Самодержавный попаданец. Петр Освободитель

По известиям, поступавшим с Архипелага, да по обстоятельным письмам супруга Екатерина Алексеевна знала, что восстание давно готовилось, и на него делали серьезную ставку.

Недаром свыше 20 тысяч старых ружей, с особыми пулями, которые когда-то придумал сам император, находились в трюмах русской эскадры для вооружения повстанцев. И обмундирование на тысячи солдат, пушки, снаряжение и многое другое. И пачки воззваний на греческом языке, что были заблаговременно напечатаны в столичных типографиях…

— Откуда ты все ведаешь, мой муж?

Проницательность и невероятная предусмотрительность мужа ее восхищали и пугали. Она знала, что он ее любит или, по крайней мере, очень хорошо к ней относится. Только одно обстоятельство прямо свидетельствовало о том: при дворе много красивых фрейлин, которые прямо мечтали оказаться в постели императора, но тот не имел любовниц, ни одной. Мимолетных связей тоже не было — такое «шило» не утаишь.

Но в то же время генерал Измайлов, командующий гвардией и столичный генерал-губернатор, вернейший пес Петра Федоровича, за ней пригляд строгий постоянно держал, да и в самом дворце она чувствовала за собой пристальные взгляды свитских. Кроме того, охрану несли не преображенцы с семеновцами, а петергофцы и егеря с казаками.

Като ненавидела всеми фибрами души этих бородачей, что крестились двумя перстами, но всегда держала себя с ними ласково — в памяти до сих пор лежали ледяными глыбами те свирепые взгляды, которые ее обжигали восемь лет назад. Она ничего не забыла и знала, что и они не забыли. И государь…

— Доверяй, но проверяй!

Екатерина Алексеевна прошептала любимую присказку мужа и содрогнулась. Он ласкает и ненасытно терзает ее тело по ночам, осыпает ее поцелуями и подарками, а сам непонятен, смутен. И до сих пор не верит ей, да и не верил никогда!

Но почему? Зачем Петр Федорович так себя ведет? Может, это притворство? Но зачем?

Император казнил десятки заговорщиков без малейшего сожаления в те роковые дни, по одному его намеку ее бы удавили немедленно — и Петр смог бы выбрать себе любую принцессу в жены, да и любовниц в те дни у него было много! Почему он себя так ведет?

Екатерина Алексеевна тяжело вздохнула — по его вине она лишилась тогда всех надежд, своей крови, рожденных в муках детей, рухнули ее мечты, наконец. Она должна ненавидеть супруга, который уже тогда стал опостылевшим. Но такого не произошло — ненависти к нему в ее сердце не было, а одна лишь тягость от взаимного непонимания.

Като вздохнула — ей придется нести этот крест до последних дней. Есть долг перед императором и страной, его нужно выполнять даже тогда, когда жить не хочется…

— Ваше императорское величество!

Она повернулась на знакомый голос статс-дамы — та чуть присела перед ней, склонив голову:

— Посыльный от господ сенаторов принес важные государственные бумаги, требующие вашего разрешения!

Екатерина Алексеевна только вздохнула — дела не кончались, словно текли полноводной рекой. Как хорошо было до войны, когда их решал император, но как плохо было бы сейчас, если бы этих дел не имелось!

Кагул

Янычары приближались, и быстро. Ветер раздувал полы халатов, обнажая крепкие лоснящиеся тела. Свирепый рев давил уши, оскаленные лица напоминали Тихомирову святые книги, в которых описывалось нечестивое воинство. Страшный враг! С такими он столкнулся лоб в лоб тогда еще, при Очакове. Славная была победа…

— Дядя Ваня! Устоим ли? Сколько же их много!

— Не боись, сынок! При Куненсдорфе страшнее пришлось, но устояли. — Старый солдат положил руку на плечо молодого рекрута.

Прекрасно понимал служака, что первый бой завсегда страшен, а тут такой супостат валит, что самого за малым дрожь не бьет, хотя повидал он в жизни всякого. Что же говорить про паренька, что в первый раз в поход вышел!

— И здесь устоим, штыки у нас заточены не хуже их ятаганов. — Тихомиров улыбнулся юноше, а сам с надеждой посмотрел на солдат переднего фаса, что лихорадочно орудовали шомполами, перезаряжая фузеи.

— Аллах акбар!

Дикий выкрик янычар оглушил, но не остановил апшеронцев — те уже забили пыжи в стволы и теперь вставляли шомпола в гнезда. Все правильно, ведь перезарядить ружья они теперь не успеют, а терять казенное имущество не положено.

— Аллах акбар!!!

— Примкнуть штыки! Первая, вторая шеренга — на колено становись! — Звонкий выкрик полковника прорвался через вопли янычар. Солдаты, услышав команду, тут же опустились, будто волна по строю прошлась.

— Третья и четвертая шеренги — целься! Пли!!!

Солдатский строй взорвался огнем и моментально окутался клубами порохового дыма, а янычары словно подавились воплем и тут же разразились дикими утробными криками смертельно раненных зверей.

— Первая с колена, вторая стоя! Пли!!!

Команду «целься» старый полковник Пашков опустил — в дыму она бесполезна. Но не сам залп, сделанный в упор, — с десятка шагов не промахнешься по плотно сбитой толпе.

Тихомиров мог только слышать рев умирающих, но это еще больше раззадорило османов.

— Аллах акбар!!!

— В штыки, братцы!!!

— Алла!

— Бери на штык!

Удар янычарских орт был чудовищно страшен. Ощетинившееся штыками каре апшеронцев вздрогнуло, но все же устояло. Солдаты стояли плотно, плечом к плечу, в передние шеренги упирались задние, а потому натиск османов не опрокинул русских, не прорвал их строй.

И турецкая ярость разбилась о русскую храбрость — началась жестокая рукопашная схватка. Ятаганы против штыков и шпаг, дикие крики не могли перебить и заглушить матерную русскую разноголосицу.

— Гранаты к бою!

Услышав команду командира, сержант достал из сумки тяжелую, фунта на три, ручную бомбу на длинной ручке. Такие были розданы еще на Ларге самым надежным солдатам, в два десятка которых вошел и Тихомиров.

— На взвод ставь! Чеку рви! Бро-о-осай!!!

Сержант крутанул массивное кольцо и, цепко ухватив пальцами, потянул кольцо с чекой. Внутри железного цилиндра щелкнуло, повалил дымок. Тихомиров размахнулся и метнул страшный «гостинец» через головы отчаянно дерущихся солдат в колыхающееся впереди турецкое скопище и еще заметил, как туда же, кувыркаясь в воздухе, летят и другие гранаты.

Старые бомбочки, что фитилем поджигались, ни в какое сравнение с этой гренадой не шли. Внутри ведь порох был, а здесь начинка намного крепче, это как слабенькая бражка супротив ядреного самогона…

— А-а!!! У! А!!!

Взрывы на мгновение заглушили рев янычар, и их натиск на десяток секунд ослаб. Однако османы по-своему оценили «гостинцы» и так навалились, что русские не устояли. Да и трудно устоять, коли на одного по трое набрасываются!

— Уходи взад, сынок! Мал ты еще! — Иван дал пенделя рекруту, тот отшатнулся, и стоящие сзади гренадеры тут же задвинули мальца еще дальше, в самую глубь каре.