Самодержец

Спиридов не знал, что его заместитель контр-адмирал Хметевский выключил из боя португальскую эскадру. Как не мог знать контр-адмирал и того, что русские пароходы находятся на расстоянии от вражеского флота, с которого через десять-пятнадцать минут откроют огонь с северо-запада, ударяя во фланг атакующего построения англо-испано-французского флота, четырех кораблей Венеции и пяти Генуи.

Не знал Григорий Андреевич и того, что четыре русских монитора уже потопили испанский линкор шестидесятивосьмипушечный Сан Зенон, что в ходе этого боя испанцам удалось попасть в трубу одного из мониторов и столь сильно его повредить, что впервые в этом мире был фактически уничтожен полностью бронированный корабль.

Никакого линейного боя не получалось, вражеские корабли не собирались подставляться бортами даже тогда, когда их орудия уверенно могли поражать русские корабли. Попасть же во вражеский линкор, когда тот шел на максимальном ходу носовой частью было крайне сложно. Вместе с тем, единичные попадания были, пусть этого и не было видно Спиридову. И уже шесть неприятельских фрегатов вместе с двумя линкорами теряли свой ход и выпадали из боевой формации надвигающейся армады русских кораблей.

* * *

Сергей Иванович Зейский на своем, наспех отремонтированном корабле Ново-Архангельск, состоял в охранении флагмана русского флота. Его задачей было поддерживать огнем главный русский корабль «Петр Великий» и постараться не допустить сцепки вражеского корабля с русским флагманом. Тот бой, который навязывал противник, был понятен, но ранее не прогнозируем. Все-таки линейное сражение, когда корабли обмениваются залпами орудий, считалось более вероятным, нежели вот такое противостояние, сумасшествие, когда враг, казалось, идет на таран, стремясь своим самопожертвованием уничтожить и противника.

— Два румба норд-норд-вест, — скомандовал капитан первого ранга Зейский.

Офицер, стоявший у штурвала, испуганно посмотрел на капитана, но Зейский был невозмутим. Подобный поворот означал, что Новоархангельск пойдет наперерез одному из кораблей, который устремился к флагману русского флота и, словно завороженный, линкор противника не получил ни одного попадания и шел с полными парусами.

— К оружию! — скомандовал капитан Зейский и достал свой револьвер, дабы убедиться, что оружие заряжено. — Приготовить «демидовки» по правому борту, — озвучил очередной приказ Сергей Иванович и тихо добавил про себя. — Я отомщу за тебя, Дмитрий Леонтьевич.

Все время, что прошло с момента атаки англичан на Мальту, Зейский только и жил жаждой мщения за своего учителя и друга Дмитрия Овцына.

Сергей Иванович сейчас проявлял высшую степень эгоизма, он сознательно стремился поставить под удар и корабль, и команду, совершая то, что было не очевидно.

— Еще два рубма на норд-вест. Готовьте сцепку. Пойдем на абордаж, — жестко и бескомпромиссно прокричал Зе йский.

Абордажная команда, состоящая из двадцати пяти морских пехотинцев, прошедших школу пластунов, как и все матросы, стали вооружаться. Лица людей выражали суровую решимость. Страшнее абордажного боя в открытом море нет ничего. Падение в воду минимизирует шансы выжить, а расстояние между противниками столь мизерное, что порой можно ощутить тепло дыхания врага.

— Всем держаться! Орудия, огонь! — Новоархангельск вот-вот должен был столкнуться с линкором англичан. Оба корабля разрядили свои пушки. Стальные шарики разрывали и дерево, и человеческую плоть. Картечь, выпущенная противниками, сразу же лишила жизни почти тридцать человек, еще сорок воинов, готовых друг друга убивать, были ранены.

На английском корабле уже изготовились к бою и седовласые матросы, некоторых из которых определили на флот по решению суда, и четырнадцати-пятнадцатилетние мальчики из благородных семей, которые только-только начинали свой путь на ниве становления флотскими офицерами Роял Нэви. Это в русском флоте ограничения по возрасту составляют шестнадцать лет, и то в порядке исключения, в английском же подобных ограничений не было. А теперь шестеро таких юношей двумя руками сжимали свои абордажные сабли, пытались всячески демонстрировать непоколебимость, но коленки предательски дрожали. Мальчики стояли позади своих многоопытных матросов и офицеров, но часть экипажа свалило с ног картечью. И теперь надежды на то, что взрослые мужчины убьют русских раньше, чем придется вступать в бой им, самым младшим на корабле, испарились.

