Самое темное сердце

Серафим держал существо на расстоянии вытянутой руки, обхватив под челюстью, пока оно шипело, словно злобный бушмейстер^[71].

Соня пристально всматривалась в ненормальную притягательность твари. Вот так реально выглядели обнаженные вампиры без своего человеческого хозяина. Вот почему они столь озабочены своим внешним видом и столь упорно работают над тем, чтобы окружить себя красивыми людьми и хорошими вещами. Понимание того, что такое же существо глубоко зарылось в её сознание, заставило Сонин желудок сжаться. Панглосс долго изучал энкиду с видимым отвращением на лице. Потом серафим открыл рот, демонстрируя белые и крепкие как у тигра зубы, без малейших колебаний откусил голову извивающемуся вампиру и выплюнул её на пол. Тело вампира резко дернулось в его руке словно садовый шланг, исторгнув зловонную, чёрную, липкую гущу, похожую на скисшую сперму. Соня скривилась как африканская маска и отвернулась с чувством омерзения. Хотя Соня понятия не имела, каким образом серафим изгоняет энкиду и других вселившихся демонов, она точно не ожидала такого шизанутого действа. Но сейчас Соня была чиста, потому что Другая всегда нервничала в присутствии серафима. Не обращая внимания на быстро разлагающуюся тушку энкиду, серафим обернулся к Соне. Другая скреблась внутри её черепа так яростно, словно попавшая в ловушку мышь, но она не смогла бы сбежать, даже если бы хотела. Золотистый взгляд серафима пригвоздил её так же точно, как дудка факира сдерживает кобру своими колебаниями. Панглосс поднял свои заскорузлые грязные пальцы и ткнул себя в грудь, а затем коснулся её, отмечая её сердце и насмешливо глядя с изрезанного шрамами лица. Соня увидела себя, пылающую, словно японский фонарик.

– Нет, дедушка, – сказала она, покачав головой. – Я слишком долго шла этой дорогой, чтобы сейчас поворачивать обратно. Как бы сильно я ни старалась, не смогу снова стать человеком. Я слишком много знаю о Реальном Мире. Пока я не смогу вернуться к тому, кем была когда-то, я не готова двигаться дальше. Во всяком случае, не сейчас. Но, как бы то ни было, я благодарю тебя за предложение.

Панглосс долгое время внимательно изучал её, как будто решая, принять ли её слова, затем кивнул своей лохматой головой. Свет в глубине его дымчато-медовых глаз становился ярче, превращаясь в свет фар, сияя всё сильнее, пока Соня, наконец, не отвела взгляд. Затем свет ушел вместе с Панглоссом, вновь погружая подвал в подземный мрак.

ВиВи сунула руку в карман передника и достала коробок спичек и маленькую белую свечу. Свет от свечи бросал кривые тени, пересекающие лица вампира, стоящего слева от неё, зомби, стоящего справа от неё, и тела, лежащего на столе перед ней.

– Вся семья, что у тебя есть, девочка, находится там, – сказала жрица вуду, тряхнув головой.

Соня пристально посмотрела на крохотную синюю бутылочку, что светилась у неё в кулаке.

– Да, – сказала она, и в её голосе звучали непролитые слезы, – я знаю.

Глава 18

– Простите, мэм?

Штатная медсестра в приёмной подняла взгляд от медицинских карт на худощавого мужчину, одетого в костюм от Армани и с щеголевато заплетёнными в брейды седыми волосами. Она встречала много странных типов, работающих на Векслеровский Мемориальный Институт, поэтому выбор причёски посетителя заинтересовал её не больше, чем приподнятая бровь.

– Да, сэр? – невозмутимо откликнулась она. – Чем могу быть полезна?

– У меня назначена встреча с миссис Хоули.

Когда посетитель заговорил, медсестра отчётливо различила британский акцент. Она проверила лежащий перед ней журнал посещёний.

– Вы, должно быть, мистер Дженнет. Миссис Хоули спустится к вам сама.

