Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Самые богатые люди Древнего мира
Шрифт:

Плутарх молчит о том, сколько золота осталось в кошельке Лукулла, но, видимо, не меньше, чем было пронесено в триумфе и поступило в доход государства.

Жены Лукулла

С женами Лукуллу повезло еще меньше, чем с общественным мнением.

Его первая избранница — Клодия — оказалась средоточием всех пороков, которыми природа только может наградить женщину. Древний автор говорит о ней, используя эпитеты «разнузданная», «бесчестная», «крайне развратная женщина». Вдобавок ко всему историки обвиняют вторую половину Лукулла в порочной связи с собственным братом.

Клодию (так звали ее брата) показалось мало того, что он пользуется женой полководца; ему

захотелось получить и часть его славы. Наглец отправился в Азию и надеялся с помощью родственника сделать блистательную карьеру.

Так как Клодий продолжал вести разгульный образ жизни, то его стремления не нашли понимания у Лукулла, и «он пользовался там не таким почетом, как ему хотелось, а хотелось ему быть выше всех; между тем из-за своего образа жизни ему приходилось стоять ниже многих».

Родственник принялся мстить Лукуллу. В том, что солдаты отказывались выполнять распоряжения военачальника, немалая заслуга Клодия. Он притворялся другом солдат, который близко к сердцу принимает их судьбу, и «постоянно возмущался, что войнам и мукам не видно конца, что до последнего дыхания их заставляют биться со всеми народами, сколько их ни есть, и гоняют по всей земле, между тем как достойной награды за все эти походы им нет, а вместо этого приходится сопровождать повозки и верблюдов Лукулла, нагруженных золотыми чашами в драгоценных камнях!».

Не в силах дальше терпеть подлость и предательство, Лукулл развелся с Клодией и разорвал все отношения с ее братом.

Второй женой Лукулла стала Сервилия — сестра Катона, пожалуй, самого порядочного, честного, самого достойного из римлян. Но видимо, боги все положительные качества истратили на Катона, а на сестру ничего не осталось. «И этот брак не был удачным, — отмечает Плутарх. — Чтобы сравняться с Клодией, Сервилии недоставало одного — молвы, что она согрешила с родным братом, а в остальном она была такой же гнусной и бесстыдной. Уважение к Катону долго заставляло Лукулла терпеть ее, но в конце концов он с ней разошелся».

Историей семейной жизни Лукулла перекликается с одной древней притчей.

Однажды к мудрецу пришел молодой человек и попросил совета:

— Есть у меня любимая девушка, но боюсь брать в жены, так как сомневаюсь, что буду с ней счастлив. Что мне делать?

— Женись, друг мой, — ответил мудрец. — Если повезет, ты будешь просто счастливым человеком, если нет — станешь философом.

В философии искал утешения и Лукулл. «Когда же он достиг преклонных лет, — рассказывает Плутарх, — то, отдыхая от многочисленных битв, целиком предался философии, пробуждая в себе наклонность к умозрению, а честолюбивые стремления, вспыхнувшие вследствие ссоры с Помпе-ем, весьма вовремя унимая и подавляя».

На покое

Сенаторское сословие возлагало на Луция Лукулла определенные надежды: аристократы рассчитывали, что удачливый военачальник станет неким противовесом Помпею, влияние которого росло, и это пугало Рим. Но Лукулл отошел от дел.

Роскошь еще не вошла в римскую привычку, то есть люди желали иметь много денег, но, даже разбогатев, не стремились выставлять свое состояние напоказ. Марк Красс — человек, богаче которого не знает римская история, — построил для себя один-единственный дом. Лукулл же в насмешку над римскими традициями остаток жизни провел за размышлениями, что бы еще построить, купить — такого, чего бы дороже не было в Риме. Граждане смотрели на его причуды и не находили себе места от зависти — той самой зависти, которая уничтожила Лукулла как военачальника и государственного деятеля. Но теперь они не могли отозвать его из многочисленных вилл и дворцов, как отозвали решением народного собрания из Азии. Его по-прежнему все осуждали, но Лукулл привык к подобному отношению толпы и почти что издевался над ней. Даже Плутарх, неизменно благосклонный к Лукуллу, неодобрительно покачивает головой, описывая

