на ферме. Надо работать — точка!

— Я понимаю, но она ещё… ребёнок.