Самородок

— А я и не считаю. Бампу незачем было кидаться к стене за этим мячом, верно? Мы выигрывали по очкам, и базы были чистыми. Он спокойно мог поймать мяч, когда тот отскочил бы от стены, и ничего не потерял бы, разве не так?

Поуп почесал лысину.

— Да, наверное, так.

— Кто сказал, что виноват я?

— Да так… Моя племянница сказала, будто ты хотел, чтобы так получилось, но это ничего не значит. Она тогда была в истерике.

Рой встревожился. Разве он подстроил, чтобы Бамп врезался в стену? Нет. Разве он хотел, чтобы с этим парнем случилось такое и он умер? Так было только один раз, после ночи с Мемо. Но он никогда не помышлял о том, чтобы Бамп разбился о стену. Он к этому не причастен, поэтому попросил Поупа сказать об этом Мемо. Но Поуп забеспокоился и посоветовал Рою забыть об этом.

Хотя Рой отрицал, что желал смерти Бампу и как-то замешан в случившемся, он продолжал помимо воли думать о нем. Рой сознавал, что занимает место Бампа не только потому, что в критической ситуации всегда производит решающий удар и уверенно играет на солнечной стороне (он часто видел, как его тень проносится над местом, где Бамп нырнул под мяч). Суть в том, что за короткий промежуток времени он стал одним из ведущих бэттеров, а сейчас и самым сенсационным, поскольку публика видела в нем второго Бампа. Рой выходил из себя, когда, ловя фантастический мяч, какой Бамп в расцвете славы не решился бы брать, он слышал сквозь аплодисменты: «Славно, Бамси!», «Давай, Бамп!», «Не трогай, оставь Бампу!» Это было чертовски глупо. Те же самые фанаты, которые месяц назад освистывали Бампа за короткие гетры, теперь превозносили его так высоко, что Рою хотелось написать на щите для человека-рекламы «ИГРАЕТ РОЙ ХОББС» и отправить его разгуливать по полю. Даже Отто Зипп не отличал Роя от предшественника и дудел в свой клаксон, выражая восхищение его подвигами, хотя кое-кто утверждал, что дудел он без прежней страсти. Рой разделял славу с Бампом и на страницах спортивной прессы, где журналисты сравнивали их во всем, что приходило им в голову. Один из них дошел до того, что занялся подсчетом среднего количества ударов — общее число ударов Роя после первой, второй и третьей недели вступления в игру для сопоставления с Бампом, с начала сезона. Одна газета даже напечатала рядом фотографии живого и мертвого — с высоко поднятыми битами. Для убедительности фотографии сопроводили белыми стрелками, указывающими на сходство поз, которые принимали спортсмены.

Все это очень раздражало Роя, пока он случайно не заметил, как однажды вечером Мемо зашла в лобби с газетой, раскрытой на спортивной странице. Рой уже прочитал эту газету и понял, что она видела колонку о нем и Бампе как бэттерах. Поэтому Рой решил, что может извлечь кое-какую пользу от всех этих сравнений. Он стал теплее относиться к покойному и думал, что тот был не такой уж урод, хоть и увлекался своими идиотскими розыгрышами. Вспоминая его, Рой начал понимать, почему Мемо так увлекалась им. Хотя он как спортсмен превосходил Бампа, они оба играли за деньги и развлекали публику на стадионе. Рой пришел к мысли, что благодаря этому сходству Мемо постепенно привыкнет к нему, и они сойдутся. При этом он надеялся, что она будет видеть в нем его самого, а не призрака с другим именем.

Теперь Рой играл для нее, совершая чудеса своей золотой битой. В общем-то она была не такой уж золотистой, а белой. Но на солнце иногда отливала золотом, и некоторые питчеры противников жаловались, что эта бита слепит глаза. Стаффи Бриггз сказал, чтобы Рой избавился от нее и пользовался какой-нибудь другой, клубной, но он, отстаивая свои права, не хотел отказываться. Из-за этого поднялся большой шум, и Рой пообещал удалить с Вундеркинда излишний блеск. Он сделал это ребрышком ветчины, и хотя питчеры больше не ворчали, бита все-таки отливала матовым золотом. Она принесла ему несколько потрясающих эвериджей [46] , ранов и многие другие очки, и несколько недель в турнирах Рой занимал первое место в Лиге по хоумерам [47] и триплам. (В одном интервью приводились его слова о том, что сингл всегда для него «ошибка». И он никогда не делал бантов [48] . «Статистика показывает, что у него ноль бантов». Поуп, читая эти слова, качал головой, но Ред, посмеиваясь, сказал, что для удивительного бьющего, такого, как Рой, это нормально.) Он также побил много краткосрочных рекордов, вызвав своей игрой безумное количество комментариев в газетах. Однако самого Роя не совсем удовлетворяли его достижения. Он страстно желал сделать гораздо больше, добиться настоящей славы. Однако Рой сознавал, что у него еще нет того, ради чего он так рвется к успеху. В сновидениях он по-прежнему видел ту, о которой мечтал. Мемо, вздыхал он.

