Самые близкие

Ильмира наводит на меня объектив и делает снимок. Настроение сегодня хорошее, я принимаю разные позы, выставляя живот, и прошу потом скинуть эти фотки мне.

– Ты будто небольшой мячик проглотила, – смеется подруга, убирая камеру в сумку.

– Ага, теннисный, – со вздохом замечаю я.

– Твой живот явно больше теннисного мяча. Просто очень аккуратный. Мне нравится.

Не раз слышала от врачей, что должна быть «круглее» для своих недель. Можно было бы сходить на УЗИ: я без понятия, как дела у моей малышки. Не исключено, что там вовсе и не она, а малыш. На ранних сроках врачи, бывает, ошибаются с полом. Однако после того визита к Семёну Игоревичу я ни у кого больше не была и не хочу.

Сейчас мне относительно спокойно. Каждый вечер медитирую и представляю себя сидящей на горной вершине. Вокруг умиротворяющая тишина и щебет птиц.

Покориться обстоятельствам и судьбе – это совсем не про меня, но, кажется, так оно и есть: я смирилась. Если не думать о патологиях ребенка и о том, что он какой-то не такой, – все более-менее хорошо. Недавно я начала чувствовать слабые толчки маленький жизни внутри себя. Чуть не сошла с ума от счастья.

По лицу расплывается улыбка, когда вспоминаю свои эмоции от первых шевелений малышки. Я потом весь вечер держала руку на животе в надежде ощутить пиночки еще раз. Интересно, Ковалёв тоже испытывает восторг, когда трогает живот Натали?

Который день собираюсь вернуть номер Андрея в черный список. Недавно Ковалёв мне звонил, а потом прислал сообщение: «Ответь, пожалуйста». И сразу после: «Не отправляй больше в блок». Резануло, что он ведет себя так, будто ничего не произошло. Хотя, возможно, в его представлении так оно и есть.

В блок я не отправила, но и ответить так и не смогла.

Домой мы с Ильмирой возвращаемся без сил. Собираем все снимки и видео для промежуточного отчета и расходимся отдыхать.

Подруга всерьез взялась за нас с малышкой. Выводит гулять, организовала досуг – у меня почти не бывает свободного времени. Ильмира все так же мониторит сайты, которые я посещаю в интернете, и не допускает, чтобы я читала страшные истории. А еще она сама догадалась, кто отец ребенка, без каких-либо комментариев с моей стороны.

Надо же, какая ирония судьбы. Я всю жизнь провела в родительском доме, была обласканным и залюбленным ребенком, Вика и Катя – мои лучшие подруги с детства. Но ни с кем я не могу поделиться тем, что со мной происходит. И чем дольше тяну, тем сложнее признаться. А посторонняя Ильмира, с которой я познакомилась в Калининграде, дает столько поддержки и тепла, будто я самый родной для нее человек.

То ли гормоны сделали меня сентиментальной дурочкой, то ли тоска по близким людям, но глаза сегодня весь день на мокром месте, стоит подумать о доме.

– Какая-то подозрительная тишина у той парочки, за которой ты следишь едва ли не каждый день, новых фоток нет, – замечает Ильмира за завтраком. – Вообще, они не смотрятся вместе. Вроде и улыбаются, животик у нее круглый и красивый, а лицо серое, как у наркоманки.

– У меня такой же цвет лица, когда неважно себя чувствую, и ничем это не замаскировать. – Тычу пальцем в свои впалые щеки. – Из плюсов, если я… – Осекаюсь, проглатывая слова о неблагоприятном исходе. – В общем, если все закончится плохо, то никто даже не заподозрит, что у меня был живот. – Голос садится на последних словах.

– Опять ты с этими мыслями. Прекращай, – недовольно вздыхает Ильмира.

Я бы и рада, но с самого утра нехорошее предчувствие. Не могу понять из-за чего.

Скверная новость не заставляет себя ждать. После завтрака звонит папа и говорит, что дедушке стало плохо с сердцем прямо на рабочем месте и сейчас он в реанимации.

– Я постараюсь приехать, – отвечаю отцу и кладу трубку.

Прогнозы пессимистичные. В такой ситуации я должна быть рядом с семьей. Вот только как покажусь дома с округлившимся животом? Не уверена, что получится его скрыть.

А может, это шанс рассказать родным, что я в положении? Эти мысли давно не дают мне покоя. Я имею право не говорить, кто отец. Приберегу свое откровение для личной встречи с Ковалёвым. Наверняка Андрей тоже приедет к деду. Это и пугает, и одновременно подстегивает собрать сумку.

Ильмира задумчиво жует губу, когда озвучиваю ей свое решение.

– Я с тобой поеду. Давно мечтала побывать в Москве, – произносит она после длительного молчания. – Ну, не только я. Мы с Сергеем. Кира тоже подключим. Пусть твои сумки таскает. Не все же стихи цитировать да языком болтать. Сегодня узнаю, что там по нашим отчетам, и купим билеты. Ты бы пока на УЗИ сходила. Так, на всякий случай.

Я смотрю на Ильмиру исподлобья:

– Ты сейчас серьезно?

– Я волнуюсь за твое состояние, слушать про патологии ребенка необязательно.

– Я про другое.

– Да, серьезно. И про УЗИ тоже.

– Нет. Больше никаких УЗИ и врачей, – заявляю категорично. – Даже думать об этом не могу. И вообще, если ты из-за меня хочешь поехать, то не стоит столько проблем создавать ни себе, ни другим. Одно слово отцу, и за мной водителя пришлют. Да хоть самолет с пилотами.

Ильмира встает из-за стола и успокаивающе треплет меня по плечу.

– Яна, я столько времени с тобой провела. И сейчас одну не оставлю, не надейся. Поезжай к родным и расскажи им все как есть. Ну, о своем положении.

Я опускаю руку и глажу живот, чувствуя, как сердце заходится от волнения. Малышка слабо пинается. Это ее протест? Или согласие?

– Ты все равно не сможешь скрыть беременность. Да и зачем? Тебе потребуется помощь. Я отложу дела, и поедем вместе. Так всем будет спокойнее. Похоже, уже не только у тебя эмоциональная связь с младенцем установилась, но и у меня. С вами обеими. Побудешь с родными, а потом вернемся. Вот увидишь, камень с души упадет!

– Я… Мне нужно подумать. Хотя бы до вечера… Спасибо тебе. – Обнимаю подругу и плачу. Впервые после того приема в клинике.

Ильмира уходит в школу узнать, приняли ли наши отчеты, а я иду к себе. Думаю о дедушке, о родных, о своей беременности.

Не знаю, успела ли бабушка рассказать Ковалёву (да и не только ему), что мы с Яром якобы сошлись, но очень сомневаюсь, что меня начнут пытать вопросами, почему Гордеев на мне не женится. Да и не то сейчас время, чтобы говорить о торжествах и веселье.

Андрей… Надеюсь, он тоже прилетит, чтобы увидеться с дедом. Почти в этом не сомневаюсь. Как и в том, что Ковалёв правильно поймет, кто отец моего ребенка. А если нет, то я найду для него подходящие слова, когда мы останемся наедине.

От переживаний и возбуждения, что скоро увижу родных, скручивает живот. Нажимаю кнопку для оплаты билетов и мысленно скрещиваю пальцы на удачу.

Ильмира права. Беременность, каким бы ни был ее исход, скрыть не получится. В первую очередь, от себя. А если с дедом будет все плохо и я не успею проститься с близким человеком, то и подавно себя не прощу. Если уж решила быть сильной, то нужно быть ею до конца.