Самое обыкновенное убийство. Где тебя настигнет смерть? (сборник)

– Скоро, Дылда. Ты иди лучше, а то твой босс засечет, что мы разговариваем.

Дылда пошел брать заказ у картежников, а я спросил:

– Когда это ты успел?

– Вчера вечером. Узнал у Бассета его имя и адрес и зашел. Теперь он наш человек.

– Еще сто баксов выложил?

– Одних можно купить, Эд, а других нельзя. Положил немного на счет его сынишки, и все.

– Значит, насчет сдачи с бакса это серьезно?

– Вполне. Туда она и отправится.

Кауфман перешел на наш конец стойки, но по-прежнему на нас не смотрел.

Мы посидели до полуночи и ушли.

Мама и Гарди уже спали. В записке мама просила разбудить ее, когда я сам встану, – она пойдет работу искать.

Я устал, но долго не мог заснуть, вспоминал, что узнал о папе. В моем возрасте он уже издавал газету. Ранил человека на поединке. Имел связь с замужней женщиной. Прошел пешком половину Мексики и испанский язык знал как родной. Переплыл Атлантику, жил в Испании. Работал крупье в казино, выступал в варьете, ездил с целительским шоу.

Я не мог представить отца в черном гриме, и остальное тоже в голове не укладывалось. Интересно, как он тогда выглядел?

Наконец я уснул, и мне приснилось, будто я матадор. На лице у меня черная краска, в руке мулета. Бык, самый настоящий, огромный и черный, был в то же время и хозяином бара Кауфманом.

Он ринулся на меня – рога острые, в ярд длиной, и на солнце блестят. Ужас до чего страшно!

В три часа мы снова явились в бар. Дядя Эмброуз узнал, что Кауфман в это время заступает на смену, а Дылда уходит на перерыв и возвращается ближе к вечеру, когда посетителей прибавляется.

Дылда только что ушел – мы подтянулись, не успел хозяин повязать фартук. Он взглянул на нас мельком, словно ждал нашего появления. В баре больше никого не было, но в воздухе витало нечто помимо паров пива и виски. Атмосфера сгущалась, и меня это пугало не меньше, чем недавний ночной кошмар. Мы заняли тот же столик.

– Мне не нужны неприятности, – произнес Кауфман. – Почему бы вам не уйти?

– Нам здесь нравится, – усмехнулся дядя.

– Ладно… – Кауфман принес нам две соды, и дядя заплатил ему двадцать центов.

Он вернулся за стойку и стал протирать стаканы, не глядя на нас. Один стакан упал и разбился.

Вскоре дверь открылась, и вошли двое мужчин, здоровые и, похоже, крутые. Один – бывший боксер, по ушам видно; башка клином, плечи как у орангутана, глазки свиные. Другой, с лошадиной мордой, выглядел мелковатым лишь по контрасту с первым. Я прикинул, что рост у него пять футов одиннадцать дюймов, а весит он без одежды фунтов сто восемьдесят. Задержавшись на пороге, они оглядели все пустые столики и кабинки – все, кроме нас. Потом прошли к стойке. Дядя, шаркнув ногами, пересел глубже. Кауфман молча наполнил две стопки.

Все ясно. Подкрепление прибыло.

В животе нарастал холод – я боялся, что у меня подогнутся колени, если я встану. Дядя, не шевеля губами, говорил что-то. Я не сразу вспомнил, что он владеет чревовещанием:

– Одному мне будет легче справиться, парень. Дуй в сортир и вылезай в окошко. Быстро, пока они не допили.

Врет, понял я. Без оружия он с ними не справится, а ствола при нем нет. Ствол должен быть у меня – кто здесь гангстер, в конце концов? На мне костюм, который смотрится на сто баксов, шляпа с опущенными полями, а в кобуре у левой подмышки автоматическая пушка тридцать восьмого калибра, снятая с предохранителя.

Я встал – коленки не подогнулись – и зашагал к туалету, но у стойки остановился и заложил руку за лацкан, взявшись за рукоять воображаемой пушки. Я молчал и никому не приказывал держать руки на стойке, но они все равно держали. Мой взгляд охватывал всех троих, но в основном был сосредоточен на Кауфмане, который наверняка где-то прятал ствол. Понаблюдав за ним немного, я понял, где.

– Вы что-то хотели, ребята? – спросил я.

– Нет, ничего, – ответил Конь. – Ты сдурел, Джордж, подставлять нас за десятку на рыло?

– Нехорошо, Джордж, – сказал я Кауфману. – Отойди-ка назад на пару шагов.

Он медлил. Я засунул руку чуть глубже, и Кауфман послушался. Я зашел за стойку и взял револьвер – короткоствольный, тридцать второго калибра на рамке тридцать восьмого. Классная вещь. Открыл барабан и высыпал патроны в одну из встроенных в стойку раковин, наполненную грязной водой. Револьвер отправил туда же. Дядя Эмброуз ухмыльнулся, что чеширский кот, и подмигнул мне. Самое дорогое, что я видел на полках, был первосортный скотч «Тичерс Хайленд крим». Я взял бутылку и налил обоим парням.

– За счет заведения, ребята.

– А по десятке из кассы не отстегнешь? – осклабился Конь. – Мы вроде бы заслужили, вон он как нас подставил.

Дядя Эмброуз подошел к нам. Между Конем и боксером он выглядел совсем крошечным.

– Держите. – Дядя достал бумажник и выложил каждому по десятке. – Вы правы, парни, вам причитается.

– Вы честный человек, мистер. – Конь спрятал бумажку в карман. – Хотите, мы вам отработаем? – Он смотрел на Кауфмана, боксер тоже. Тот побледнел и сделал еще шаг назад.

– Не надо, – ответил дядя. – Мы не хотим Джорджу зла. Налей-ка, Эд, еще по одной.

Я налил: им скотч, нам содовую.

– Джорджу тоже. Пусть выпьет с нами.

Я налил содовой в пятую стопку и подвинул ее Кауфману, но он пить не стал.

– Точно не хотите? – уточнил Конь.

– Нет-нет. Джордж хороший парень, если поближе его узнать. Идите себе, ребята, пока патрульный коп с обходом не заглянул.

– Ничего, Джордж не стукнет, – заверил Конь.

Мы хлопнули еще по одной, как добрые приятели, и двое крепышей удалились.

– Выбей чек, Эд, – велел дядя. – Шесть скотчей по пятьдесят, скажем, центов за штуку, да пять порций соды – итого три пятьдесят. – Он положил на стойку пятерку.

– Правильно, – кивнул я. – Не будем в долгу у Джорджа.

Я положил деньги в кассу, выбил чек и вручил дяде полтора доллара сдачи.

Мы вернулись за свой столик и просидели пять минут, дав Кауфману время сообразить, что все благополучно закончилось.

Очередной посетитель попросил пива. Хозяин налил ему и подошел к нам, еще бледноватый малость.

– Богом клянусь, я ничего больше не знаю про этого Хантера. Сказал на дознании все как есть.

Мы молчали. Кауфман вернулся к стойке, налил себе немного виски и выпил, впервые на моей памяти.

Мы посидели до половины девятого и ушли. Кауфман больше не пил, но разбил еще два стакана.

Когда мы зашли в кафе поесть, дядя сказал:

– Молодец, Эд. Не думал, если честно, что ты на такое способен.

– Если честно, я тоже не думал. Мы сегодня еще вернемся туда?

– Нет. Он уже почти готов, но мы подождем до завтра и попробуем по-другому, глядишь, и расколем его.