Самые знаменитые истории любви войны 1812 года
Шрифт:
Снова оставшись без гроша в кармане, Жером был вынужден продать свой особняк во Флоренции и переселиться в крошечную виллу за городом. Небольшое наследство, доставшееся от матери, вскоре было пущено на ветер, и Жером оказался воистину в плачевном положении».
И тут Жерому повезло. Ему на помощь пришла еще одна женщина — маркиза и богатая вдова по имени Джустина Бартолини-Беделли.
Известно о ней немного. Говорят, что это была красивая, влюбчивая и весьма простодушная флорентийка. И Жером не упустил своего шанса. В 1840 году они тайно поженились во Флоренции, а 19 февраля 1853 года официально оформили брак в Париже.
«Она была моложе его на двадцать пять лет. Щедрая женщина погасила долги Жерома и выкупила его особняк во Флоренции, с которым он ранее расстался».
В свою очередь, «он “отплатил” ей тем, что изменял ничуть не меньше, чем Екатерине,
Прямо скажем, на терпеливых женщин бывшему королю Вестфалии везло, ибо так продолжалось до июня 1860 года, то есть до самой его смерти.
Глава 6. Правильный брак правильного генерала Барклая-де-Толли
Генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай-де-Толли в 1812 году был военным министром и командовал 1-й Западной армией.
К этому времени он уже был женат более двадцати лет. Очень удачно женат. Можно сказать, что ему просто повезло — в 1791 году он женился на Хелене-Августе фон Смиттен, дочери Гейнриха-Йоганна фон Смиттен и Ренаты-Хелены фон Стакельберг. Ей в тот момент был двадцать один год, а ему — тридцать три.
Мать Михаила Богдановича, Маргарета-Элизабет фон Смиттен [11] , была родной сестрой Гейнриха-Йоганна фон Смиттен. Таким образом, женой Михаила Богдановича была его двоюродная сестра.
11
Маргарета-Элизабет фон Смиттен была родной сестрой Эрики-Йоганны фон Смиттен, а та была замужем за бароном Карлом-Магнусом фон Поссе. Их дочь Элизабет (Елизавета Карловна) фон Поссе во втором браке была замужем за Захаром Матвеевичем Муравьевым, действительным статским советником и родным племянником Абрама Петровича Ганнибала, прадеда А. С. Пушкина. Их сын Артамон Захарович Муравьев был полковником, командиром Ахтырского гусарского полка, участником войны 1812 года и декабристом, осужденным на двадцать лет каторги. Эрика-Йоганна фон Смиттен была и матерью барона Морица фон Поссе, ставшего в 1778 году мужем Ульрики фон Липхарт (родившейся в 1761 году), лифляндской бабушки Н. Н. Пушкиной (урожденной Гончаровой), бывшей родом из семьи тартуского помещика фон Липхарта.
«Отец жены доводился Барклаю-де-Толли родным дядей, и подобные браки не были тогда чем-то необычным: на двоюродной сестре (кузине) был женат и брат Михаила Богдановича, и многие другие люди его круга. В основном такие браки заключались из имущественных соображений (так в одной семье сохранялись фамильные имения и земли), но бывали и счастливые исключения, когда в основе союза лежали взаимные чувства».
Когда Михаил сделал предложение Хелене-Августе, ее родители сразу согласились, ибо уже были к этому готовы. Они хорошо знали жениха и были уверены в серьезности его намерений. Обладавший холодным аналитическим умом Барклай-де-Толли вообще все и всегда делал очень основательно, точно взвесив все «за» и «против».
И этот брак оказался очень удачным: супруги любили и уважали друг друга. Жена неустанно заботилась о Михаиле Богдановиче: она, например, всегда посылала ему лекарства и наставляла адъютантов, как и когда давать их генералу. Письма Михаила Богдановича жене и ее ответные послания полны любви, заботы и нежности.
Венчание Михаила Богдановича и Хелены-Августы состоялось в лютеранской церкви близ Бекгофа, лифляндского имения рода фон Смиттен, и почти сразу же после свадьбы молодожены уехали в Санкт-Петербург. Там Барклаю-де-Толли предстояло продолжить службу в Санкт-Петербургском гренадерском полку.
Хелена-Августа (в России ее звали на русский манер Еленой Ивановной) была почти на тринадцать лет младше своего мужа и пережила его на десять лет.
О ней имеются кое-какие отзывы, правда, не все самые лестные. Например, в одной из биографий Барклая-де-Толли утверждается, что Хелена-Августа была «маленькая и толстая, обладавшая к тому же и крутым неженским характером».
А один из современников, некто К. И. Фишер, утверждал, что она была «очень хороша собой смолоду», но он якобы «знал ее уже тогда, когда она была уродливой толщины и на беду сентиментальна, с умом ограниченным».
