Самайнтаун

– Да-да, замечательный тренч, но… Я не совсем об этом. – И Наташа многозначительно обвела пальцем свое лицо.

Если бы у Джека тоже было лицо, то он бы покраснел до корней волос: стыд растекся воображаемым жаром в пустоте над шеей. Джек подорвался к вешалке, толкнул ее вместе с висящими на крючках куртками и прильнул к зеркалу. Оттуда на него воззрилась тыква – крупная и безупречно круглая, какие умели выращивать только на самайнтауновских фермах, вечных призерах всех национальных конкурсов. Треугольники глаз и кривой улыбающийся рот с зазубринами – оттуда сочилась лишь дегтярная темнота, сколько не вглядывайся, – Джек вырезал в ней собственной рукой. Но он определенно не обводил их женской помадой оттенка «порочная слива» (Джек знал название, потому что это была помада Лоры, которую она требовала дарить ей на все праздники) и не пудрил щеки толстым слоем красных румян.

– Франц! – вскричал Джек, как проклятие. – Когда только успел?!

Он действительно не помнил, когда упустил из виду свою тыкву в коридоре или на кухне, где Франц мог бы бессовестно ее атаковать, но это определенно произошло. А ведь Джек не расставался с ней даже во сне! Но вот когда требовалось принять ванну или надеть водолазку… Первое тыква не любила – влага быстро превращала корку в отсыревшее месиво, – а второе на нее не налезало. Именно в такие моменты тыква становилась уязвимой, а потому самой желанной вещью во всем доме. Франц покушался на нее постоянно, так что это был отнюдь не первый подобный случай. Но, пожалуй, самый вопиющий! Куда хуже прошлых маркерных усов и приклеенного сбоку бантика.

– Салфетку?

Джек с благодарностью принял из рук Наташи бумажный платок и принялся тереть лицо до жалобного скрипа, пока с тыквенной корки не слезла не только помада, но и верхний слой кожуры. Затем Джек повертелся на месте, осматривая себя с головы до пят, проверяя, не прицепились ли к нему где-нибудь еще плоды вампирского коварства. Сложно было сказать, что хуже: то, что Джек разгуливал в столь постыдном виде по всему городу и даже заглянул в закусочные фургоны, чтобы поздороваться, или то, сколько туристов из автобуса наверняка успели его «щелкнуть». Хотя, может, благодаря этом он наконец-то побьет рекорд магнитов с котиками…

– А я все думал, почему Лора улыбнулась мне с утра. Лора! Улыбнулась! – причитал Джек, возвращая тыкву на место: он так крутился из стороны в сторону, что она съехала вбок, и его резное лицо оказалось на затылке. – Я решил, что ей просто приснился хороший сон, ну, знаешь, вроде тех, в которых она душит нас всех подушкой… Уже тогда нужно было заподозрить неладное!

– Да ладно тебе! Ты всегда красавчик, Джек. Даже с макияжем! У нас тут прогрессивное общество, никто не осудит.

В такие моменты Джек начинал сомневаться, что Наташа и вправду обычный человек. Во-первых, она говорила, что спит по три часа в сутки, но выглядела при этом всегда с иголочки в своем накрахмаленном фартуке и милом платье с рюшами, благодаря которому (не иначе) была замужем уже трижды. А, во-вторых, она всегда делала Джеку комплименты. Ну разве это не странно?

Он осмотрел себя в зеркале еще раз, более придирчиво. В те моменты, когда Наташа прилюдно называла его красавчиком, Лора обязательно добавляла, что он страшный и позорит весь Самайнтаун. Джек был достаточно умен, чтобы не верить ни тому, ни другому, но ему самому, по правде говоря, нравилось, как он выглядит. По крайней мере, настолько, насколько это возможно, когда у тебя нет головы и есть некоторые комплексы на этот счет.

