Самоходка по прозвищу ". Прямой наводкой по врагу!

Наводчик Никита Янков растерялся и выстрелил по вспышке, хотя опасность представляло второе орудие, расположенное метрах в двенадцати. Снаряд наверняка был в казеннике и предназначался экипажу лейтенанта Карелина.

– Мама, – ахнул Никита Янков, доворачивая ствол и чувствуя, что второй раз выстрелить не успеет.

Но самоходку Карелина спасли разведчики. Сержант и его напарник двумя прыжками взобрались на капонир и открыли огонь длинными очередями по орудийному расчету. Главное, они успели срезать наводчика, готового нажать на спуск.

Упал командир орудия, старший унтер-офицер с серебристыми погонами. Пытались бежать трое-четверо из расчета, но разведчики стреляли в упор, и спастись удалось лишь заряжающему и рядовому, подносившего из боковой траншеи ящики со снарядами.

Пока разведчики разбирали трофеи, отстегивали часы, Карелин снял танкошлем и подошел к взорвавшейся самоходке, от которой осталась нижняя половина. Рубку разнесло, орудие отбросило в сторону, на обломках плясали языки пламени, и доносился запах жженой человеческой плоти. Четыре человека были разорваны и сгорели в течение нескольких секунд.

Павел перехватил взгляд одного из молодых командиров. Это был младший лейтенант на залатанной самоходке, прибывшей вчера из капитального ремонта. Вместе с наводчиком и заряжающим они, вытянув шеи, разглядывали остатки машины.

Младший лейтенант наверняка представлял бой по-другому. Атака, меткие выстрелы, вражеские снаряды, которые пролетают мимо. Он бьет во вражеский танк, попадает в цель, и ему перевязывают легкую рану на руке. А друзья хлопают его по спине и хвалят за меткий выстрел.

Не было ни атаки, ни легкой раны. Ударила из засады пушка со стволом, похожим на обрубок, и в секунды самоходная установка со всем экипажем исчезла в огненном клубке. Механик, единственный опытный человек в экипаже младшего лейтенанта, окликнул застывшего командира:

– Проверьте снаряд… и придите в себя, наконец. Чурюмов с оставшейся самоходкой и танком Т-60, который передал ему Тюльков, двигаясь более осторожно, увидел впереди дот. Плоская бетонная коробка с тремя амбразурами. К Чурюмову подбежал конопатый красноармеец и замахал руками:

– Там мины впереди. Сегодня ночью его взорвать хотели, а двое саперов сами подорвались.

– Ну и что с ним теперь делать? – насмешливо спросил старший лейтенант:

– Расстрелять, наверное… у вас ведь пушки. По-другому его не возьмешь.

Подошел старшина. Козырнул и обстоятельно доложил, что он оставлен здесь с отделением караулить дот.

– Чтобы не сбежал?

– Чтобы такие как вы, резвые, под огонь не нарвались, – с достоинством отозвался старшина. – Там пушка-«пятидесятка» и два пулемета. Дот так себе, построили второпях. Да еще болото крутом. Но держит все вокруг под обстрелом.

Старшина, видать по всему, повоевал. На телогрейке пришиты две ленточки за ранения и медаль «За боевые заслуги».

– Вы кто? – спросил Чурюмов.

– Командир пулеметного отделения. Только из пулеметов у меня один «Дегтярев» остался. «Максим» час назад разбили. Кроме дота, раненых охраняю, ждем, когда их вывезут.

– И долго ждете?

– Двое суток, – разозлился старшина. – Если есть закурить, дайте пачку махорки на всех. И раненым хоть десяток сухарей. Сидим без харчей.

Поделились махоркой, дали старшине пару банок консервов и буханку хлеба. Сам старшина есть не стал, а передал продукты конопатому бойцу. Закурив, кивнул на дот:

– Шарахните по нему. Не такой он и мощный. Наспех строили.

Старшина нравился Чурюмову своей обстоятельностью. Обсудили ситуацию.

– Если бетонный, – сказал Чурюмов, то стены крепкие. Нашим калибром не возьмешь.

– В амбразуры бейте.

– А пушка? Засадят в лоб. Надо с фланга. Подъехать поближе метров на двести, и в крайнюю амбразуру засадить.

Зная, что с минуты на минуту его поторопит по рации Тюльков, попросил старшину:

– Помоги провести машины, чтобы в мины не вляпаться. С фланга ударим.

Старшина не был бы старшиной, если бы не поторговался:

– С пяток бинтов и йоду подбрось. А мне спирта граммов сто. Простыл я здесь что-то…

Оставили легкий танк Т-60, приказав ему тревожить фрицев короткими очередями из автоматической пушки. Такое же задание получил от старшины конопатый боец с ручным пулеметом. Две самоходки двинулись в обход, буксуя в низине. Вверх вылезать не рисковали. Поднялись повыше, когда Чурюмов убедился – немецкая пушка их не возьмет.

Укрывшись за бугром, Захар лишний раз увидел, что немцы умеют выбирать позиции. За время возни у переправы сюда успели перебросить довольно большое количество нашей пехоты, но ключевые места фрицы держали за собой.

Ткнулась вчера рота с легкой «сорокапяткой». Осталась разбитая пушка, которой дот не возьмешь, и десятка три неподвижных тел. Увидел Чурюмов в бинокль тела наших саперов, пытавшихся взорвать дот. Один лежал возле небольшой воронки, а от второго остались лишь нижняя половина туловища – взорвался тол, который он нес в мешке.

Обе «сушки» ударили одновременно, целясь в одно место. С расстояния четырехсот метров два фугасных снаряда легли рядом. Взвилась цементная взвесь, дым пополз по стене. Разглядели две неглубокие щербины. Всадили еще пару фугасов и два бронебойных снаряда.

В ответ полетели мины. Вел огонь одиночный миномет, но если угодит в рубку, то экипажу конец. Над головой прошелестели несколько гаубичных снарядов. Чурюмов проследил траекторию. Три фонтана воды и грязи взметнулись возле переправы, которую упрямо наводили саперы.

К машине Чурюмова подбежал Тимофей Одинцов, командир второй самоходки. Предложил приблизиться к доту еще метров на сто – будет хорошо видна одна из амбразур. Она хоть и закрыта бронированной заслонкой, но и вряд ли толщина ее превышает четыре-пять сантиметров.

– А если мины? – задумался Чурюмов. – Влетим ни за грош. Старшина, там мины не ставили?

– Немецких саперов мы не видели.

– Могли и просмотреть.

– Могли, – согласился старшина. – Но мы ночами все дежурили; считай, в тылу у фрицев сидим.

– Нет выхода, – подвел итог лейтенант Тимофей Одинцов, с кем Чурюмов и Карелин закончили одно училище.

Но машина Одинцова не прошла ста метров. Она взорвалась, едва отъехав. Мощная противотанковая мина, рассчитанная на тяжелый танк, рванулась с такой силой, что подбросила и опрокинула легкую «сушку». Вынесло сразу несколько передних колес. Разорвало на части гусеницу, проломило брюхо машины, и вспыхнул двигатель. Взрывом выкинуло Одинцова и заряжающего.