На самом деле у Хелены-Августы было большое слегка обрюзгшее лицо, и маленькие карие глазки лишь подчеркивали его полноту. Именно такой она предстает в словесных портретах, написанных тогда, когда ей уже перевалило за тридцать. При этом
она была женщиной, как сейчас говорят, правильной. Правильной во всем, что касается вопросов семьи, быта и религии. Михаил Богданович, как известно, тоже был человеком очень правильным, но даже на него Хелена-Августа имела очень сильное влияние, и генерал, как отмечал один из его адъютантов В. И. Левенштерн, «был кроток, как ягненок, во всем, что касалось его жены».Хелена-Августа за время своего супружества родила нескольких детей, но в живых остался лишь один сын Эрнст-Магнус, родившийся 10 июля 1798 года, которого на русский манер звали Максимом.
В доме Барклая-де-Толли воспитывались три кузины Максима — Екатерина, Анна и Кристель, а также некая Каролина фон Fельфрейх. Родители трех первых воспитанниц были родственниками Барклаев и фон Смиттенов, и, таким образом, Михаил Богданович как бы платил за то добро, каким был окружен в юности, воспитываясь в Санкт_ Петербурге в доме родственников матери Вермеленов [12] .
12
Полковник русской армии Георг-Вильгельм фон Вермелен дал Михаилу превосходное образование и уже в его неполных десять лет записал племянника вахмистром в Новотроицкий кирасирский полк.
После отъезда Михаила Богдановича в армию они с Хеленой-Августой виделись не часто. Барклай-де-Толли воевал, а она ждала его. Встречались они только во время его кратковременных отпусков, но бывали и встречи незапланированные. Например, в 1807 году Михаил Богданович получил тяжелое ранение в знаменитом сражении при Прейсиш_ Эйлау.
Д. В. Давыдов, участвовавший в этом сражении, пишет: «Несмотря на все наши усилия удержать место боя, арьергард оттеснен был к городу, занятому войсками Барклая, и ружейный огонь из передних домов и заборов побежал по всему его протяжению нам на подмогу, но тщетно! Неприятель, усиля решительный натиск свой свежими громадами войск, вломился внутрь Эйлау. Сверкнули выстрелы его из-за углов, из окон и с крыш домов, пули посыпались градом, и ядра занизали стеснившуюся в улицах пехоту нашу, еще раз ощетинившуюся штыками. Эйлау более и более наполнялся неприятелем. Приходилось уступить ему эти каменные дефилеи, столько для нас необходимые. Уже Барклай пал, жестоко раненный, множество штаб- и обер-офицеров подверглись той же участи или были убиты, и улицы завалились мертвыми телами нашей пехоты. Багратион, которого неприятель теснил так упорно, так неотступно, числом столь несоизмеримым с его силами, начал оставлять Эйлау шаг за шагом. При выходе из города к стороне позиции он встретил главнокомандующего, который, подкрепя его полною пехотною дивизиею, приказал ему снова овладеть городом во что бы то ни стало».
Лишь наступившая ночь прекратила кровопролитие, и потери с обеих сторон были огромны. Барклай-де-Толли был ранен осколком в правую руку, что вызвало множественный перелом кости.
Михаилу Богдановичу повезло — его, находившегося в беспамятстве, подобрал и вывез из пекла сражения унтер-офицер Изюмского гусарского полка Дудников. А после этого его перевезли в Мемель (ныне это литовский город Клайпеда).
О том, что произошло дальше, читаем у А. И. Михайловского-Данилевского: «При конце боя Барклай-де-Толли был ранен пулей в правую руку с переломом кости. Рана сия положила основание изумительно быстрому его возвышению. Отправясь для излечения в Петербург, Барклай-де-Толли был удостоен посещений императора Александра и продолжительных с ним разговоров о военных действиях и состоянии армии. Во время сих бесед Барклай-де-Толли снискал полную доверенность монарха: был под Эйлау генерал-майором, через два года он является генералом от инфантерии и главнокомандующим в Финляндии, через три — военным министром, а через пять лет — представителем одной из армий, назначенных отражать нашествие Наполеона на Россию».
На самом деле все было не совсем так. Сначала в Мемель приехали жена Михаила Богдановича с сыном и воспитанницей и его личный доктор М. А. Баталин. Последний осмотрел рану и констатировал печальный факт — она очень тяжелая. Собрать обломки раздробленных костей он не смог и предложил уповать на лекарства и компрессы, которые должна была день и ночь менять заботливая Хелена-Августа.
И она, не задавая лишних вопросов, принялась за работу, но рука очень сильно болела, однако «ампутировать ее Барклай не разрешал, надеясь на то, что организм возьмет свое, и он выздоровеет».