«Эй, смотри, Тыквенный Король!» – визжали дети, едва его завидев. Так Джека именовали на туристических брошюрках, которые бесплатно раздавали на автовокзале вместе с булочками за пять центов. Взрослые называли его «парнем с отличным гримом», подростки – «тыквоголовым», а слишком суеверные старцы просто перекрещивались. Но всех их объединяло одно – они вечно пялились на Джека. Благодаря утомительному вниманию и выработавшемуся к нему стойкому иммунитету Джек в конце концов научился носить все, что пожелает. А желал он, назло миру, старомодные рубашки из секонд-хэнда с кружевными воротниками, вельветовые бриджи по щиколотку с подтяжками и классические черные дерби с отрезным носком. Все это, правда, только подчеркивало его болезненную худобу, узкие от рождения плечи и невысокий рост, но Джек и не пытался их спрятать. Он выучил давно, как имя каждого горожанина, мертвого и живого, умершего окончательно или восставшего: на него будут смотреть всегда и везде. Что бы он ни надел. Как бы ни вырядился. Как бы ни накрасился. Ибо пока у тебя нет головы – или тыква вместо нее, или бумажный пакет, или кочан капусты (да, Франц примерял ему и такие варианты), – ты всегда и будешь парнем без головы. Ни больше ни меньше.

– Слушай, Джек… Можно спросить у тебя совета? Кое-что на счет кафе.

Джек повернулся к Наташе со звуком «Хм?» и хорошо знакомым ему разочарованием от невозможности высказать выражением тыквы свое удивление. Джек – символ города Самайнтаун, воплощение вечной осени, что обрела здесь свое пристанище, теневого мира, который здесь надорвался, и очарования, каковое можно найти даже в жутчайших вещах. Но Джек точно не символ мудрости и смекалки – и того, и другого ему зачастую не хватало самому. А уж в бизнесе он не разбирался и подавно. Однажды Титания попросила его подсобить в цветочном и раздавать прохожим тюльпаны – по одному цветку в одни руки, чтоб горожане подивились, что тот стоит в вазе два месяца кряду и не вянет. Джек так увлекся, что к концу рабочего дня раздал даже те, которые предназначались для продажи. И дорогущие бурбонские розы, о которых не было и речи, – тоже.

– В последнее время выручка немного упала. Вот я и пытаюсь взять в толк, что не так с кафе. Оно будто захворало, понимаешь? – продолжила Наташа, и Джек вдруг обнаружил, что уже подпирает локтями стойку и участливо кивает, слушая ее со всем вниманием. – Может быть, качество продуктов испортилось… Я недавно сменила поставщиков, мне показалось, что из Светлого района тыквы приносят поспелее, но может, они даже слишком спелые… Слишком сладкие?..

Тыквы. Джек медленно осмотрелся по сторонам, подмечая, что у кого из посетителей лежит в тарелках. В такой час, когда небо только-только превращалось из давящего монолита в жизнерадостный лимонный курд, народа было немного – человек десять от силы, в основном те самые туристы, которые привыкли сначала плотно поесть, прежде чем приступать к осмотру достопримечательностей. Местные в «Тыкву» захаживали редко, ибо сколько ни листай меню на пятнадцать страниц, сколько ни шерсти закуски с десертами, тебе всегда принесут плюс-минус одно и то же. Вот и сейчас блюда, которые мельком пересчитал Джек на столах, не отличались разнообразием: миска с тыквенной кашей, тыквенный слоенный пирог, тыквенное рагу и, кажется, отбивные из тертой тыквы (но с ломтиками оленины!). Судя по ядреному цвету и стружке, грустно висящей на ситце стеклянного кувшина, какой-то бедняга даже пил тыквенный чай.

Джек поскреб пальцем выемку около импровизированного подбородка, улыбнулся – точнее, он думал, что улыбается, и надеялся, что это слышно по его голосу, исходящему откуда-то из той же пустоты за изрезанной кожурой, – и неловко ответил:

– Ну… Знаешь… Я как-то слышал пару раз, что клиенты жалуются… Нет, интересуются, почему в меню нет ничего, кроме блюд с тыквой. Мисо-суп и тот с ней, нарезанной кубиками в бульоне!

