Самородок

И сам себе удивился: как просто и естественно у него это вышло - родная... А как же иначе? Конечно, родная!.. Увидеть, а потом и понять, и принять - это дорогого стоит. И он не собирался этим разбрасываться. Совершенно!

И чуть ли не на руках внёс женщину в кабинет.

Усадив гостью в своё кресло, сам пристроился в соседнем, в котором Ромка недавно сидел и курил, рассеянно поглядывая на чёрное небо за окном. Сердце сжалось... Он так отчётливо вдруг прочувствовал его остаточную ауру, что аж задохнулся от вошедшего в него, как зазубренный осколок, ощущения и переживания другого человека. Которого нет уже. Это было странно. Чересчур. И уже на пределе его сил.

– А Ромка где?
– Елена пришла в себя, но не совсем: в голове по-прежнему туман, на сердце давила что-то тяжёлое, неприятное. С ужасом она осознала - это предчувствие беды. Близкой и... грядущей.

– Погиб... Час назад,- зачем-то добавил Ким. Совершенно безысходно, безнадёжно и тяжело упало это его "погиб", одним словом было соединено всё живое и нетленное с мёртвым, неизбежным.

– Что?..- Елена выпрямилась и неверяще уставилась на Кима. Сердце в очередной раз сжалось, уже спазмом тоски.

Баев не отвёл взгляда, погружаясь без остатка в эти светло-карие омуты, в которых плескалось сейчас неподдельное горе, горечь утраты и осознанность непоправимого. Она умела переживать и сопереживать, дано ей было это удивительнейшее свойство человеческой души и сердца. Помимо своей воли, желая и в то же время не желая, но Баев в каком-то полусне, заторможено, всё рассматривал и рассматривал внутренний свет, исходящий от сидящей рядом женщины. Сейчас он потускнел, проявились в нём тёмные пятнышки и крапинки червоточин, она переживала боль утраты и жила в этот миг на какой-то только ей доступной эмоциональной волне, которая с головой захлестнула женщину и где не было места никому.

Баев сжал зубы и отвернулся, заставляя себя убраться прочь от этого видения. Он, не колеблясь, с остервенением загнал своё проснувшееся не вовремя второе естество, ту Силу, что жила в нём с некоторых пор, в такой тупик подсознания, выбраться из которого той было бы в ближайшее время ох как не просто. Пропади оно всё пропадом!.. Ему сделалось противно, он ненавидел себя. Словно подсматривал сейчас в замочную скважину, с вожделением, ненасытно следя за тем, что не только руками, но и взглядом-то было нельзя трогать.

– Как погиб?.. Я же его совсем недавно видела, он...
– и запнулась, до конца осознав это безнадёжное "погиб час назад". Вдруг, сразу, одномоментно поняла - Ромки Бессонова больше нет. И закрыла ладонями лицо.

Некоторое время они сидели в тишине. Баев сжимал побелевшими от напряжения пальцами подлокотники кресла, а Елена, прикрывшись ладонями, пыталась сдержать рыдания, что рвались из неё судорожными вздохами-всхлипами. Им обоим было тяжко и больно, но Баеву вдвойне,- что ни говори, а в гибели Романа был повинен и он, от этого факта не отмахнёшься. Эх, вернуть бы всё назад, не дать случившемуся произойти, сделать бы всё по-другому, по-умному - многое бы он за это отдал, не торгуясь! Но в том-то и дело, что цена-то уже заплачена и по-другому никак уже не получится. Не изменить обстоятельства, а по-большому, и судьбу, не изменить, как ни пытайся. Второй попытки просто не будет, жизнь шансами и возможностями не разбрасывается, в таких случаях она немилосердна, бьёт наотмашь, бьёт до смерти, наповал.

Баев тяжело вздохнул и опустил голову. Ничего ему сейчас не хотелось, голова казалась пустой, а тело ватным, рыхлым и чужим. Переступил он некую грань человеческих возможностей, за которой ждали пустота, беспомощность и тоска. И даже новые его способности не помогли бы здесь ничем.

И тут случилось то, что... случилось.

Елена, чьи глаза были полны слёз, вдруг взяла Кима за руку и сжала крепко-крепко своими горячими пальцами. Не уходи, даже не думай!
– пронеслось у того в голове, и Баев внутренне содрогнулся, возвращаясь, будто из плена. Он посмотрел на Елену, прямо в эти заполненные слезами глаза, и хотел лишь одного - никогда, ни при каких обстоятельствах не потерять эту женщину. А та совершенно явственно прочувствовала это его сокровенное желание и прижала его ладонь к своим губам и стала неистово целовать. И слёзы хлынули неудержимо, через край. Это были и слёзы утраты, и слёзы облегчения одновременно - она чисто женским чутьём прочувствовала его состояние и его желание остаться с ней, найденной и обретённой им в этой круговерти из дней, событий и обстоятельств, подчас жестоких и безжалостных.