его жизнь после походов:

«В жизнеописании Лукулла, словно в древней комедии, поначалу приходится читать о государственных и военных делах, а к концу — о попойках и пирушках, чуть ли не о пьяных шествиях с песнями и факелами, и вообще о всяческих забавах. Ведь к забавам следует отнести, по-моему, и расточительное строительство, расчистку мест для прогулок, сооружение купален, а особенно — увлечение картинами и статуями, которые Лукулл собирал, не жалея денег. На эти вещи он щедро тратил огромное богатство, накопленное им в походах, так что даже в наше время, когда роскошь безмерно возросла, Лукулловы сады стоят в одном ряду с самыми великолепными императорскими садами».

Последнее замечание Плутарха более чем справедливо. Спустя столетие Лукулловыми садами владел сенатор Валерий Азиатик и довел их «до поразительного великолепия». На его беду, наследие Лукулла заметила императрица Мессалина и до такой степени возжелала ими обладать, что оклеветала Валерия и отправила его на смерть. Перед кончиной Валерий осмотрел собственный погребальный костер и попросил перенести его в другое место, чтобы огонь не повредил деревьев чудесного сада.

Недолго наслаждалась Мессалина видом своего приобретения. Вскоре она погибнет, пронзенная мечом в тех самых Лукулловых садах…

Однако вернемся к причудам Лукулла, которые поражали современников и потомков. «К этому надо добавить постройки на побережье и в окрестностях Неаполя, — продолжает Плутарх, — где он насыпал искусственные холмы, окружал свои дома проведенными от моря каналами, в которых разводили рыб, а также воздвигал строения посреди самого моря. Когда стоик Туберон увидел все это, он назвал Лукулла „Ксерксом в тоге“.

Подле Тускула у него были загородные жилища, с открытыми залами и портиками, с башнями, откуда открывался широкий вид на окрестность; когда там побывал Помпей, он неодобрительно сказал Лукуллу, что тот наилучшим образом приспособил поместье для летнего времени, но сделал его непригодным для жизни зимой. Лукулл со смехом возразил:

— Что же, ты думаешь, что я глупее журавлей и аистов и не знаю, что надо менять жилье с переменой времени года?»

Но более всего Лукулл прославился своими пирами. «Не только застланные пурпурными тканями ложа, украшенные драгоценными камнями чаши, увеселительное пение и пляска, но также разнообразные яства и не в меру хитро приготовленные печенья вызывали зависть у людей с низменными вкусами».

Плутарх рассказал несколько интересных историй, связанных с этой прихотью отставного военачальника.

Однажды во время болезни Помпея врач предписал ему съесть дрозда. Слуги его сказали, что летом дрозда не найдешь нигде, кроме как у Лукулла, который их разводил. Видимо, у Помпея с Лукуллом в это время были напряженные отношения — тот отказался от прописанного лекарства и произнес:

— Неужели жизнь Помпея может зависеть от Лукулла?

Широко известен случай в сенате, когда «один юнец завел длинную речь, в которой назойливо распространялся о бережливости и воздержанности». Умудренный жизнью сенатор не выдержал и прервал его:

— Да перестань! Ты богат, как Красс, живешь как Лукулл, а говоришь, как Катон!

Однажды гостеприимством Лукулла воспользовались приехавшие в Рим греки. Через некоторое время эти люди засовестились, что каждый день на них производятся такие расходы, и стали отказываться от приглашения. Но Лукулл с улыбкой их успокоил:

— Кое-что из этих расходов делается и ради вас, достойные греки, но большая часть — ради Лукулла.

«Когда однажды он обедал в одиночестве и ему приготовили один стол и скромную трапезу, он рассердился и позвал приставленного к этому делу раба; тот ответил, что раз гостей не звали, он не думал, что нужно готовить дорогой обед, на что его господин сказал:

Поделиться с друзьями: