Самоволка
Шрифт:
– Куда? Я не могу…
– Можешь. Мы в двух шагах от Поющего леса. Они за нами не сунутся, не решатся. А мы… нам как-то надо идти. Соберись, брат. Последний рывок. Мне тоже лихо…
Кое-как Степану удалось встать. Ему было плохо, причем везде – и в голове, и в желудке, и в кончиках пальцев.
– Пошли, – поторопил брат, вешая ему на плечо автомат.
Обнявшись за плечи, они наконец сдвинулись с места. Небо уже было светлым, и Степан смутно различал перед собой Поющий лес – темную сплошную стену из кривых стволов и спутанных стеблей. С каждым шагом было все тяжелее. Словно кто-то навешивал
– Ты… ты точно знаешь, что мы пройдем?
– Не мы первые, Степа. Как-то надо собраться. Кечвеги постоянно тут шастают.
– Но как? Это же… это невозможно.
– Они какие-то травки хитрые перед этим пьют, мозги защищают. Нам бы с тобой тоже подсобила сейчас щепотка кокаина, например… или морфия укол.
– Подожди!
В голове вдруг яркой звездочкой сверкнула спасительная мысль.
– Подожди… – Степан сел на землю, одновременно скидывая рюкзак.
Какое-то время он непослушными пальцами рылся в вещах. Наконец нащупал железную коробочку, оставшуюся после рейда с разведчиками.
– Это обезболивающее. Что скажешь, поможет?
– Промедол? Тут даже для одного маловато. Но все ж лучше, чем ничего.
– Тогда давай пополам. И быстрее, пока у меня башка не лопнула.
– Нет, Степа… – Борька покрутил шприц перед глазами. – Это только мне. Вся доза. А ты, Степа, будешь терпеть. Я тебя потащу, я знаю, куда идти.
– Да делай уже хоть что-нибудь!
Дальнейшие события Степан воспринимал как душный болезненный сон. Он карабкался по каким-то горкам, уворачивался от хлестких веток, пытался встать на ноги, снова падал, полз на четвереньках. А в ухо, словно ржавая отвертка, долбил голос брата: «Держись, Степа… надо идти… не раскисай…»
В глазах что-то мельтешило и двоилось, горячий пот стекал по шее ручьями.
Казалось, прошли часы, а лучше не становилось. Сознание иногда выхватывало какие-то странные картины: блестящие щупальца свисали с деревьев, вяло шевелясь, над низинами поднимался желтый светящийся туман, мелкие колючие листья смотрели прямо в лицо и переговаривались…
– Ну, давай же, Степа! Очнись! На меня посмотри!
Степан вздрогнул всем телом, открыл глаза. Он увидел лицо Бориса – какое-то темное, осунувшееся.
В голове была вязкая пустота. Влажный тяжелый воздух с трудом проходил в легкие, оставляя после себя запах водорослей и плесени.
– Где мы?
– Слава тебе Господи, очухался. Мы пришли, Степа, можно расслабиться. Голова не болит?
– Куда пришли?
– Мы на землях вонгов. Здесь более или менее безопасно.
– Хорошо…
Степан приподнялся, посмотрел вокруг. Они находились у подножия вертикального каменного обрыва, поросшего ползучим кустарником. Землю устилал густой мягкий мох, от него шло тепло. Хотелось зарыться в него, затихнуть и оставаться так долго-долго.
В проплешинах же виднелись коричневые камни – плоские, похожие между собой, словно их выпустили на одном заводе. Степан пригляделся – определенно, они не случайно здесь оказались. Слишком ровно лежали, слишком хорошо были подогнаны друг к другу.
Да и вертикальная стена оказалась не обрывом, а действительно стеной, только очень старой.
– Опять чертовы руины… Хочется уже
по нормальной улице пройтись, в кафешке посидеть.– Степа, не отвлекайся. Нам сейчас главное – поспать. Чтоб мозги проветрить после Поющего леса. Иначе так и будем шататься дураки дураками. Вот прямо здесь приляг и постарайся уснуть.
– Это будет несложно. Я и так почти сплю.
– Вот-вот, я и говорю…
– Черт, а это что?! – Степан чуть не подскочил на месте. Метрах в десяти от него в воздухе медленно кружились два каких-то розовых блина с крупными черными когтями по окружности.
– Тихо, тихо, спокойно! Это длассы, пограничники вонгов. Коллеги наши, понял? Они ничего нам не сделают. Постарайся уснуть, Степа. Нам нужно отдохнуть, пока не придут старшины из местных племен.
– Еще и старшины будут?
– Все нормально. Они придут, я попрошу дать нам проводника. Я уже сто раз так делал. Ну, не сто, конечно, а всего два… Ты, главное, не волнуйся. Ты спи.
Степан поверил, но лишь потому, что очень хотел поверить. Он и в самом деле мог только одно – спать. И простого обещания безопасности оказалось достаточно, чтобы не думать о кружащихся по соседству неприятных тварях.
Он уснул быстро и легко, словно какую-то лампочку в себе выключил.
Сон был крепким, здоровым, хоть и быстрым. Пробуждение омрачило только тянущее чувство голода и слабость.
Степан приподнялся, глянул по сторонам. Небо было однородное, серое, как бетонная штукатурка.
Он сделал несколько шагов и встал у пролома в стене.
Их убежище располагалось на возвышенности. Внизу был виден только бесконечный непролазный лес, настоящие джунгли. Потом, когда глаза привыкли к странно сумрачному воздуху, Степан разглядел и еще кое-что.
Лес был не сам по себе – он жил на развалинах. Внимательно приглядевшись, можно было рассмотреть захваченную зеленью колоннаду, обвалившийся купол, остатки башни или моста.
Похоже, этот древний вымерший город был столь же бескрайним, как одолевший его лес. Зрелище было гнетущим.
– Ты как? – послышался сонный голос Бориса. – Отсох маленько?
– Вроде того… У меня в рюкзаке консервы оставались, может, прикончим? А то как-то одиноко в животе.
– Сейчас прикончим… – Борис сел, растирая лицо. Степан же продолжал разглядывать утонувший в растительности город.
– Кто это все построил?
– Вонги, кто ж еще…
– Хм… Я думал, они совсем дикари, а тут – такие дворцы.
– Были дворцы, да кончились. Да и вообще все тут кончилось. И очень давно. Хотя дикарями я бы их не считал. Вонги – это непростой такой народец… сам себе на уме, понимаешь. Все время кажется, что тут у каждого по пять тузов в рукаве.
– Скажи, Боря, как ты во все это попал? Почему ты здесь, а я там? Или я уже спрашивал?
Борис тихо усмехнулся.
– Все не случайно, брат. Помнишь ту чертову яму в подвале, куда нас с тобой понесло лет так двадцать пять назад?
– Хорошо помню. Ты ведь так и не сказал, как выбрался.
– Я не выбрался. Я попал в Центрум. Провалился в него, не долетев до воды. И еще повезло, что рядом оказались нормальные люди. Они помогли сразу же вернуться. Но запомнили, взяли на карандаш. Когда пришло время, мне сделали предложение.