Дженнет торжественно кивнул, отошёл в сторону и принялся изучать висящий на стене батик размером с диван, на котором были изображены чайки. Спустя пару минут к нему присоединилась пожилая женщина, одетая в удобный брючный костюм и белую куртку с эмблемой Векслеровского Мемориального Института, нашитой на правой стороне груди. Под мышкой она держала планшет и светло-коричневую картонную папку.

– Мистер Дженнет? – она протянула руку для приветствия, загораясь высоковольтной улыбкой профессионального руководителя. – Я Джоанна Хоули. Мы говорили с вами по телефону.

Дженнет слегка поклонился, ответив на рукопожатие.

– Спасибо, что выкроили время из своего плотного графика, миссис Хоули.

– Ерунда! У меня всегда найдётся время для родственников и друзей наших гостей. Не хотели бы вы осмотреть палату сами?

И не дожидаясь его ответа, она пошла по коридору бодрым размеренным шагом.

– Конечно, – произнёс Дженнет, следуя за ней.

– Как вы можете видеть, – сказала миссис Хоули, кивнув на хорошо освещённые стены коридора, окрашенные в пастельные тона, – здесь, в Векслеровском Мемориальном Институте, мы стараемся поддерживать благоприятную атмосферу, что способствует комфорту и выздоровлению наших гостей.

Пожилой мужчина, сидевший в кресле на колёсиках, припаркованном перед дверью его комнаты, сверкнул беззубой улыбкой и кивнул ей в знак приветствия, когда они проходили мимо.

– Это мистер Догерти, – пояснила миссис Хоули, не сбавляя шага. – Он восстанавливается здесь после инсульта. Большинство наших гостей – пожилые люди, но у нас более чем достаточно палат с удобствами и для молодых обитателей – таких, как мистер Лазарь. Вот мы и на месте: ОНП – «Отделение нарушений памяти».

Они остановились перед большими металлическими воротами, которые изолировали отделение от остальной части здания. Миссис Хоули извлекла специальную ключ-карту и провела ею по считывающему устройству компьютерного замка на двери.

– Прошу, не обращайте внимания на систему безопасности, мистер Дженнет, – сказала она, толкнув тяжёлую металлическую дверь. – В ОНП нет буйных обитателей. Это лишь мера предосторожности, гарантирующая, что никто из них не заблудится. Большинство здешних гостей страдают болезнью Альцгеймера и имеют тенденцию теряться, если за ними не присматривать.

– Конечно. Я прекрасно понимаю, – произнёс Дженнет, вежливо улыбнувшись.

– Господин Лазарь должен находиться здесь, вместе с остальными, – заметила миссис Хоули, распахивая двойные двери, ведущие в общую комнату отдыха.

Дюжина или больше «гостей» сидели в просторной комнате с мелкими окнами-бойницами, которые позволяли лучикам солнечного света путешествовать по ярко раскрашенным стенам. Большинство выглядело так, словно застряло в своих семидесятых, но горстка молодых мужчин и женщин рассредоточилась между просмотром телевизора, чтением журналов, игрой в пинг-понг и сборкой пазлов.

– А вот и господин Лазарь, – указала миссис Хоули на мужчину с седыми волосами до плеч, который сидел за столиком у ближайшего окна.

Лазарь был одет в полосатую фланелевую пижаму, соответствующий ей махровый халат, и сосредоточенно хмурился, продираясь сквозь сюжет «Майка Маллигана и его Парового Экскаватора»^[72].

– Он делает замечательные успехи, – громко прошептала она. – Как вам хорошо известно, когда он только появился здесь, то не умел ни ходить, ни говорить, не говоря уже о том, чтобы самостоятельно есть или соблюдать гигиену. А сейчас, меньше чем через шесть месяцев, у него получается это так хорошо, что мы серьёзно рассматриваем вариант его выписки из Отделения нарушений памяти и перевода во Вспомогательное жилое крыло. Да, мы очень гордимся Лазом.