Абордажный бой, несмотря на рвение Зейского оказаться быстрее на палубе сцепленного вражеского корабля, командир абордажной команды, который в данном случае принимал решения, — приказал принимать на своем корабле. Зейского, капитана, в грубой форме оттерли от первой линии профессиональных абордажников, чем Сергей Иванович оказался недоволен, но посчитал, что бой легким не будет и он окропит свой клинок английской кровью. Англичане перепрыгивали на русский корабль, перелетали на канате, стараясь приземлиться за пределами выстроившихся в три линии русских.

Выстрелы, дым, звон стали, крики и стоны, все смешалось в зловещей какофонии звуков, порождая мелодию смерти. Люди уничтожали друг друга.

Зейский уже разрядил оба своих револьвера и, не успевая вдеть их в кобуры, выкинул подальше. Уже и клинок обагрился кровью, это четырнадцатилетний Майкл Сеймур-Конвей, третий сын барона, заседающего в парламенте, пытался подкрасться в хаосе боя к русскому капитану, но был заколот точным ударом в сердце.

На выручку англичанам уже подоспел фрегат, и, когда одни англичане почти закончились, с левого борта появились новые противники. Русские абордажники, работая слаженно и профессионально, все же потеряли половину своих людей, а слаженный залп из мушкетов с подоспевшего фрегата еще больше ослабил защиту Новоархангельска.

Сергей Иванович Зейский был словно в тумане. Он отбивал выпады, разил врагов, получил укол то ли шпагой, то ли рапирой, в левое плечо. Ему рассекли щеку, но он продолжал сражаться, все время, пока этот праздник смерти длился.

Даже после, через много лет, Зейский так для себя и не прояснил, как именно он дрался, что сделал и как выжил.

И вот все закончилось. Полной тишины не наступило. Стоны и хрипы раздавались повсюду, тонущие моряки и офицеры, захлебываясь, взывали о помощи, а Зейский стоял на палубе вражеского фрегата и озирался вокруг, выискивая противников.

— Сергей Иванович, все закончилось, — к Зейскому подошел командир абордажной команды прапорщик Михеев.

Молодой еще мужчина был, как и капитан весь в крови и взирал на Зейского одним глазом, второй заплыл от удара, который командир абордажников получил еще в начале боя.

— Сколько живых? — спросил Зейский.

— На ногах только восемь человек, с вами, будет, — ответил Михеев.

А сражение тем временем продолжалось. Десятки кораблей схватились абордажным боем. Двадцать шесть английских линкоров было уже потоплено. Эскадра Хметевского, как ни пыталась избежать ближних боев, была зажата в клещи и уже потеряла три парохода — английские канониры знали свое дело. Вместе с тем контр-адмирал Хметевский оттянул на себя семнадцать кораблей противника, чем облегчил задачу остальному флоту. Русские побеждали. Уже шесть кораблей французов, три генуэзцев и один, принадлежавший Венеции, вышли из боя и устремились прочь от того побоища, которое заканчивалось победой русского флота.

Через три часа все было закончено. Россия, потеряв половину своего флота и две трети матросов и офицеров, одержала победу. А Дарданелльское сражение войдет в историю, как самая масштабная битва парусников. Грядет эра броненосных монстров и пара. Да и сложно будет в ближайшее десятилетие восстановить количество кораблей, которые были уничтожены в сражении.

А Зейский покинет флот, он, как опытный морской офицер оценит свои действия, которые привели к лишним потерям. Осознание, что из-за него из команды Ново-Архангельска осталось только двадцать четыре человека, пятеро из которых станут инвалидами, в понимании этого слова людьми из будущего, настолько будет довлеть, что умрет некогда жизнерадостный Сергей Иванович Зейский и родится монах Димитрий.