Само собой и вообще

Охотнее всего я бы сейчас размотала шарф, стерла с носа румяна и вазелин, перестала кашлять и снова пошла в школу! Но Ани говорит, ему нужна моя поддержка, в одиночку он не справится. А во мне, как он считает, больше напористости, и если что, я за словом в карман не полезу. Ладно, остаюсь на боевом посту!

На следующий день на нас без всякого предупреждения обрушилась новая неприятность. Утром в семь мы с мамой вдвоем позавтракали. Ани и Шустрик еще спали. Это был мой первый завтрак в будний день без папы! За кофе мама три раза пыталась дозвониться до Бабушки, но та не снимала трубку. Наверняка отправилась за покупками. Наша Бабушка — типичный «жаворонок». Она была бы только «за», если бы бакалея на углу открывалась уже в шесть утра.

Перед тем как уйти на работу в магазин, мама сказала мне, что будет звонить Бабушке оттуда. Я пошла к себе еще немножко вздремнуть. Спать утром допоздна — роскошь, которую я обожаю. Но долго предаваться ей я не смогла. Рев Шустрика вырвал меня из замечательного сна, в котором я стремительно мчалась на красном «порше», а рядом со мной сидел потрясающий парень. Надо поразмыслить, почему мне не приснился Вуци!

Я вскочила с кровати и побежала к Шустрику. Ани, на ватных от температуры ногах, тоже спешил туда. Шустрик орал так, будто ему грозила смертельная опасность. Я решила, что из-за высокой температуры ему приснился кошмарный сон.

Но кошмар был из плоти и крови! У кровати Шустрика стояла наша Бабка и пыталась поставить ему на грудь холодный компресс. Мы с Ани спросили, почему это она здесь, и Бабка тут же обиделась. Может, наш вопрос прозвучал не очень-то любезно, но мы ведь ждали Бабушку, а тут появляется это пугало. Как мог произойти такой сбой, я не знаю.

Я позвонила маме в магазин и спросила, почему вместо Бабушки приперлась Бабка. Мне было совершенно наплевать, что старуха все слышит. Пусть не воображает, что я буду щадить чувства особы, которая, убирая нашу и без того чистую кухню, при этом громко разговаривает сама с собой, что, дескать, у ее невестки все приходит в упадок и не удивительно, что и ее брак тоже разваливается!

Мама опять начала плести что-то несуразное.

— Это папа послал к нам Бабку, — запинаясь, сказала она. — И я не могу ему этого запретить.

А Бабушка приехала бы, несмотря на опасность заболеть. Но когда она узнала, что Бабка уже здесь, она не захотела ехать. Ведь они терпеть друг друга не могут.

Когда я рассказала Ани про разговор с мамой, он хотел позвонить ей и сказать, чтобы она позвонила папе и велела ему срочно отозвать свою «медсестру» с театра военных действий.

Но я его отговорила. Старуху мы уж как-нибудь вытерпим. Думаю, теперь нам необходимо благоразумие. Иначе все кончится еще одной телефонной ссорой между мамой и папой. А мы ведь хотим, чтобы они помирились, поэтому новых ссор надо избегать. Ани признал, что я права.

Три дня мы, скрипя зубами, терпели Бабку. Она жутко действовала нам на нервы. Стоило, вылезая из кровати, поставить голую ногу на пол, как тут же слышалось: «Сейчас же надень тапочки, иначе никогда не выздоровеешь!» Включаешь телевизор, она заводит: «Немедленно выключи и отправляйся в постель. Телевизор вреден даже здоровым детям, а уж больным тем более!» Откроешь холодильник — опять то же самое: «Закрой сейчас же! Поешь, когда придет время обеда!»

