Самшитовый лес

Раздался звонок в дверь, и Филидоров с Толей все же вернулись. Но без доктора Шуры.

Филидоров и Толя топтались в ночном дворе, чтобы не мешать Вике скандалить с Нюрой из-за Сапожникова. Потом из подъезда пробежала Вика. Наверно, и им пора было по домам, но что-то их удержало. Филидоров припомнил, как на диспуте Сапожников кинул цитату из Менделеева - лучше какая-нибудь гипотеза, чем никакой. И, вспомнив Сапожниковы бредни, Толя и Филидоров подумали - чем черт не шутит? И вернулись.

Ну а потом, как уже рассказано вначале, сели пить чай. Вошла летающая собака. О ней высказались разноречиво, и Сапожников, грубо нарушая приличия, ушел спать.

Вечерок не получился.

– Вы с ним не так разговариваете, - сказал Дунаев.
– Это все бесполезно. Когда с ним так разговаривают, он становится тупицей.

– А он и в детстве был дефективный, - сказала Нюра.

– Какой?

– Дефективный.

– А как с ним разговаривать? Как?

– А вы его разжалобите.

– Что?

– Ну да...
– сказала Нюра.
– Слезу подпустите... Он жалостливый.

– Чушь какая-то, - нахмурился Толя.
– При чем тут жалость?

Жалости в науке не место.

– Место, место, - сказал Дунаев.
– Вы ему растолкуйте, кому без этой вашей штуковины не жить... Он и раскиснет... Он вам враз все придумает.

– Детский сад!

– Это точно, - сказал Дунаев.

– Погодите, - повеселел Филидоров.
– Тут что-то есть.

– Вы ешьте компот... Он пастеризованный, - убедительно сказала Нюра.

– И теперь Филидоров после слов Нюры понял так, что все сапожниковские теории - потому что он ученых пожалел, так, что ли?

Но если нужна гипотеза, которую мог бы понять и ребенок, то, может быть, ее и должен высказать ребенок, подумал Филидоров и пошел будить Сапожникова.

– Вставайте...
– сказал он, - потолкуем... У меня самолет в два ноль-ноль...

Сапожников открыл глаза.

– Нужна гипотеза, которую бы понял ребенок, - сказал Филидоров.

– А что?
– . спросил Сапожников.
– Вы бы тогда хорошо жили?

– Наверно.

– Это можно.

Филидоров подмигнул Толе.

– Что можно?
– спросил Толя.

– Можно сделать, - сказал Сапожников.
– Можно сделать гипотезу, которую поймет ребенок.

Филидоров засмеялся.

Тут вошел Дунаев и сказал, что звонил доктор Шура, очень веселый, и просил передать Сапожникову, что он знает, кто такой Сапожников.

– Ну и кто же он такой?
– спросил Филидоров.

– Летающая собака.

– Оставьте меня в покое!
– закричал Толя рыдающим голосом доктора Шуры.
– Оставьте меня!

И они уселись потолковать.

Вот уже Нюра ушла спать, доверившись тем, кто остался додумывать тайны до конца и посильно. Никого лишнего в квартире Дунаевых. Остались четверо, которые не боятся, и пожилая женщина, которая знает то, чего этим четверым вовек не узнать, потому что они знают умом, даже иногда сердцем, если повезет, а она знает, потому что знает. Есть такое знание, когда доказывать ничего не надо.

– Ну, Дунаев, - сказал Сапожников, - они хотят гипотезу, понятную ребенку... Ладно, выручай. Есть такая гипотеза. Но я ее на тебе попробую.

– Дурацкая твоя привычка лезть туда, где ты ни хрена не смыслишь, сказал Дунаев.

– А я и не лезу. Однако есть область, где все смыслят более или менее одинаково. Кроме полных кретинов.

– Какая же это область?

– Область здравого смысла.

– Вот как раз тут у меня большие сомнения, - ухмыльнулся Филидоров.

– Скажи, Дунаев, если два авторитета утверждают противоположное, имею я право не поверить им обоим?

– Можешь. А конкретно?

– Один великий ученый сказал, что свет - это частицы, а другой великий ученый сказал, что свет это волна.

– Я в физике ничего не смыслю.

– Да не в физике, а в здравом смысле, - сказал Сапожников.
– Два авторитета не сговорились - можешь ты им не поверить обоим?

– Так и не сговорились?
– спросил Дунаев.

– Фактически нет. Просто порешили считать, что у света есть признаки и волны и частицы. Порешили - и точка.

– Но ведь, наверно, это установили?

– Ага, - сказал Сапожников.
– Но не объяснили, как это может быть.

– А ты объяснил?

– А я объяснил.

– Кому?

– Себе, конечно... Жить-то ведь как-то надо?
– сказал Сапожников.

– Ну и как же ты объяснил?
– спросил Дунаев.

– Свет не иллюзия...
– сказал Сапожников.
– Это штука материальная. Это установлено. Давление света и прочее. Значит, это какое-то состояние вещества. Значит, должно быть вещество, у которого возникло состояние под названием "свет". И у этого состояния две характеристики - он и на волну похож, бежит, как волна, частота колебаний и амплитуда... слово "амплитуда" понятно?

– Слово "амплитуда" понятно, - сказал Дунаев.

– Ну вот... он и на частицу похож, свет... бьет порциями, квантами... Слово "квант" слыхал?

– Слыхал.

– Ты на бильярде играешь?

– Малость.

– Если шары поставить вдоль борта и по последнему вдарить, что будет?

– Первый отлетит.

– А остальные?
– спросил Сапожников.

– На месте останутся... А что?

– Ага...
– сказал Сапожников.
– Остальные стукнутся друг об

друга и на месте останутся... По ним пробежит дрожь, то есть волна, а отлетит только последняя порция, то есть шар.

– Квант?
– спросил Дунаев.

– Ага.

– Ну и что из этого вытекает?

– А то вытекает, что для того, чтобы последний шар отлетел, нужны промежуточные шары, которые вздрогнут и успокоятся... То есть, чтобы был свет, нужна среда, материя, в которой бы он распространялся... как звук в воде...

Покурили немножко. У Филидорова и Толи были спокойные лица людей, которые видят, как человек идет по карнизу и они не знают, окликать его или нет, поскольку не решили еще, лунатик это или верхолаз. Потом Дунаев сказал: