Самоучитель игры на мировой шахматной доске
Шрифт:
• степень открытости wстремится к единице;
• открытость анизотропна, она максимальна в направлении на центр государства и минимальна в направлении зарубежных стран;
• связность sмаксимальна при условии соблюдения предыдущих правил.
Если перейти от регионального к национальному уровню, третье требование сохранит свою форму, а первые два редуцируются: всякое государство стремится к позиции, при которой его геополитическая связность максимальна, а открытость минимальна.
Данная геополитическая теорема служит идеологической основой стратегии борьбы за «естественные экономические границы». На практике указанная стратегия весьма агрессивна: ни этнические, ни государственные границы, как правило, не совпадают с естественными, что порождает понятное желание их исправить [38] .
Вопреки установившемуся
38
Если применение «теоремы о геополитической связности» в международных отношениях не всегда желательно и возможно, то внутренние, региональные границы государств должны при всех обстоятельствах отвечать ее требованиям. Рационально выбранное областное деление минимизирует издержки на существование государства. Практически совершенным в этом отношении является устройство Соединенных Штатов Америки. Заметим здесь, что известная теорема Кристаллера, описывающая идеальную иерархию коммуникационных узлов на бесконечной плоскости, является частным случаем «теоремы о естественных границах».
Поскольку, несмотря на развитие различных эфирных сетей, мир остается индустриальным и материальным, геополитические связности, подобно топологическим, в значительной мере определяются инфраструктурной насыщенностью территорий. В этой связи можно говорить об «узлах геополитической позиции», владение которыми резко меняет связность территории.
Для сугубо сухопутных трансакций общий оборот геополитического потенциала внутри региона может быть представлен в виде суммы оборота узлов. Тогда общая (интегральная) связность региона аддитивна и определяется только конфигурацией узлов.
Некоторые области лишь уменьшают связность территории, заставляя государство прикладывать огромные и (в средне— и долгосрочной перспективе) бесполезные усилия для того, чтобы включить эти области в общий экономический оборот [39] . В большинстве случаев выгодно избавляться от таких геополитических «черных дыр». Совершенно не обяза тельно, однако, делать это, во-первых, быстро, и, во-вторых, бесплатно.
В этой связи представляет интерес проблема Калининградской области.
39
Иногда говорят, что такие области имеют отрицательную связность. Это выражение имеет простой физический смысл: включение их в общую инфраструктурную сеть повышает суммарное транспортное сопротивление, вызывает задержку грузов в узлах и, следовательно, снижает общие оборот и связность. Можно интерпретировать эту ситуацию, представив, что исходная сеть осталась неизменной, но к ней подсоединились «отрицательные» узлы.
Исторически земли бывшей Восточной Пруссии никогда не принадлежали России [40] . Они были присоединены к СССР в 1945 году — по праву завоевания и в качестве компенсации за вероломное нападение гитлеровской Германии. Статус Калининградской области как российской территории был подтвержден Потсдамской конференцией и окончательно урегулирован совещанием в Хельсинки, провозгласившим принцип нерушимости послевоенных границ.
Права России на Восточную Пруссию представляются вполне легитимными, хотя не следует забывать, что распад СССР перечеркнул Потсдамские и Хельсинские соглашения, что привело в 1990-е годы к переформатированию европейского континента и появлению на его карте нескольких новых независимых государств. В сущности, Германия в любой момент может поставить вопрос о возвращении области — в порядке реституции или на основании того или иного правильно организованного референдума.
40
За исключением короткого периода в конце правления Елизаветы Петровны.
Эта политическая опасность будет постоянно висеть над Россией.
В рамке региональной геополитики Восточная Пруссия определена как часть Северо-Западного Федерального округа. Однако область отделена от остальных земель России территорией прибалтийских государств, настроенных по отношению к своей бывшей метрополии весьма недружественно. Тяготение Литвы, Латвии и Эстонии к Европейскому союзу и НАТО резко повышает транспортное сопротивление их магистралей в отношении российских товаров и пассажиров. Понятно, что
компромисс здесь возможен, однако в обмен на «особый статус» российских транзитных перевозок через Прибалтику, Запад, несомненно, потребует — и получит — соответствующие уступки в какой-либо другой сфере. При этом сухопутная блокада Восточной Пруссии будет оставаться перманентной угрозой.Морские коммуникации с эксклавом, к сожалению, тоже не вполне надежны — как по причине сезонного характера судоходства на Балтике, так и в связи с неудобством Калининградского (да и Санкт-Петербургского) морского порта.