46

Эверидж — среднее количество очков, которые получает бэтсмен (игрок защиты) за каждый тур бросков (иннинг).

47

Хоумер — удар через все поле, дающий бьющему право совершить перебежку по всем базам и принести своей команде очко.

48

Бант — отбитие мяча без замаха; биту просто подставляют под мяч.

Поуп не поверил своим глазам.

— Новичкам везет, — бормотал он. Он видел много таких, приходили надутые с распушенным хвостом, размахивали им туда-сюда, а потом, ничего не совершив, уползали с поджатым хвостом. «На мальчика с неба свалилась удача. Обычно такое заканчивается громким треском, так что подождем и посмотрим», — высказывал он свои опасения. А Рой продолжал выступать, как и раньше, не один матч был выигран его усилиями. Команда также сомневалась, что он долго продержится на этом уровне, но не была уверена и в обратном. Когда Роя не было поблизости, игроки часто говорили о нем, сравнивали с Бампом, спорили о том, играет ли он за команду или за самого себя. Олсон сказал: за команду. Кэл Бейкер стоял на том, что это не так. Когда его спросили, почему он так думает, Кэл сказал:

— Эти великие всегда играют за себя, а не за маленьких людей. Если он за нас, то почему не бывает с нами чаще? Почему он все больше сам по себе?

— Да, — заметил Олсон, — но мы теперь выбрались из ямы, и кто это сделал — ветер? Вот что имеет значение, а не то, просиживает ли он с нами задницу или нет.

Большинство игроков согласились с Олсоном. Даже если Рой не интересуется ими, он классный бейсболист, и его пример хорошо действует на них. За три недели они добились координации полевых игроков, хитинга [49] и питчинга [50] (Фаулер и Шульц следят за соперниками, Хинкл и Хилл, периодически поддерживавшиеся Макги, стали по крайней мере действовать ровно), какой не было за все прежние сезоны. Как проржавевшие паровозы, которые впервые за годы выползают из депо, пыхтя, сопя, дымя и выбрасывая снопы искр, они тяжело шагали по дорожкам стадиона. Вскоре они потеснили «Красных», с начала сезона располагавшихся строчкой выше. Когда к концу июля они сравнялись с «Волчатами», имея на двенадцать выигрышей меньше, чем «Пираты», лидеры Лиги, и заняли шестое место, Поуп тер глаза, не веря тому, что видел. Игроки думали, что теперь, когда команда на подъеме, он мог бы не быть таким раздражительным, но Поуп удивлял их, становясь все мрачнее. Потом его и вовсе охватило раскаяние. Поупа терзала мысль, что если бы он не продержал Роя три недели на скамейке, они сейчас уже переместились бы в первый дивизион.

49

Хитинг — удар, при котором отбивающий достигает первой базы.

50

Питчинг — вбрасывание мяча.

На стадионе Найтс-Филд начинался новый день. Поглядев на публику из своего офиса в башенке, которую он занимал и которая со странным наклоном немного возвышалась над главным входом на стадион, судья Гудуил Бэннер сначала забеспокоился из-за того, что увидел. Всякое увеличение посещаемости состязаний затрудняло ему задачу отнять у Поупа бразды менеджерского правления, чего он намеревался добиться к следующему сезону. Однако веселое позвякивание турникетов было сильнее внутреннего сопротивления судьи, и он послал еще людей вымести трибуны и пандусы, смахнуть пыль с сидений, на которых уже не сидели годами, но которые теперь почти всегда были заняты.