А что это были за обеды! Попить — ромашковый чай, а поесть — овсянка! И никаких свежих фруктов! Только яблочный компот. Вот что эта женщина понимает под «щадящей диетой». Ани и Шустрику было, в общем-то, все равно. Они ведь болели по-настоящему, особенно Ани, и им, само собой, просто вообще не хотелось много ходить, смотреть телевизор и есть. Но я чувствовала себя так, словно надо мной совершают настоящее насилие. К тому же Бабка все время косилась на меня, будто не верила в мою болезнь. Пришлось так много притворно кашлять, что у меня начало саднить в горле, и я стала кашлять уже по-настоящему.

Каждый день мы с нетерпением ждали шести часов. Потому что в шесть Бабка отчаливала. Мама возвращалась домой в половине седьмого, а Бабка не хотела с ней встречаться. Она раз по десять на дню напоминала, что присматривает за нами ради своего сына!

А сегодня, сразу после школы, к нам без звонка заявился Вуци. Проведать больных. А я сижу в постели, и на носу у меня отвратительная смесь румян и вазелина!

Вуци пришлось закрыть глаза руками и ждать, пока я сотру с носа свою «болезнь». Он, правда, сказал, что красный жирный нос ему не мешает, но я не поверила. Позднее он всякий раз ухмылялся, вспоминая об этом.

В общем, я привела нос в порядок, так что на меня снова можно было смотреть. Вуци осторожно поцеловал меня в чистый кончик носа, а я осторожно поцеловала его в кончик носа, и он одной рукой приобнял меня. И как раз когда он хотел поцеловать меня по-настоящему, а я подумала: «Вот, Карли, сейчас будет твой первый в жизни поцелуй, этот миг ты запомнишь на всю жизнь», — дверь распахнулась, в комнату вошла Бабка и сказала:

— Каролина! Как тебе не стыдно!

— Само собой, просто вообще не стыдно! — заорала я на нее. Но на Бабку это не произвело особого впечатления. Величественно, как царица Савская, она произнесла:

— Пока я здесь, ты будешь вести себя прилично!

И добавила, кивнув на Вуци:

— А молодой человек пусть идет домой!

Вуци хотел встать и послушно слинять. Но я его удержала. Во мне кипела такая неистовая ярость, что я чуть не лопнула: эта мерзкая старуха испортила мой первый поцелуй!

— Оставайся здесь, — велела я Вуци. И, повернувшись к Бабке, произнесла (надеюсь, так же величественно, как царица Савская):

— Пожалуйста, выйди сейчас же из моей комнаты!

Старушенция совершенно обалдела. Слова вымолвить не могла.

А потом решила покинуть не только мою комнату, но и наш дом. И больше никогда не возвращаться! (Что она никогда больше к нам не придет, Бабка сообщила не мне, а Шустрику. Надо надеяться, он не ослышался.)

Вуци от всего этого несколько растерялся и спросил, не слишком ли круто я хватила. Но моя напористость явно произвела на него огромное впечатление. А потом мы нагнали упущенное и поцеловались по-настоящему. Вуци сказал, что этот поцелуй вовсе не первый, потому что однажды он уже целовал меня. В детском саду, в песочнице. И с тех пор, сказал Вуци, он мечтал о следующем разе!

Ну не странно ли это! Папаша, прихватив чемодан, ушел от нас, братья болеют, мать в отчаянии, а я сижу и напеваю. Вот что способен сделать с человеком первый поцелуй!

Я чувствую в себе настоящий, сильный драйв! Решено, беру домашнее хозяйство в свои руки. И уход за больными! Я справлюсь!

Я сообщила об этом маме, когда она вечером вернулась домой. Сначала она решила, что раз уж я выздоровела, то надо идти в школу. Потому что отметки мои до того скверные, что мне аукнется каждый пропущенный день. Но я с легкостью убедила маму, что на этой неделе в школе все равно не будет ничего особо существенного и мое присутствие дома гораздо важнее. Впрочем, может, мама и не поверила моим доводам, а просто чувствовала себя настолько замороченной, что ей все уже было до лампочки.