Таким образом, Восточная Пруссия не может быть удержана Россией — по крайней мере, в рамках позиционной игры на «мировой шахматной доске». Опыт истории показывает, что любые попытки сохранить за собой географически изолированный эксклав чреваты национальной катастрофой. Примером тому — судьба Германии и Пакистана [41] .
41
Связность Аляски относительно США в определенных условиях также может стать отрицательной. Разумеется, пока США остается абсолютным экономическим, политическим и военным лидером на континенте, эта слабость не очень заметна. Тем не менее с геополитической точки зрения Аляска (в большей степени, чем даже Гавайи) представляет собой ахиллесову пяту американской империи.
Это, разумеется, не значит, что Калининградская область должна быть немедленно ассоциирована с Германией или другими странами ЕС. Ее можно и должно удерживать тактически, за счет тех или иных международных комбинаций, принимая на себя всю экономическую нерентабельность владения этим изолированным «плацдармом». Причины, заставляющие вести столь сложную игру, заключены в геополитическом потенциале региона, пусть и не очень большом, но для России существенном, и прежде всего в его высокой внешней открытости. Восточная Пруссия, представляя собой статическую геополитическую слабость, вместе с тем образует динамический геокультурный ресурс. Иными словами, контроль над этой землей принесет России пользу, и именно в тот момент, когда страна перейдет от тотальной обороны к активному обмену смыслами с окружающим миром и затем к экспансии своих смыслов.
Кроме этих «высоких материй» следует также учитывать простой геополитический фактор: Прибалтийские государства, разумеется, блокируют Восточную Пруссию. Но со своей стороны и Восточная Пруссия блокирует Прибалтийские государства, нарушая их связи с ЕС.
«На земле, в небесах и на море…»: Теорема Мэхена
На поверхности материка транспортные операции осуществляются только по дорогам, соединяющим транспортные узлы, что позволяет точно считать инфраструктурное сопротивление и рассматривать позицию как конечную сумму узлов. На море практически через любую точку поверхности можно провести коммуникационную линию. При этом средняя скорость движения грузов на море обычно выше, чем на суше [42] .
42
Разумеется, суточный пробег железнодорожного вагона много выше, нежели самого быстроходного коммерческого судна. Но если пассажирские составы действительно следуют со скоростью 60 км/час и выше, то грузовой железнодорожный транспорт «застревает» на всех узловых станциях, в результате чего реальная средняя скорость перемещения грузов редко превышает 20 км/час.
Таким образом, море следует понимать как «континуум узлов»: инфраструктурную сеть с пренебрежимо малым транспортным сопротивлением. В рамках геополитического «близкодействия» страны, разделенные судоходным морем, должны рассматриваться в качестве региональных соседей.
Соответственно геополитическая позиция, опирающаяся на морские коммуникации, всегда имеет преимущество над чисто материковой позицией. Это утверждение было обосновано А. Мэхеном в его трудах: «Влияние морской силы на историю (1660—1783)» [Мэхен, 2003] и «Влияние морской силы на французскую революцию и империю».
«Океаническая стратегия» является слишком привлекательной, чтобы не быть соответственно очень дорогой. Морские позиции тоже имеют свои центры связности, потеря или блокада которых обесценивает всю систему коммуникаций. Создание подобных инфраструктурных узлов и их содержание очень ресурсоемко, да и не в любом месте побережья может быть создан коммерческий порт или военно-морская база.
Кроме портов «океаническая стратегия» требует флота, причем не только гражданского, который всегда рентабелен, но и сугубо затратного — военного. Практически затраты на постройку и содержание боевых кораблей и средств их базирования необходимо включать в оценку коммерческой эффективности морской торговли.