Самоходка по прозвищу ". Прямой наводкой по врагу!

– Уймись, – поднял голову со своего сиденья механик-водитель танка Т-34. – Глянь, что творится! С кем наступать?

Глава 3 Харьков в кольце

Цепь невысоких холмов, кустарник, кучки деревьев и частично вырытые траншеи не казались надежным укрытием. Но все же это была высота. Уже с начала войны получалось, как правило, что немцы не цеплись за лишний километр и останавливались для обороны в удобных возвышенных местах с хорошим обзором.

Не было в тактике их командования вечного «Давай!», которым гнали наши генералы полки и дивизии под встречный огонь, невзирая на потери.

Но в этот раз фельдмаршал Манштейн и его подчиненные торопились. 16 февраля 1943 года советские войска, продолжая наступление от Сталинграда, освободили Харьков. Ходили слухи, что в ставке Гитлера был дан негласный приказ – отбить этот крупный город в месячный срок.

Но даже сейчас, торопясь исполнить приказ командования, усиленный моторизованный батальон не стал ввязываться в безнадежный бой с русскими, а отошел, сохраняя главные силы.

Лейтенант-танкист, рвавшийся вперед, приходя в себя, растерянно вертел головой, видя вокруг горящие машины. Командир полка Мельников вовремя отдал приказ остановиться в удобном, частично укрепленном месте.

Догорали две «тридцатьчетверки» и самоходка СУ-76, рассыпался дымящейся грудой легкий Т-70. Еще несколько машин получили повреждения. Там тушили огонь, перевязывали раненых, натягивали порванные взрывами гусеницы.

Пехота понесла большие потери возле речки и на склонах, где бойцы замедлили бег, облегчая прицел немецким минометчикам и пулеметным расчетам. Здесь лежали не меньше сотни погибших из полка Мельникова, не считая убитых раньше.

Сновали санитары, унося раненых. Многие с трудом двигались в тыл сами, поддерживая друг друга. Тянулась длинная цепочка покалеченных, едва бредущих людей. Сколько их было? Двести… четыреста? Невозможно сосчитать. Некоторые падали и уже не могли встать. Слишком долго пролежали под огнем в снегу и среди камней, истекая кровью. Подняться или уползти раньше им мешал сильный огонь.

Теперь все затихло. Рота самоходно-артиллерийских установок заняла указанные позиции на случай контратаки. Второй бой – и трех машин как не бывало. Еще одну «сушку» просадили через рубку насквозь, убив командира и заряжающего.

Хорошо хоть утром прислали пополнение – две самоходки. Батарея, худо-бедно сохранилась. Впрочем, наполовину. Готовы к бою машины Павла Карелина и Захара Чурюмова.

Командирская самоходка стояла с разбитым колесом и порванной, скрученной гусеницей. Погнуло вал, получили и другие повреждения, пока крутились на месте, отстреливались, не позволяя добить себя.

Экипаж, сбросив телогрейки, в мокрых от пота гимнастерках возился с железяками.

– Долго копаться будете? – топтался вокруг них раздраженный комбат.

– Часа через два-три справимся.

– Скажите еще, за полдня! Шевелитесь.

Суровый комбат Ивнев. Считает, что таким и должен быть настоящий командир. Подошел к самоходке из пополнения. Снаряд, хоть и небольшого калибра, натворил дел.

Круглая дырка в броне, внутри все забрызгано кровью, свернуто командирское сиденье, в луже крови смятые снаряды из боекомплекта – чудом не взорвались!

Из экипажа уцелели механик-водитель и наводчик. Последствия удара еще не прошли, а рядом лежали тела командира и заряжающего, накрытые одной шинелью.

– Чего ковыряетесь? – продолжил было прежним тоном Ивнев, но на него зло глянул наводчик, худой мосластый сержант с медалью «За отвагу». Он пришел с недавним пополнением. Видать, повоевал – кроме медали, две нашивки за ранения.

– Кровь отмыть надо, ребят похоронить… Ты, вы… капитан, дайте в помощь пару человек.

Наводчика заметно шатнуло. Левый глаз заплыл от сильного удара, из уха тянулась засохшая полоса крови.

– Антоха, сядь, оклемайся, – не обращая внимания на Ивнева, сказал механик.

Наводчик разразился матом и с силой швырнул смятый снаряд едва не под ноги Ивневу Тот невольно отскочил.

– Не ссы, начальник. Это – бронебойный, не взорвется.

Механик помог спуститься наводчику, посадил на телогрейку, напоил водой из фляжки. Чудом уцелели они после прямого попадания, такое случается редко.

Бьющая на скорости под тысячу метров в секунду раскаленная болванка наносит сокрушительный удар, убивает и глушит людей, поджигает машину. Поэтому не пришедшие в себя самоходчики на капитана внимания не обращали.

– Я тебя попозже в санчасть отправлю, – пообещал механик.

– Ну ее к лешему, эту санчасть, – отозвался наводчик. – Ранений нет, контузия так себе… пройдет. Да и тебя, Ванька, на кого оставлю? Жаль ребят, похоронить бы надо.

Подошли командиры машин Карелин и Чурюмов. Сняв танкошлемы, молча постояли возле погибших. Чурюмов, сопя, достал кисет и сочувственно проговорил:

– Бог вас спас, ребята. Видно, матери крепко молились. Закурите?

На комбата забайкалец Чурюмов, с тринадцати лет промышлявший в тайге, тоже не обращал ни малейшего внимания. Ивнев понял: если не сменит тон, контуженый наводчик пошлет его куда подальше и Чурюмов в стороне не останется.

– Представьтесь, товарищ сержант, – уже мягче заговорил Ивнев. – А то мы в спешке и познакомиться не успели.

– Сержант Грач, механик-водитель из третьей батареи.

– Грачев? – переспросил Ивнев.

– Нет, Грач Иван. Фамилия у меня такая. А наводчик, Болотов Антон, тоже сержант. Командир наш, лейтенант, вместе с заряжающим под шинелью лежит. Погибшие оба. Гляньте, если желание есть. Душевные ребята были.

С трудом сдерживая уязвленное самолюбие, Ивнев приказал доложить о состоянии машины.

Иван Грач, с закопченным лицом, в порванном комбинезоне, козырнул и сообщил, что двигатель в порядке. Орудие, кажется, тоже.

– Ну, болты всякие подкрутить, – добавил механик. – Двигатель на холостом ходу погонять.

– Надо из пушки пальнуть для пробы, – приподнялся с шинели заряжающий. – Крепко фриц врезал, механизмы поворота мог повредить и откатник пробить. В кожухе вмятина с кулак.

– Сейчас гляну, – сказал Карелин.

Кожух, защищавший откатное устройство орудия, хоть и помяло, но сам откатник был цел. Масло из него не текло.