Самозванцы в России в начале XVII века. Григорий Отрепьев

Примечательно, что дарственная надпись на книге была сделана не Острожским и не его людьми, а самими монахами. Позднее кто-то дополнил дарственную надпись, пометив подле слова «Григорию» — «царевичу Московскому». Дополнение к надписи чрезвычайно интересно, хотя само по себе оно не доказывает тождества этих двух личностей — монаха и «царевича». Скорее всего, поправку внес один из трех бродячих монахов, может быть, сам Отрепьев. Надпись на книге ценна тем, что подтверждает достоверность рассказа Варлаама о литовских скитаниях Отрепьева.

Рассказ Варлаама находит поразительную аналогию в «Исповеди» Лжедмитрия, записанной его покровителем Адамом Вишневецким в 1603 году. В «Исповеди» причудливо соединялись вымыслы и реальные биографические сведения.

«Царевич» знал немало того, что касалось угличской трагедии и дворцовых дел. Но едва он начинал излагать обстоятельства своего чудесного спасения, как его рассказ на глазах превращался в неискусную сказку. По словам «царевича», его спас некий воспитатель, имя которого он не называет. Проведав о планах жестокого убийства, воспитатель якобы подменил царевича другим мальчиком того же возраста. Несчастный был зарезан в постельке царевича. Когда мать-царица прибежала в спальню, она, обливаясь слезами, смотрела на лицо убитого, покрытое свинцово-серой бледностью, и не могла распознать подмену.

В момент, когда решилась судьба интриги, «царевич» должен был собрать воедино все доказательства своего царского происхождения, какие у него только были. Вот тут и обнаружилось, что доказательствами «Дмитрий» и не располагает, что он не может назвать ни одного свидетеля. В его рассказе фигурируют двое воспитателей, умерших до его побега в Польшу, и еще безымянный монах, который узнал в нем царевича но царственной осанке! [29]

Самозванец избегал называть какие бы то ни было точные факты и имена, которые могли быть опровергнуты в результате проверки. Он признавал, что его чудесное спасение осталось тайной для всех, включая и его собственную мать, томившуюся в монастыре в России.

29

Доклад А. Вишневецкого (1603 г.) // Nowakowski F. K.Zrodla do Dziejow Polski. — Berlin 1842. — Т. 2.

«Исповедь» самозванца обнаруживает тот поразительный факт, что он явился в Литву, не имея хорошо обдуманной и правдоподобной легенды. Как видно, на русской почве интрига не получила развития, а «царевич» — подготовки. Его росказни кажутся неловкой импровизацией. На родине самозванцу подсказали одну лишь мысль — о царственном происхождении.

В речах «царевича» были, конечно, и достоверные факты, которые он не мог скрыть, не рискуя прослыть явным обманщиком. В частности, в Литве знали, что он явился туда в монашеской одежде, ранее служил в киевских монастырях и, наконец, сбросил рясу. Расстрижение ставило претендента в очень щекотливое положение. Не имея возможности скрыть этот факт, он должен был как-то объяснить возвращение в мир. Прежде всего «царевич» сочинил сказку, будто Годунов убедил царя Федора сложить с себя государственные заботы и вести монашескую жизнь в Кирилло-Белозерском монастыре и будто Федор сделал это тайно, без ведома опекунов. Младший «брат», таким образом, лишь шел по стопам старшего. О своем пострижении «царевич» рассказал в самых неопределенных выражениях. Суть его рассказа сводилась к следующему. Перед смертью воспитатель вверил спасенного им мальчика попечению некоей дворянской семьи, «Верный друг» держал воспитанника в своем доме, но перед кончиной посоветовал ему, чтобы избежать опасности, скрыться в монастыре и вести жизнь инока. Следуя благому совету, юноша принял монашеский образ жизни и в чернеческом платье прошел почти всю Московию. Наконец, один монах опознал в нем царевича, и тогда юноша решил бежать в Польшу.

Можно констатировать совпадение биографических сведений, относящихся к Отрепьеву и самозванцу, почти по всем пунктам. Оба воспитывались в дворянской семье, оба приняли вынужденное пострижение, оба исходили Московию в монашеском платье.

Описывая свои литовские скитания, «царевич» упомянул о пребывании у князя Острожского в Остроге, переходе сначала к пану Габриэлю Хойскому в Гощу, а затем к Адаму Вишневецкому в Брачин. Там, в имении Вишневецкого, в 1603 году и был записан его рассказ.

