Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945

Вернувшись на аэродром, мы узнали, что за ночь были разрушены еще три города. Там бушевали пожары, тушить которые мешал шквальный ветер.

До окончания войны оставалось менее двенадцати часов.

Командир базы явно разозлился на нас за этот вылет, но не дал выхода своему гневу.

– Думаю, я не имею права винить вас, – сказал он, – но произошедшее сегодня больше не должно повториться. С этой минуты все самолеты будут находиться на земле.

Он сообщил мне, что на базе в Ацуги возникли беспорядки, дело чуть не дошло до открытого мятежа. Это была база истребителей «райден». Акамацу и другие находившиеся там летчики не пожелали смириться с капитуляцией и пытались поднять свои самолеты в воздух. Забыв о субординации, они открыто не подчинились своим командирам, поклявшись, что не сдадутся и будут сражаться до последнего дыхания. Пришлось вызывать войска для их усмирения, лишь через несколько дней после капитуляции там удалось восстановить некое подобие порядка.

Уничтожение бомбардировщика противника так и осталось тайной на многие годы, наш вылет в ту ночь не был зафиксирован ни в одном из документов. Разумеется, никто из летчиков не приписывал себе победы над «B-29». Сейчас я впервые рассказываю о том бое. Ликовать по поводу сбитого самолета нам тогда не пришлось. Все потеряло смысл, ибо мы сдавались врагу.

Забывшись тревожным сном, я проспал на столе в столовой до рассвета. Авиабаза превратилась в кромешный ад. Многие летчики были пьяны, слышались ругань и проклятия.

Другие пребывали в шоке, встретив в полном оцепенении рассвет исторического дня 15 августа 1945 года. Война закончилась. Старшие офицеры жгли документы и папки с бумагами в каждом кабинете. Летчики бесцельно слонялись по аэродрому или сидели на земле.

Ровно в полдень мы услышали, как император лично зачитал приказ о капитуляции всех частей наших вооруженных сил вне зависимости от их местонахождения. Две тысячи человек, находившихся в Оппаме, застыв по стойке «смирно», стояли на летном поле. Большинство никогда не слышало голоса императора. Многие, не стесняясь, плакали.

Я вдруг вспомнил: ведь я не был дома прошлой ночью! Хацуо! Что она подумает? Услышав по радио выступление императора, она может подумать, что я погиб и…

Я больше не слушал. Машин нигде не было, я схватил велосипед и помчался к своему домику. Я добрался до него всего за несколько минут. Не останавливая велосипед, я спрыгнул с него. Рванув на себя дверь, я окликнул Хацуо. Она выбежала из комнаты и, рыдая, бросилась в мои объятия. Несколько минут мы стояли обнявшись, не в силах произнести ни слова.

Наконец она подняла голову.

– С тобой… с тобой все в порядке, Сабуро, – прошептала она.

Я кивнул.

– О, мой дорогой! – воскликнула она. – Я рыдала, как ребенок, услышав слова императора. Ведь все закончилось, правда? Сражения… бомбежки, все это закончилось?

Я кивнул.

– Мне наплевать на все, Сабуро. Наплевать! Пусть мы и потерпели поражение, но ты выиграл все свои сражения. – Взгляд ее просветлел. – Тебе… тебе никогда больше не придется снова сражаться! – прошептала она. – Никогда, больше никогда! Все закончилось. – Она вдруг отпрянула от меня и вытащила из складок кимоно кинжал. – Он мне больше не понадобится! – воскликнула она, бросая на пол сверкающую сталь.

Кинжал со звоном отскочил в угол комнаты и остался там лежать.