Самозванка
Шрифт:
Я поднимаюсь с кровати и встаю у окна, у меня дрожат руки.
– Я люблю тебя, сестренка, – мягко произносит Рафи. – Но ты ненормальная. Вместо одежды и музыки ты рассуждаешь о путях побега и импровизированном оружии. А еще ты ешь как дикарка.
Она говорила об этом и раньше – мое воспитание в качестве ее двойника сделало меня иной. Но всегда это делала с любовью, потому что я не похожа на ее богатеньких своенравных дружков. Однако то, как она говорит сейчас, вынуждает меня чувствовать себя одинокой.
Дело в том, что я могу улыбаться как Рафи, двигаться как она, копировать
Но я не знаю людей так, как знает она. Сестра способна разговаривать с любым гостем – высокопоставленным лицом, солдатом, случайным человеком – без каких-либо усилий. У нее сотни друзей, с которыми я не знакома. Я только запоминаю их лица, чтобы знать, кому помахать на танцполе во время вечеринки. Всю ее жизнь я вижу лишь в коротких обрывках, словно подглядываю в замочную скважину.
9
Айскрин – встроенный дисплей на сетчатке глаза.
Возможно, по этой причине мне так хочется отправиться в Викторию. Хотя бы раз побывать на своей собственной вечеринке.
Я стараюсь надуть нижнюю губу.
– Я просто буду все время дуться, и они даже не заметят разницы. Два месяца проведу в твоем привычном дурном настроении.
Обычно мне великолепно удается изображать ее недовольное лицо, но сейчас она даже не улыбается.
– Фрей, ты должна стать идеальной гостьей. Если хоть кто-то догадается, что ты заложница, это будет катастрофой для обеих семей.
– Да кто в это поверит? Разве кто-нибудь раньше проделывал такое?
– За последние семьсот лет – никто. О чем тебе было бы известно, прочитай ты Макиавелли. – Ее голос становится мягче. – Но сейчас мы говорим об отце. Думаешь, он…
На миг она замолкает, а после шепотом произносит волшебные слова:
– Сэнсэй Норико.
Мы уходим в ванную, где включаем на полную мощность все краны и заполняем комнату горячим паром на случай, если в воздухе витают песчинки шпионской пыли. Какое-то время ждем, наблюдая за тем, как запотевает поверхность зеркала.
Сэнсэй Норико была наставницей Рафи по этикету. Она научила мою сестру всем изысканным тонкостям, которые мне были не нужны: как правильно есть, как обмахиваться веером, как вести себя на чайной церемонии. Обо мне она ничего не знала.
Однажды, когда нам было по девять лет, Рафи заявила, что мой реверанс никуда не годится и над ним нужно как следует поработать. Поэтому на один-единственный урок я притворилась ею.
Но у Норико был идеально наметан глаз на движения, так что она сразу поняла, что со мной что-то не так. Женщина уже хотела позвать старшего преподавателя Рафи, и это только добавило бы нам проблем. Поэтому я призналась ей, кто я и что я.
За нами явно наблюдали, потому что после этого случая сэнсэй Норико больше на занятия не пришла.
Только в двенадцать лет мы с Рафи сумели произнести вслух предположения о том, что же могло с ней случиться.
С тех пор слова «сэнсэй Норико» напоминали нам о том, как опасны наши секреты.Как только комнату заполняет густой пар, Рафи наклоняется ко мне и шепчет:
– Вдруг он с самого начала, когда мы только родились, это задумал? Решил все это время прятать тебя, на случай если ему понадобится гарантия для сделки?
Меня охватывает дрожь.
Судя по новостным каналам, вещающим за чертой нашего города, люди все время гадают: наш отец планирует все свои поступки либо действует спонтанно и придумывает на ходу. Никто не может предугадать его следующий шаг, потому что он делает то, чего не стал бы делать ни один другой человек.
Как, например, эта идея с заложником. Или со мной.
Но Рафи наверняка ошибается.
– Это все из-за нашего брата, – тихо говорю я. – Ты же знаешь.
Она отводит взгляд и всматривается в пелену дыма.
Еще до нашего рождения, когда свободомыслие только-только начало распространяться по миру, наш отец был обычным политиком. Но даже тогда некоторые уже считали его опасным.
Нашему брату, Синену, было всего семь лет. Однажды некто – кто именно, так и не удалось выяснить, – похитил его в надежде вынудить отца оставить должность в Совете. Но тот отказался, и больше Синена никто не видел.
Вот поэтому он воспитал меня двойником – последним защитным оплотом в борьбе с людьми, которые ненавидят нашу семью.
– Об этом я и твержу, – говорит Рафи. – Что, если папа воссоздает ту самую ситуацию? Когда в чужих руках оказывается его ребенок, что дает им возможность, по их мнению, контролировать его. Но это не так. Потому как на этот раз он не может проиграть.
Я изумленно смотрю на нее. Он может проиграть.
Он может потерять меня.
– Отправить заложника было не его идеей, – шиплю я. – На этом настояли Палафоксы!
Рафи вскидывает бровь. Этот жест – настороженной благоразумности – мне никогда не удавалось в точности повторить. Она подается вперед.
– А кто тебе это сказал, сестренка? – шепчет она мне на ухо.
Сирано
Следующий месяц проходит как в тумане.
Уроки иностранных языков. Уроки танцев.
Уроки об истории «Чистого разума». О семействе Палафоксов и том, как они, получив влияние, стали правящей семьей Виктории. О мятежниках – защитниках природы, которые пытаются им помешать в спасении близлежащих Ржавых руин.
Уроки вождения. Уроки о том, что следует надевать на ужин.
Как разговаривать со слугами-дронами. Как приносить искренние извенения. Как вежливо избегать наблюдения в чужом доме. Как вести светскую беседу, распознавать язык тела, произносить умные тосты во время ужинов. И, конечно же, какими вилками и когда пользоваться. (А то, оказывается, я ем как дикарка.)
Никогда не думала, что моей сестре приходится так тяжко, столько всего нужно запоминать. И в довершение ко всему тренировки, как сбежать из незнакомого города и, пробравшись через дикую местность, добраться домой, в случае если в папиной сделке что-то пойдет не так.