Примечательно, что спутник Отрепьева Варлаам, описывая их странствия в Литве, назвал те же самые места и даты. П. Пирлинг, впервые обнаруживший это знаменательное совпадение, увидел в нем бесспорное доказательство тождества личности Отрепьева и Лжедмитрия.

В самом деле, можно выяснить шаг за шагом историю реального лица — Григория Отрепьева вплоть до того момента, как он пересек границу. С другой стороны, хорошо известен путь Лжедмитрия от Брачипа до Московского Кремля. Превращение бродячего монаха в царя произошло на отрезке пути от границы до Брачина. По словам Варлаама, Григорий Отрепьев прошел через Киев, Острог, Гощу и Брачин, после чего объявил себя царевичем. Из «Исповеди» Лжедмитрия следует, что после пересечения границы он прошел те же самые пункты, в той же последовательности и в то же время. Возможность случайного совпадения исключается, как и возможность сговора между автором «Извета» и Лжедмитрием. Варлаам не мог знать содержание секретного доклада Вишневецкого королю, а самозванец не мог предвидеть того, что напишет Варлаам после его смерти.

Загадка самозванца… В истории русского средневековья можно назвать совсем немного сюжетов, которые вызвали бы столь глубокий интерес у читателей и столько споров среди ученых. И все же загадку Лжедмитрия I едва ли следует считать неразрешимой. Если обратиться к самым ранним источникам и следовать строго установленным фактам, личность самозванца на глазах начинает утрачивать ореол таинственности. Современники многократно называли Лжедмитрия беглым монахом Григорием Отрепьевым, и в этом случае они не ошиблись.

Глава 5 Рождение интриги

По образному выражению В. О. Ключевского, Лжедмитрий «был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве».

Царь Борис считал причиной всех бед боярскую интригу. По свидетельству царского телохранителя К. Буссова, при первых же известиях об успехах самозванца Годунов сказал в лицо боярам, что это их рук дело и задумано оно, чтобы свергнуть его.

Известный исследователь Смуты С. Ф. Платонов возлагал ответственность на бояр Романовых и Черкасских. «…Подготовку самозванца, — писал он, — можно приписывать тем боярским домам, во дворах которых служивал Григорий Отрепьев» [30] . Но это не более чем гипотеза. Отсутствуют какие бы то ни было данные о непосредственном участии Романовых в подготовке Лжедмитрия. И все же следует иметь в виду, что именно на службе у Романовых и Черкасских сформировались политические взгляды Юрия Отрепьева. Под влиянием Никитичей и их родни Юшка увидел в Борисе узурпатора и проникся ненавистью к «незаконной» династии Годуновых.

30

Платонов С. Ф.Очерки по истории Смуты в Московском государстве. XVI–XVII вв. — М., 1910. — С. 238.

Множество признаков указывает на то, что самозванческая интрига родилась не на подворье Романовых, а в стенах Чудова монастыря. В то время Отрепьев уже лишился покровительства могущественных бояр и мог рассчитывать только на свои силы. Авторы сказаний и повестей о Смутном времени утверждали, что именно в Чудове монастыре инок Григорий «начал в сердце своем помышляти, како бы ему достигнути царскова престола», и сам сатана «обеща ему царствующий град поручити». Составитель «Нового летописца» имел возможность беседовать с монахами Чудова монастыря, хорошо знавшими черного дьякона Отрепьева. С их слов он записал следующее: «Ото многих же чюдовских старцев слышав, яко (чернец Григорий. — Р.С.) в смехотворие глаголаше старцев, яко „царь буду на Москве“» [31] .

31

ПСРЛ. — М., 1965. — Т. 14. — С. 59.

Кремлевский Чудов монастырь, расположенный под окнами царских теремов и правительственных учреждений, давно оказался в водовороте политических страстей. Благочестивый царь Иван IV желчно бранил чудовских старцев за то, что они только по одежде иноки, а творят все, как миряне. Близость к высшим властям наложила особый отпечаток на жизнь чудовской братии. Как и в верхах, здесь царил раскол. Среди чудовской братии можно было встретить и знать и мелких дворян. Были среди них добровольные иноки. Но большинство надело монашеский клобук поневоле, потерпев катастрофу на житейском поприще. Вступив на порог Чудова монастыря, чернец Григорий вскоре же попал в компанию Варлаама Яцкого и Мисаила Повадьина, которые в недавнем прошлом владели мелкими поместьями и несли службу как дети боярские. Как и Отрепьев, они принадлежали к числу противников выборной земской династии Годуновых.