Самодовольный мистер Костюм
Шрифт:
— Оставь газеты на комоде и смотри, чтобы дверью зад не прищемило, когда будешь уходить.
Я налил себе выпить и уставился в окно кабинета. Снаружи было уже темно. Последние три дня я уходил из дома до рассвета и возвращался в середине ночи. Я был истощен, но это не имело ничего общего с нехваткой сна. Гнев, который я носил в себе, физически меня опустошал. Кровь кипела в жилах. Я был обезумевшим, брошенным, преданным, полным ярости. Боль сжимала ледяным обручем мышцы того, что раньше было сердцем в моей груди. Сердцем, которое только начало
Меня предавали раньше. Блядь, моя невеста Женевьева и лучший друг Лиам. Когда это произошло, я потерял двух людей, которые годами занимали большую часть моей жизни. Но эта потеря ощущалась совсем по-другому. Нет, это даже не сравнить. Сейчас было полное разрушение — такая потеря, будто кто-то умер. Я до сих пор не мог пережить, что Сорайя сделала со мной… что она сделала с нами. Я никогда бы не подумал, что она способна на неверность. Женщина, в которую я влюбился, была открытой и честной. И теперь я задумался: а знал ли я ее когда-нибудь?
Телефон завибрировал в кармане, и, как это было последние три дня, я надеялся увидеть имя Сорайи на экране. Но, конечно же, это была не она. Сорайя ушла. Я выпил залпом остатки из бокала и ответил:
— Женевьева.
— Грэхем. Что происходит? Где ты был?
— Я был занят.
— Хлоя начинает задавать вопросы. Ты отменял встречи с ней два вечера подряд. Она очень уязвима сейчас после смерти Лиама и нуждается в постоянстве. Ей нужен ты, Грэхем. Каким-то образом, она уже привязалась к тебе.
Я закрыл глаза. Последнее, что я хотел, это подвести Хлою. Я отменял встречи, так как не хотел, чтобы она видела меня таким — несчастным и злым. Но я ее отец. Ради дочери мне нужно вытащить голову из задницы.
— Мне жаль. Этого больше не повторится.
— Что с тобой происходит?
— Тебя это не касается.
— Что-то с этой твоей девушкой?
Я проигнорировал ее вопрос.
— Может, я зайду на завтрак утром и затем отвезу Хлою в школу?
— Хорошо. — Она ненадолго замолчала. — Не только Хлоя скучает по тебе, Грэхем. Мне нравится, когда ты рядом.
— Увидимся завтра в семь утра, Женевьева.
Повесив трубку, я поставил пустой стакан на комод. Там все еще лежала куча газет, которую принесла Ава. The City Post — газета, в которой ежедневно печаталась колонка «Спросите Иду». Я взял одну сверху и уставился на нее. Не доверяя себе, я специально старался не находиться рядом с этой газетой, потому что мог броситься читать колонку в поисках написанных Сорайей слов. Я не хотел читать, как она дает совет какой-нибудь бедной овечке о любви и изменах. Блядь, ни за что. Бросив газету к остальным, я решил на сегодня закончить дела и идти домой.
— Мамочка сказала, что ты любишь блинчики с бананами.
Мы с Хлоей сидели за обеденным столом, заканчивая завтрак и допивая клубничное молоко. Женевьева поднялась наверх, чтобы одеться на работу.
— Да. И с шоколадной крошкой. Когда я был твоего возраста, моя бабушка обычно делала блинчики с бананом и шоколадной
крошкой. — Я наклонился к дочери и прошептал: — Хочешь узнать секрет?Она быстро закивала.
— Иногда она все еще делает их для меня. И они даже лучше, чем у твоей мамы.
Хлоя от души рассмеялась. Этот звук для меня был лучшим лекарством в мире. Ничто не могло помешать мне улыбнуться, когда я услышал его. Я держался подальше от дочки, чтобы защитить ее от своих чувств, беспокоился, что мое плохое настроение заразно. Хотя вышло совсем наоборот. Естественная способность Хлои быть беспечной была заразной. Эта маленькая драгоценная девочка совсем недавно потеряла мужчину, которого любила, как отца, но все равно улыбалась. Если она могла, значит, и я смогу. Моя дочь вдохновляла.
Я потянулся и обхватил ладонью ее щеку.
— Я скучал по тебе, солнышко.
— Ты не приходил ко мне несколько дней.
— Я знаю. Прости. Я задержался из-за кое-чего. Но это больше не повторится.
— А мы можем как-нибудь сходить к твоей бабушке на завтрак?
Она не только вдохновляла, но также была полна хороших идей.
— Ей бы это понравилось. Я рассказал ей о тебе, и она не может дождаться встречи с тобой.
— А Сорайя может тоже пойти?
В груди больно сдавило лишь от упоминания ее имени. Я все еще мог представить нас вчетвером. Себя и трех самых важных женщин в моей жизни. Мою дочь, бабулю и женщину, которую я люблю. Об этом еще рано было говорить, но я не собирался врать своей дочери.
— Мне жаль, Хлоя. Она не сможет пойти с нами. Но, может, мы с тобой пойдем вместе в эти выходные?
Женевьева зашла в столовую именно в этот момент.
— Ты злишься на Сорайю?
Мой взгляд на мгновенье встретился со взглядом Женевьевы, а затем я ответил:
— Иногда у взрослых не все получается, и они перестают видеть друг друга.
— Почему у вас с Сорайей ничего не получилось? Мне она нравилась.
Я сделал глубокий вдох.
— Мне тоже. — Посмотрев на часы, я сменил тему: — Ты опоздаешь, если мы не поедем прямо сейчас. Я подумал, что подвезу тебя сегодня до школы, ты не против?
Хлоя побежала собирать вещи, пока мы с Женевьевой убирали остатки посуды со стола.
— Ты придешь на ужин сегодня? Я сделаю цыпленка с пармезаном — еще одно твое любимое блюдо.
Скорее всего, что Женевьева попытается обсудить то, что подслушала о нас с Сорайей. Для меня стало облегчением, что она, кажется, двигалась дальше. Может, у нас с Женевьевой получится это совместное выполнение родительских обязанностей лучше, чем я предполагал.
— Это было бы хорошо. Спасибо.
Когда я пришел, Женевьева нарядилась в очень обтягивающее синее платье, демонстрирующее всю ее фигуру. Она всегда была красивой женщиной, но, казалось, материнство немного добавило округлости, делая ее более фигуристой. Я вручил ей бутылку ее любимого мерло, которое выбрал по пути сюда. Она кормила меня в течение нескольких недель, и это было меньшее, что я мог сделать, чтобы не прийти с пустыми руками.
— Ты куда-то уходишь сегодня?
— Нет. Я не собиралась. Почему ты спрашиваешь?