Первоначальных фанатов «Рыцарей», тех, кто раньше приходил посмотреть на их страдания, теперь разбавило новое племя, готовое подбадривать ребят. Про овощи забыли, даже для судей, и публика поддерживала ребят, раздражая приезжие команды обидными словами, свистом, язвительными шутками — всем тем, из-за чего питчеры команды соперников нервничали, а то и выходили из строя. Теперь старые приверженцы пустились во все тяжкие — повар-венгр перекукарекивал целое стадо здоровенных петухов. Глория, дама вестибюлей, приобрела новую доходную клиентуру, а Сэди Саттер забросила Дейви Олсона и теперь колотила в свой безумный гонг во имя героя дня. «О, Рой, — своим жирным голосом гоготала она, — ну обойми ж меня!» — и стадион взрывался бурным хохотом. Победа была сладка, но только не для Зиппа. Он больше не приходил на матчи. Кто-то встретил его, когда он выходил из метро в Канарси, и спросил, почему его не видно, но карлик только с отвращением взмахнул пухлой ручкой. Никто не догадался, что Зипп хотел этим сказать, а его клаксон пылился на чердаке его дома.

Даже погода стала лучше, более умеренной после невыносимой жары начала лета. Дождей выпало ровно столько, сколько было нужно, чтобы трава оставалась сочной и зеленой и не сбивалась в кустики, меняющие направление катящегося или прыгающего по земле мяча. Поуп скоро проникся духом побед, меньше поддавался мрачным размышлениям, и с ним стало легче иметь дело. Он размотал засаленные лохмотья на своих пальцах и начал обмывать их под струей воды в фонтанчике. Руки его зажили, зажило и сердце, поэтому даже в минуты труднейших схваток он выглядел вполне довольным. Теперь Поуп стал терпеливым, но самым удивительным было то, что складывалось впечатление, будто он никогда и не был другим. Случись игроку дать маху и подыграть сопернику, Поуп уже не изрыгал проклятий, а лишь сочувственно покачивал головой. Иногда, к изумлению провинившегося, он похлопывал его по спине. Раньше скрипучие вопли Поупа разносились повсюду: на поле, в дагауте, в клубе, у мешков на базах, звучали в снах игроков, а теперь он не поднимал голос даже на кота Диззи, когда тот обмочил его туфли. Больше никто не дразнил и не разыгрывал Поупа, и все его тактические планы выполнялись неукоснительно и, как правило, успешно. Он держал руль в своих руках. Мышцы у него расслабились, от гипертонии не осталось и следа, а на звезду команды он смотрел с любовью.

По мере того как росла слава Роя, про Бампа постепенно забывали. Фанаты уже не путали талант с гением. Когда звучал радостный хор приветствий, они приветствовали только Роя Хоббса. Люди интересовались им, хотели знать подробности его жизни и карьеры. Репортеры не отставали от Роя, добиваясь информации, а Макс Мерси, почему-то считавший, что обязан знать о Рое гораздо больше, чем знал, буквально рыл землю, но не мог найти ничего особо ценного. Известно было только то, что Рой сначала играл в мяч в команде детского приюта, что отец его — рабочий — постоянно искал работы на стороне, а мать, по слухам, была актрисой в бурлеске. Рой, скупой на факты, не подтверждал ничего. Мерси разослал анкету в тысячу газет на Западе, но не нашлось ни одного местечка или города, который назвал бы героя своим.

Однажды Рой увидел Мемо на одной из домашних игр. Однако вопреки обыкновению она сидела не в ложе для жен. Потом, случайно встретив ее в переполненном гостиничном лифте, где их прижали друг к другу, он вышел на ее этаже. Взяв Мемо за руку, Рой сказал:

— Мемо, я не знаю, что еще сделать, чтобы показать тебе, как я сожалею о том времени и как тяжело у меня на сердце.

Но Мемо неподвижно смотрела на него сквозь слезы.

— Я принадлежу только мертвому.

Рой подумал, что должен заставить ее забыть. Если она согласится выходить с ним, он развлечет ее в ночных клубах и на музыкальных шоу. Но для того чтобы осуществить это, парню нужны деньги, а на жалкие три тысячи он едва сводил концы с концами. Рой решил продавать свое имя и обратился в компанию, производившую спортивные товары, но ему платили всего пятьдесят долларов. В другом месте он получил костюм и пару туфель. Рой проконсультировался с агентом, и тот пояснил ему, что компании боятся, как бы он не оказался рыцарем на час. «Уйди пока в тень, — посоветовал он, — к концу сезона, если продолжишь играть, как сейчас, за тебя будут держаться двумя руками, и вот тогда мы возьмем свое».