Самые таинственные и невероятные истории (сборник)

– Есть различные способы. Если жемчуг плотно прирос к створке раковины, его извлекают щипчиками. Но чаще всего выловленные раковины высыпают на циновки, разостланные на берегу. Моллюсков оставляют гнить на вольном воздухе. Через десять дней, когда процесс разложения завершится, раковины ссыпают в водоем с морской водой. После неоднократной промывки вскрывают створки раковин, и самые крупные жемчужины выбирают руками, а остающаяся грязь с мелкими жемчужинами вымывается из раковин. Теперь приступают к работе сортировщики. Сперва они отделяют от раковин перламутровые пластинки, известные в промышленности под названием беспримесных серебристых, неполноценных белых, неполноценных черных, которые продаются на вес, по сто двадцать пять и сто пятьдесят килограммов в каждом ящике. Затем извлекают из раковины паренхиму; мягкое тело животного подвергают кипячению до полного растворения и отцеживают из жидкости все, вплоть до мельчайших жемчужин.

– Ценность жемчужины зависит от ее величины, не так ли? – спросил Консель.

– Не только от величины, – отвечал я, – но и от формы, от того, чистой ли «воды» жемчужина, – иными словами, от ее цвета; наконец, от «игры», то есть от того, блестит и иридирует ли камень перламутровым блеском, столь приятным для глаза. Особенно ценным считается жемчуг, представляющий собой шаровидный наплыв перламутра, иногда прикрепленный к раковине, но обычно образующийся внутри мягких тканей мантии, так называемый perles vierges. Жемчужины эти образуются в складках ткани моллюска и покоятся там свободно; они белого цвета и большей частью непрозрачные, но у некоторых жемчужин опаловые переливы цветов. Форма этих драгоценных жемчужин чаще всего сферическая или грушевидная. Сферические жемчужины идут на браслеты, грушевидные – на серьги. Этот сорт жемчуга самый ценный и продается поштучно. Жемчужины, прикрепленные к раковине и более неправильной формы, ценятся дешевле и продаются на вес. Наконец, низший сорт жемчуга – мелкий жемчуг, известный под названием «бисера», – продается мерками и идет главным образом на вышивки и церковные облачения.

– Сортировка жемчуга, по-видимому, работа трудная и канительная, – сказал канадец.

– Отнюдь нет, друг мой! Сортировка жемчуга производится посредством сита или решета. Имеется одиннадцать различных сит для отсеивания жемчужин. Жемчуг, который остается после просеивания в редком сите, имеющем от двадцати до восьмидесяти отверстий, считается первосортным. Жемчуг второго сорта остается на решетах, в которых от ста до восьмисот отверстий. Наконец, жемчуг третьего сорта остается на решетах, имеющих от девятисот до тысячи отверстий.

– Хитро придумано! – сказал Консель. – Я вижу, что сортировка и классификация жемчуга производится механически. Не скажет ли господин профессор, какой доход приносит эксплуатация промысловых районов морского жемчуга?

– Судя по книге Сирра, – отвечал я, – цейлонские жемчужные банки ежегодно приносят три миллиона акул!

– Франков! – заметил Консель.

– Да, да, франков! Три миллиона франков, – поправился я. – Но кажется, теперь жемчужные промыслы не столь доходны, как в прежние времена. Хотя бы взять, к примеру, американские жемчужные промыслы. При Карле Пятом они приносили ежегодно четыре миллиона франков, а теперь едва ли дают две трети этой суммы. В общей сложности годовой доход с жемчужных промыслов можно исчислить в девять миллионов франков.

– Но я слышал, – сказал Консель, – что некоторые знаменитые жемчужины оценивались очень высоко?

– Верно, мой друг! Говорят, что Цезарь подарил Сервилии жемчужину, стоившую сто двадцать тысяч франков на наши деньги!

– А вот я слышал, – сказал канадец, – что в древности одна дама пила жемчуг, растворенный в уксусе!

– Клеопатра! – заметил Консель.

– Напиток едва ли приятный на вкус! – прибавил Нед Ленд.

– Просто пренеприятный, друг Нед! – сказал Консель. – Зато рюмка такого раствора оценивалась в сто пятьдесят тысяч франков! Круглая сумма!

– Жаль, что эта дама не была моей женой, – сказал Нед Ленд, выразительно поглядывая на свои руки.

– Нед Ленд – супруг Клеопатры! – вскричал Консель.

– Я собирался жениться, Консель, – серьезно сказал канадец. – И не моя вина, что дело не сладилось. Я даже купил жемчужное ожерелье для Кэт Тендер, моей невесты. Но она, впрочем, вышла за другого. И что ж? Ожерелье стоило мне всего-навсего полтора доллара! Но – поверьте мне на слово, господин профессор, – ни одна жемчужина из этого ожерелья не прошла бы сквозь сито с двадцатью отверстиями!

– Мой дорогой Нед, – отвечал я смеясь, – это был искусственный жемчуг! Простые стеклянные шарики, наполненные жемчужной эссенцией.

– Все же эта эссенция должна дорого стоить, – возразил канадец.

– Эссенция ничего не стоит! Это не что иное, как серебристое вещество с чешуи рыбки-уклейки, растворенное в азотной кислоте. Даровое сырье.

– Поэтому-то, видно, Кэт Тендер и вышла за другого, – философски рассудил мистер Ленд.

– Но возвратимся к нашему разговору о драгоценных жемчужинах, – сказал я. – Не думаю, чтобы какой-нибудь монарх владел жемчужиной, равной жемчужине капитана Немо.

– Вот этой? – спросил Консель, указывая на великолепную жемчужину, хранившуюся под стеклом.

– Не ошибусь, оценив ее в два миллиона…

– …франков! – поспешил сказать Консель.

– Да, – сказал я, – в два миллиона франков. А капитану стоило только нагнуться, чтобы взять ее!

– Э-э! – вскричал Нед Ленд. – А почем знать, может, и нам завтра, во время прогулки, попадется такая же?

– Б-ба! – произнес Консель.

– А почему же нет?

– А на что нам миллионы на борту «Наутилуса»?

– На борту, верно, не на что, – сказал Нед Ленд, – но… в другом месте…

– Э-э! В другом месте! – сказал Консель, качая головой.

– В самом деле, – сказал я, – Нед Ленд прав. И если мы когда-нибудь привезем в Европу или Америку жемчужину стоимостью в несколько миллионов, это придаст большую достоверность и больший вес рассказу о наших приключениях.

– Я думаю! – сказал канадец.

– Неужто, – сказал Консель, возвращавшийся всегда к познавательной стороне вопроса, – ловля жемчуга опасное ремесло?

– О нет, – отвечал я с живостью, – особенно если принять некоторые меры предосторожности.

– А что может быть опасного в этом ремесле? – сказал Нед Ленд. – Разве только хлебнешь лишний глоток соленой воды!

– Совершенно верно, Нед! А кстати, – сказал я, стараясь принять беспечный тон капитана Немо, – вы боитесь акул, Нед?

– Я? Гарпунер по профессии! – отвечал канадец. – Мое ремесло – плевать на них!

– Речь идет не о том, чтобы поймать акулу на крюк, втащить на палубу судна, отрубить ей хвост топором, вспороть брюхо, вырвать сердце и бросить его в море!

– Стало быть, речь идет…

– Вот именно!

– В воде?

– В воде!

– Черт возьми! А на что при мне мой гарпун? Видите ли, господин профессор, акулы довольно неуклюжие животные. Чтобы хапнуть вас, им надобно перевернуться на спину… Ну а тем временем…

Нед Ленд произносил слово «хапнуть» с такой интонацией, что мороз пробегал по спине.

– Ну а ты, Консель? Как ты насчет акул?

– Я, – сказал Консель, – буду говорить начистоту с господином профессором.

«В добрый час!» – подумал я.