– Я с тобой, любимый... милый... единственный,- шептала она сквозь слёзы. Ким нежно притянул женщину к себе, обнял, будто закрыл собой разом от всех бед на свете. Прикрыл навсегда, на всю жизнь. И она опять это прочувствовала. Потому что её сердце и душа так же навсегда принадлежали этому человеку.

– Что ты, родная?
– выдохнул он, погружаясь лицом в её волосы, в эти восхитительные каштановые волны. Он счастлив был утонуть, захлебнуться в этих волнах, чтобы никогда уже не всплыть на поверхность.- Что ты?.. Не плачь...

Рядом была ОНА. Единственная, неповторимая. Он отчётливо это понял, понял в такой ослепляющей вспышке озарения, что всё остальное вмиг померкло и стало второстепенным, а то и просто ненужным.

– Любимая...
– только и вымолвил он и впился в эти зовущие, ласковые и ждущие губы, тут же потеряв и голову, и разум, и чувство реальности, всё, чем до этого жил и был наполнен. Всё это он сейчас отдал, не задумываясь. Отдал за эти губы.

И она ответила... Неистово, всем ждущим естеством своим, всем своим мудрым женским вторым "я", всей женской составляющей, имя которой - любовь; тем, чем женщина отвечает любимому мужчине, когда тот рядом и жаждет, и ждёт только её одну, неповторимую и единственную. Ту, которая уже навсегда!..

Он легко поднял её и отнёс в соседнюю комнатку, где были лишь холодильник, небольшой столик и диван-кровать. Тут коротали они с Ромкой ночи, когда выпадало дежурство по Сектору. Он бережно, как бесценный груз, положил женщину на этот диван, встретился с её глазами, в которых не было ничего, кроме призыва и ожидания. Боже, неужели это с ним? Вот это?!.. И ни о чём не думая, стал нежно и в то же время страстно, на одном дыхании, целовать её всю, куда только доставали губы, срывая всё, что мешало этим губам. Она отвечала взаимностью,- жарко, пылко, она растворялась в его безудержных поцелуях, как пересохшая почва под струями долгожданного ливня. Кусала от наслаждения губы, когда он целовал её всю и крепко обнимала в ответ. Она жила сейчас только им, забыла, кто она, где она и желала лишь одного - чтобы это не кончалось. Желала отчаянно, неистово. За эти мгновения она готова была отдать всё на свете. И отдала. Так же неистово и не раздумывая ни секунды. И он взял её, с нерастраченным жаром, сумасшедшей страстью, всю, без остатка. И упал в Пропасть, растворился в светло-ореховом омуте счастливых глаз, исчезнув в них и рождаясь уже внутри неё, уже не принадлежа ни себе, ни этой Вселенной. Целовал, нежил, сжимал в объятиях, делал всё, что она желала и не мог остановиться. Любил её как одержимый, как в последний раз, будто никогда и не обладал до этого женщиной. И она испытывала те же чувства и ту же страсть, пылко отвечая на ласки и вся горя желанием и торопясь, торопясь в полной мере насладиться этими безумными и счастливыми мгновениями, что наконец-то подарила ей судьба... Только женщина, до предела истосковавшаяся по ласке любимого, могла бы её понять и полностью разделить её чувства. Одиночеством собственной души и не растраченной страстью...

После, лежа уже совершенно обессиленный и бессмысленно таращась в потолок, вдруг понял, до какой же степени он сейчас счастлив. Всё отошло на задний план: и служебные обязанности, и Энея, и "Икары", и Датай, чёрт бы его побрал, и... Короче, всё. Осталась одна Елена, любимая и желанная. Он нежно перебирал в своих пальцах её волосы и наслаждался прикосновениями к этому восхитительному шёлку.

А женщина лежала не шевелясь, замирая и вся погружаясь в эти прикосновения, ласковые, дурманящие и опять зовущие куда-то далеко-далеко, за грань обыденных чувств и эмоций. Ей казалось - куда уж дальше?! Но, оказывается, были там, за этой чертой, ещё более глубокие и непостижимые чувства. Она будто пережила ощущение безудержного падения или полёта. Туда, в синь и бескрайность, где ни начала, ни конца, а лишь воронка тех же чувств и эмоций, что засасывает тебя всю, без остатка. Она выдохнула застрявший в лёгких воздух (забыла даже дышать от охватившего её счастья), открыла затуманенные глаза и, чуть повернув голову, поцеловала его пальцы.

– Мы же никогда не расстанемся? Нет для этого причины? Правда?
– задала она извечно женский вопрос и посмотрела сияющими глазами. Как же она его любила! Только сейчас она осознала в полной мере - как!..

Ким встретил этот взгляд и с наслаждением в него погрузился, вновь испытывая волнительное, ни с чем не сравнимое ощущение замирания где-то там, внутри себя. И улыбнулся. Улыбка вдруг сделала его так похожим на обыкновенного, со всеми своими недостатками и слабостями человека, что Елена в очередной раз задохнулась от счастья, оттого, что он рядом, что они наконец-то вместе, что нашли друг друга в круговерти дней и суеты, что никогда больше не потеряются. Никогда. По крайней мере, себе она такую клятву дала. И нисколько об этом не жалела.