Рука Наташи, разливавшая только-только закипевший на газовой горелке кофейник по чашкам, зависла в воздухе. Из-за кухонных створок, где скворчали маслом сковороды, один из поваров позвал ее по имени, жалуясь, что у них закончился кетчуп… Но Наташа даже не откликнулась, в упор уставившись на Джека. Эта коренастая женщина с мышиного цвета вьющимися волосами и маленькими карими глазами умела становиться поистине пугающей. Носогубные складки и морщины порезали ее лицо на дюжину злых частей, когда Наташа наконец-то вернула со стуком кофейник обратно на горелку и взмахнула рукой, будто выметала Джека из кафе воображаемой метелкой:

– Что за глупости ты городишь? Нашим азиатским гостям нравится мисо-суп! Разве это не их традиционное блюдо? Я специально просила сына в библиотеке найти рецепт…

– Да нет же! Я не про сам суп, а про то, что в нем тыква…

– Тыква никакое блюдо не испортит! Нет, дело точно не в этом. Ох, если не разбираешься, Джек, то так бы сразу и сказал.

Джек со свистом вдохнул кофейный пар, а выдохнул его уже на улице, покинув кафе с остывшим бумажным стаканчиком в руках и абсолютным недоумением. «Все-таки Лора права: я ужасный слюнтяй! Зато меня бесплатно угощают», – подумал он, мешая кофе деревянной палочкой, прихваченной по дороге. Аромат над ним вился терпкий, с приторно-ванильной сладостью сиропа. Наташа точно знала, какой кофе любит Джек – с целым букетом разношерстных нот, такой крепкий и густой, чтоб пронзал насквозь, как электричество. Оно, впрочем, неудивительно, ведь Джек и мог разве что нюхать кофе, но никак не пить.

– Ну что ж, а теперь за работу!

И Джек двинулся выверенным путем меж магазинов, где в нем обычно нуждались больше всего. На каждом углу он останавливался, чтобы кофе не расплескался, и подносил его к своей тыкве, позволяя дивному аромату окутать ее шарфом. Однажды Джек, поддавшись на уговоры друзей, все-таки попробовал угоститься напитком так, как это предполагалось, и не придумал ничего лучше, чем залить его струйку прямо в вырезанный рот. Авось, сработает, как тот трюк с исчезновением и появлением кошек, который демонстрировали для зевак джинны на Призрачном базаре. Затея, однако, оказалась фатальной – и для его рубашки, что вмиг пошла пятнами, и для его кожи, сползавшей после пластами, как у нагов [3] по весне. Заливать жидкость или пропихивать внутрь еду через шею тоже не получалось – в той попросту не было никаких отверстий. Как, кстати говоря, и шрамов с отметинами.

3

Наги – змееподобные существа, которые в мире Самайнтауна имеют человеческое тело, но змеиный хвост и чешую

Будто вспомнив об этом, Джек забрался рукой под основание тыквы и поскреб шею пальцами. Поверхность гладкая, точно мрамор, и такая же холодная на ощупь… Быть может, потому что в теле Джека не было крови. А может, потому что у него никогда не было и головы? Словом, Джек даже не знал, пробовал ли когда-либо пищу или кофе на вкус по-настоящему. Но он любил представлять, какие они – и каков мог быть он сам, если бы его голова однажды отыскалась. Интересно, кудрявые у него волосы или же прямые? А какого цвета глаза? Наташа как-то обмолвилась, что представляет его зеленоглазым и рыжим, мол, это истинные цвета осени – зелень и огонь природы, в котором она сгорает. Тита же предположила, что Джек мог бы оказаться длинноволосым и русым, как пшеница, Франц сказал, что он однозначно лысый, как поля, когда приходит время жатвы. Сам Джек предпочитал думать, что волосы у него все-таки есть, и даже неважно, какие именно. Гораздо важнее лицо. Необязательно красивое, с острым носом и с точеными скулами, как у того же Франца, но, может быть, с припухшими губами, круглое, симпатичное хотя бы… Такое лицо вполне подошло бы его худощавому телосложению, как и веснушки с крохотной щербинкой между верхними зубами.